Постепенно они загудели, мощность пульсировала в них почти осязаемо.
- Так и должно быть? - забеспокоился Хит.
Кобринский утвердительно кивнул.
- Они работают, как проводник, от реактора к полотну.
- Полотну?
- К небу, мистер Хит, - ответил Кобринский, довольно улыбаясь. - К
Небу.
В течение следующих двадцати минут он продолжал отдавать команды, что-
то регулировать, менять свои распоряжения, жонглировать векторами и
углами. Наконец он на шаг отступил от машин, повернулся к нам и объявил:
- Уже почти готово.
- Куда смотреть? - спросил Хит.
- Все окна специально обработаны, - ответил Кобринский. - Можете
смотреть в любое.
Он помолчал.
- Если не выходить из бункера, опасности нет, но лучше все-таки
влезьте в защитные костюмы, просто для перестраховки.
- Какие защитные костюмы? - спросил Венциа.
- Да, верно: когда я о них говорил, вас тут не было. Когда начнутся
взрывы, вся планета получит смертельную дозу радиации, - он подумал. -
Здесь вам ничто не грозит.
- Но как я вернусь на корабль?
- У меня где-то завалялся запасной костюм. Откопаем, когда
соберетесь уходить.
- Может, лучше мне сейчас сходить на корабль и найти свой
собственный? - предложил Венциа.
Кобринский пожал плечами.
- Как хотите. Найдете дорогу в темноте? У Солитера лун нет.
Венциа на мгновение растерялся.
- Не уверен, - признался он. - Наверное, я все-таки останусь здесь
и возьму у вас костюм взаймы, когда нужно будет уходить.
- Отлично.
Мы с Хитом облачились в экранированные защитные костюмы. Тут я заметил,
что Кобринский не надел рукавицы, и указал ему на недосмотр.
- В них неудобно манипулировать, - ответил он. - А иногда в
последние секунды требуется ручная регулировка.
Он повернулся к компьютерам и снова начал распоряжаться, произнося одни
математические формулы, которых я абсолютно не понимал.
- Теперь скоро, - сказал он, не отрывая взгляда от оборудования.
Мы все трое подошли вплотную к одному из окон и уставились в тихое
ночное небо.
- Еще немного, - пробормотал он, произнося последнее уравнение. -
Теперь внимание - пуск!
Я во все глаза смотрел в окно. Сначала ничего вроде бы не происходило.
Потом, медленно, постепенно, воздух стал ощутимо густеть, и я различил,
как возникают вихревые узоры, ставшее зримым молекулярное движение.
Сверкнула молния, непохожая на все молнии, которые я до сих пор видел,
она не рассеялась, а осталась в небе, изогнувшись огненной кривой. Еще
одна молния - еще одна линия рисунка. Вихри электрической энергии вместо
грунта, сияющие ионизированные молекулы вместо красок, новые штрихи
молний - и вдруг перед моим потрясенным взором стало приобретать форму
лицо Черной Леди.
В следующее мгновение ее лицо заняло все небо, печальные глаза сияли
светом дальних туманностей, звезды делали белые зубы еще белее, в
волосах, волнующихся темным облаком, мерцали крошечные точки звездной
пыли. Потом начались взрывы, невообразимое высвобождение энергии, и ее
лицо заиграло бликами.
- Невероятно! - воскликнул я.
- Никогда не видел ничего подобного, - добавил Хит благоговейно.
- Рот не получился, - сказал Кобринский и опять повернулся к
машинам. - Если бы удалось поймать выражение губ, так, словно она вот-
вот заговорит...
Он стал регулировать вручную.
- Сколько это продержится? - спросил Венциа.
- Секунд через десять начнет терять цельность, - сказал Кобринский,
нажимая на кнопки и манипулируя векторами. - Проклятие! Все еще не так,
и уже пропадает! Не успеваю регулировать!
- Но оно вовсе не распадается, - заметил Хит.
- Сейчас распадется.
Мы все не отрывали глаз от картины.
- Если на то пошло, я бы сказал, что изображение становится ярче, -
заметил Хит.
Кобринский подошел к окну и смущенно нахмурился, глядя на свое
творение.
- Не понимаю, - сказал он. - Она уже должна гаснуть и исчезать.
- Но она не исчезает.
- Тогда я еще успею дорисовать губы! - взволнованно воскликнул
Кобринский.
Он бросился к машинам и нажал еще несколько кнопок.
- Вышло! - триумфально вскричал он, опять оказываясь с нами у окна.
И действительно, на космическом полотне теперь сияло совершенное во
всех деталях изображение Черной Леди. Она казалась совсем настоящей, и я
поймал себя на том, что уже прислушиваюсь к словам, готовым сорваться с
ее губ.
А потом, так естественно, что лишь через несколько секунд я понял, что
происходит, ее губы шевельнулись.
- Владимир, - прошептала она с небес, и горы содрогнулись. - Иди ко
мне.
- Вы слышали? - спросил Кобринский со сверкающими от возбуждения
глазами.
- Иди ко мне, Владимир, - пропела она, и бункер дрогнул, а машины
жалобно и протестующе взвыли.
- Значит, это все-таки был сон, - пробормотал я ошеломленно, поняв,
что она зовет только Кобринского.
Кобринский, как загипнотизированный, пошел к двери. Венциа схватил его
за руку.
- Нет! - заорал он. - Сначала я задам свой вопрос!
Кобринский шевельнул плечом, и Венциа отлетел в дальний угол.
- И куда вы собрались? - спросил Хит.
- К ней, - невозмутимо ответил Кобринский.
- Если открыть дверь, Венциа умрет - и вы тоже, если не наденете
рукавиц.
- Она не причинит мне вреда, - ответил Кобринский.
- Но ее там нет! - резко произнес Хит. - Вы выйдете в радиоактивную
печь!
- Владимир, - прошептала Черная Леди.
- Она меня зовет.
- Леонардо, скажите же что-нибудь!
- Она не Мать Всего Сущего, - тускло проговорил я, чувствуя легкое
головокружение. - Она всего лишь Черная Леди.
- Что вы несете? - обозлился Хит.
Я повернулся к нему.
- Чего же она хотела от меня? - растерянно спросил я. - Не
понимаю.
- Иди ко мне, Владимир, - шептала Черная Леди.
Кобринский открыл дверь.
- Нет! - вскричал Хит, прыгнув к нему в тщетной попытке остановить.
Он опоздал, и через мгновение сильный порыв ветра захлопнул дверь
снаружи.
Мы оба кинулись смотреть к окну, и к нам присоединился Венциа с
безобразным кровоподтеком на лбу.
Кобринский стоял примерно в пятидесяти ярдах от бункера, молящим жестом
воздев руки к небу - и как раз перед тем, как начала рассеиваться
картина, неизменно печальное выражение на лице Черной Леди растаяло,
вдруг сменившись улыбкой. Я перевел взгляд туда, где стоял Кобринский,
но его не было. Ничего не было.
- Где он? - спросил я озадаченно.
- Исчез, - сказал Хит и смущенно нахмурился. - Во всяком случае,
мне кажется, что он исчез.
- НЕТ! - завопил Венциа, подбегая к двери и распахивая ее. - Вы не
можете уйти! У меня есть вопрос!
- Не выходите, друг Рубен! - закричал я ему вслед. - Когда
Кобринский открыл дверь, вы уже попали под облучение, у вас нет защиты!
Вы умрете!
- Не держите меня! - огрызнулся Венциа, вырвался и побежал туда,
где исчез Кобринский.
- Прошу вас! - он вопил во все горло. - Я должен знать!
- Надо привести его назад, в помещение, - требовал я.
- Пусть кричит и получит ответ, - устало произнес Хит. - Он уже
мертв.
- Но...
В вышине прогремел последний яростный взрыв, и небо снова стало темным.
- Включите счетчик радиации, Леонардо, он сверху на лицевом щитке,
- сказал Хит. - Если его не убила волна последнего взрыва, то в
ближайшие десять секунд он сгорит, как уголь. Мозг у него уже изжарился.
- Я должен был его остановить, - сказал я, выбегая из бункера. - Я
должен ему помочь!
- Ему уже не поможешь, - ответил Хит, но вышел за мной.
Когда мы добежали до Венциа, он был без чувств. Лицо покрылось черными
ожогами, обгорелые волосы дымились, но он еще жил. В конце концов нам
удалось втащить его в бункер и положить на койку Кобринского.
- Можно было с тем же успехом оставить его снаружи, - заметил Хит.
- Когда открываешь дверь в ядерную печь, нечего ждать, что квартира
останется незараженной.
Я взглянул на счетчик радиации, и его показания подтверждали сказанное.
Венциа что-то пробормотал обожженными губами.
- По-моему, он просит воды, - сказал Хит.
- Но вода заражена, - сказал я.
- Все равно дайте. Какая теперь разница?
Я налил воды в металлическую чашечку и поднес к губам Венциа.
- Спасибо, - прохрипел он и уронил голову на подушку. - Где она?
- Ее нет, - сказал я. Только сейчас на меня обрушился весь смысл
происшедшего.
- Она не Мать Всего Сущего. Она приходила не за мной, а за
Кобринским.
- Теперь я никогда не узнаю, что за пределами, - прошептал Венциа.
- Очень скоро узнаете, друг Рубен, - сказал я тихо.
Вдруг он напряженно приподнялся, устремив невидящий взгляд в
пространство.
- Что с вами, друг Рубен? - спросил я.
- Я ее вижу!
- Она зовет вас?
Он нахмурился.
- Нет. Она с ним.
- С Кобринским?
- Да.
- Что она делает? - спросил я.
- Она улыбается.
Он снова упал на койку.
- Наконец-то она улыбается, - прошептал он и умер.
Несколько минут я сидел без движения у тела Венциа. Потом почувствовал
руку Хита на своем плече.
- По-моему, пора идти, Леонардо, - говорил он.
- Да. Пора.
- Придется оставить тело здесь. Мы не можем рисковать, забрав его
на корабль - большой риск.
- Да, - ответил я, встал и пошел за ним к двери.
- Знаешь, - задумчиво произнес он, когда мы брели к кораблю, - я
все еще не совсем верю в то, что увидел.
- Я верю.
- Интересно, где она снова появится? - пробормотал он задумчиво.
- Она никогда больше не появится, - ответил я.
Эпилог
Вот и вся история Черной Леди.
Но это также история Леонардо, который продолжает одиноко бродить по
галактике, которого все сторонятся, чье имя никогда больше не будет
произнесено в его Доме и Семье, и чьим прегрешениям нет числа.
После того, как я улетел с Солитера вместе с Валентином Хитом, я не
однажды собирался совершить ритуал самоубийства, но каждый раз был
вынужден откладывать его по этическим причинам: все ждал, пока кончится
временная отсрочка, истечет контракт с Клейборном. А когда, наконец,
пришел этот день, когда я официально оказался свободен от обязательств,
я понял, что, не будучи более бъйорнном, я свободен и от соблюдения
бъйорннских обрядов.
Три года мы с Хитом перелетали с планеты на планету, всегда на один шаг
опережая полицию, и я учился единственному ремеслу, к которому был
пригоден. Именно в это время - больше от скуки на борту маленького
кораблика, чем по другой причине (во всяком случае, так мне казалось) -
я начал серию набросков Черной Леди, старательно, но безуспешно пытаясь
передать ее неуловимую прелесть.
А в один прекрасный день Хит попался, и я оказался совершенно один. Вот
тогда я понял, в чем мое истинное предназначение, почему события
сложились так, что в тот роковой день я оказался на Солитере, почему она
являлась ко мне в видении, и что она от меня хотела.
Ее портретов много, и на всех она изображена с печальным выражением
лица. Теперь Кобринского нет, Венциа мертв, а Хит в тюрьме - и только я
могу изобразить ее такой, как она явилась в последний раз и какой
останется до скончания времени.
У меня уйдет на это много труда и много лет, потому что в живописи я
столь же неловок, как и во всем остальном. Но когда-нибудь у меня должно
получиться - ибо лишь когда последний портрет Черной Леди будет завершен
и завершит собой ряд других, кончится моя и ее одиссея.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33