.. Замечательный был вечер — прохладный, душистый. Она рассказывала об осени в Америке, об Индии, где провела несколько лет вместе с мужем, который работал тогда в Международном банке содействия развитию деревни... Ох, уж этот Сайд! И что он ко мне привязался? Я сам люблю драки, но ведь нужно и меру знать. Надо слушать внутренний голос, а он говорит мне сейчас: "А не пора ли передохнуть тебе, братец?"
И все же в воскресенье я пошел на встречу с Саидом. Он уже ждал, выбрав столик на двоих в дальнем углу.
— Терпеть не могу ждать, извелся весь. Ладно, давайте уж я скажу все сразу... Понимаете, Халиль, мне тут кое-что сказали... Хочу спросить вас, так ли это.
У меня екнуло сердце. Ну, что ж ты замолчал? Договаривай! Молчит и только сверлит меня своими глазищами.
— Говорят, вы пошли на попятную и подали начальству совершенно другую записку о проекте соглашения с французами?
Теперь уже молчу я. Значит, все-таки пронюхал. Но как ему удалось? Уму непостижимо! Сболтнул кто-нибудь из отдела кадров? Какая-нибудь секретарша или девица, которой поручен секретный архив шефа? Поди догадайся, когда у этих профсоюзников свои люди повсюду...
— Кто тебе это сказал?
— Вы отвечайте на мой вопрос: правда это или обычная трепотня?
Что ему сказать? Все равно лгать я не умею...
— Правда. Но кто тебе сказал?
— Скажу — все равно не поверите.
— Почему? Я привык, что ты мне не врешь.
— Кто мне сказал? — Он глубоко втянул воздух. — Лошадиная Морда, вот кто.
У меня отвалилась челюсть.
— Он?! С ума сойти! Зачем он это сделал?
— А потому что знает о нашей с вами дружбе. Хотел, так сказать, одним махом двух зайцев. И со мной вас поссорить, и среди рабочих ославить: он же уверен, что я им обо всем расскажу.
Я услышал, как стучит мое сердце. - — И ты, конечно, расскажешь?
— Пока не знаю, еще не решил. Ребятки из отдела безопасности вцепились в меня крепко. Будут трясти, это уж как водится. Не успокоятся, пока все не выведают: кто свой, кто колеблется, а кто открыто идет против... Не думаю, Халиль, что шеф стал вам доверять больше прежнего. Ему-то уж наверняка донесли, что профсоюз в своем протесте исходил в основном из вашей докладной... Но меня беспокоит не это. Главное, что меня сейчас тревожит, — это вы, Халиль. Я по-прежнему считаю вас своим другом, но я не вправе пренебрегать и интересами моих товарищей по работе. Просто не знаю, как мне быть. Честно вам скажу, мне было очень больно узнать, что вы так поступили. Как я смогу теперь смотреть людям в глаза? Как у меня повернется язык сказать им, что Халиль Мансур, старый, испытанный борец, решил вдруг переметнуться, продался, испугался за свое теплое местечко... И кому продался? Ворам, негодяям, торгующим родиной. Как я скажу это людям, у которых от работы зависит вся их жизнь, судьба их близких?.. Ведь если будет подписан контракт, они же по миру пойдут! Вы это понимаете? — Он яростно потряс меня за руку. — Понимаете или нет? — С отвращением отшвырнул мою руку. Глаза его яростно сверкнули. — Молчите? Еще бы, что вы можете сказать! Будь он проклят, тот день, когда я с вами познакомился. С врагами по крайней мере все ясно. А вот такие, как вы, что прикидываются социалистами и говорят громкие слова, хуже всяких врагов!..
Сердце куда-то ухнуло и на миг перестало биться. Все, сейчас умру. Я сидел перед ним пришибленный, не в силах вымолвить ни слова. Заплачь я в этот миг, наверное, мне стало бы легче. Но плакать больше было не о чем. Все было кончено. Не осталось ни настоящего, ни будущего, ни даже прошлого. Я сам втоптал их в грязь. Все, теперь одиночество, уже
окончательное. Ни Сайда, ни Амины, ни старых друзей. Будут обо мне судачить, скажут: "Сам выбрал скользкую дорожку", пожмут плечами да и разойдутся по своим делам. Что ж, у них иные заботы, они в гуще борьбы... Я почувствовал ком в горле, обычный предвестник отчаяния...
Сайд резко поднялся, отшвырнул стул, на котором сидел, и, не глядя на меня, быстро вышел на улицу. Еще мгновение — и его долговязая фигура скрылась в толпе...
VII
Я взглянул на часы. Четверть девятого. Целый день впереди — долгий, бесконечно долгий день. Какая тоска! Работа в компании стала в последнее время просто невыносимо^. Хороший оклад — вот единственное, что меня здесь удерживает. Да еще, пржалуй, боязнь остаться без места. Сколько людей тщетно пытаются устроиться! Кто это сказал, что работа должна стать естественной потребностью человека, источником его радости? Кажется, Маркс... Что это — гипотеза ученого, мечта поэта или бредовая идея? Кто его знает... Может, когда-нибудь, через сотни лет, в другом обществе так оно и будет.
Телефонный звонок... Прокуренный, пропитой голос шефа. Что ему от меня надо в такую рань? Немедля требует меня к себе в кабинет. Дело, видно, серьезное, раз он явился на работу раньше положенного. А впрочем, может, какой-нибудь вздор. Очередная сплетня — кто-то из директоров пытался затащить в свою гарсоньерку какую-нибудь девчонку. Шеф большой любитель подобных историй. Сам он, как поговаривают, давно уже ни на что не способен, а потому выступает великим ревнителем нравственности. Опять же и пикантный материалец против подчиненных никак не повредит. При случае можно и пошантажи-ровать.
...Он, как всегда, восседал за своим столом. Лицо подчеркнуто серьезно и озабоченно. Гладко выбрит, надушен, кремовая рубашка скроена по последней моде. Поздоровался кивком и протянул мне какую-то бумажку. Телеграмма: "Мьсе Жан Рокар прибывает самолетом "Эр-Франс'\ рейс 494, в следующую пятницу двадцать второго августа, для завершения переговоров между компанией "Фивы " и фирмой "Ла Рошелъ ". Первое заседание желательно провести в субботу в девять тридцать утра..."
Я поднял глаза и встретил его испытующий взгляд. Молчит. Молчит и смотрит, каково впечатление. Закуривает.
— Садитесь и постарайтесь понять хорошенько, что я вам сейчас скажу. У нас начинается ответственный период. Этот гамый мсье Бокар...
— Мсье Рокар...
— Ну, Бокар, Рокар, один черт! Короче, этот самый Рокар везет с собой новый проект контракта... — он на секунду замолчал — ...с которым нам надлежит ознакомиться и дать свой ответ в течение недели до его отъезда. Они прислали мне письмо, из которого явствует, что терпение их на исходе и приезд этого Рокара в Каир для нас последний шанс...
Я слушал его, не перебивая, - пусть договаривает.
— Почему вы молчите? Вам что, не по вкусу все это?
— Да какое это имеет значение, по вкусу мне это или нет? Просто жду, когда вы скажете, я-то вам зачем потребовался?
— Чтобы дать свое заключение о новом проекте контракта.
— Как, опять? И это после всего, что произошло?
— Именно так... Послушайте, давайте говорить откровенно... — Он протянул мне пачку сигарет. — Курите!
— Спасибо, уже месяц не курю.
— Что так?
— Здоровье не позволяет. Да и недешево обходится мне эта привычка — больше двадцати фунтов в месяц.
— Двадцать?! — Он засмеялся. — У меня на сигареты фунтов семьдесят в месяц уходит. Так на чем мы остановились? Словом, я еще не разочаровался в вас окончательно. Вы мне нужны... Вы один из немногих действительно талантливых наших работников. Более того, скажу вам откровенно — я еще ни в ком не встречал такого умения мгновенно схватывать самую суть вещей... Готов поклясться чем угодно, я искренне желаю вам добра, и только добра... Но вы должны мне помочь, причем сделать это искренне, от чистого сердца. Вы даже не представляете себе, какие горизонты перед вами откроются, какие деньги вас ждут... Впрочем, материальная сторона вас, кажется, мало интересует. Но ведь существуют еще и поездки за рубеж, возможности для научной работы. Вы, разумеется, знаете, что представляет собой наш французский партнер?.. Фирма "Ла Рошель"... Мы же — ничто, мы — жалкая козявка по сравнению с ними. Ну, так что вы на это скажете? Я жду.
— А что я, собственно, могу сказать? Мой ответ известен заранее. Все, о чем вы тут говорили, входит в мои прямые обязанности. Отказаться я просто не имею права...
— Не прикидывайтесь дурачком. Вы прекрасно поняли, что я имел в виду. Я хочу сказать, что с того самого момента, как я передам вам проект контракта, вы становитесь одним из моих доверенных лиц. На вас ложится огромная ответственность, но вместе с тем проект сулит немалые выгоды и лично вам. Что касается ответственности, то первое, что от вас требуется, — это полная преданность руководству компании, точнее говоря, лично мне. Вам надлежит соблюдать строжайшую секретность. Иными словами, если мне станет известно, что вы обсуждали проект хоть с одним человеком, компания немедленно с вами распрощается.
И опять я слышу стук собственного сердца. В горле пересохло... Шеф снимает телефонную трубку, не спуская при этом с меня глаз. Так и шарит по лицу, ищет, за что бы зацепиться. Вот она, роковая развилка дороги. С ним — или с ними. Плыть по течению в грязном потоке, затопившем страну, или оставаться на крошечном островке честности и правды. Но у меня нет выбора. Откажусь — значит, я с ними, и отсюда все надлежащие выводы. Соглашаться? Но, сказав "а", надо говорить и о .
— Сухейр, — говорит он в трубку, — пришлите мне в кабинет два кофе. — Вопросительный взгляд в мою сторону. — Да, да, сахару чуть-чуть.
Настольные часы громко отсчитывают секунды. Шеф настороженно ждет — я еще щ дал своего ответа. Дальше молчать невозможно, он может что-нибудь заподозрить.
— Я согласен.
Он расплывается в широкой улыбке, демонстрируя мне два ряда крупных желтых зубов.
— Поздравляю! Вы сделали действительно правильный выбор — в пользу своих незаурядных деловых качеств, наконец-то вы поняли, где ваши интересы. Но... - прервав на полуслове свои поздравления, он снова впивается в меня колючим взглядом, будто хочет еще раз удостовериться, — ...помните, о нашем с вами разговоре — никому ни слова! Мсье Рокар приедет сюда в половине десятого. Я встречу его сам, побеседую с ним часок, а затем пошлю за вами. Надо вас с ним познакомить.
Вошел служитель, неся кофе. Шеф подождал, пока за ним закроется дверь, и продолжал:
— Не забывайте также, что у стен есть уши. И глаза. Правда, мы тоже не дремлем... Вы обратили внимание, что все происходящее на заводе мне немедленно становится известно? Почему вы не пьете ваш кофе?
Я поднял чашку и отхлебнул маленький глоток. Мысли беспорядочно носились в голове.
— Как здоровье жены?
Вон оно куда зашло — вспомнил, что я женат! "Как здоровье жены?.." Что ж, теперь мы в одном лагере...
— Спасибо, хорошо.
— Если что-нибудь будет надо, не стесняйтесь...
Я кивнул, быстро заглотнул остатки кофе и пошел к двери, спиной чувствуя его взгляд.
В субботу около часа дня встретился с мсье Рокаром. Лощеный господин с изящным чемоданчиком из мягкой кожи, на котором замок с шифром. Разговаривает подчеркнуто учтиво, словно на приеме в Версальском дворце. Попробовал, правда, втянуть меня в политический спор, но я ловко увернулся, спросив его о ценах на химическое сырье, которое нам предстоит импортировать через фирму "Ла Рошель".
Беседу ведет непринужденно, избегая острых углов. Перед моим уходом вручил мне экземпляр проекта, и я понял, что шеф, как и обещал, говорил с ним обо мне. Мол, глядите, какие у нас люди!
Я сунул проект в конверт и ушел домой часа за два до конца рабочего дня. Хотелось пройтись, привести в порядок мысли. Может, физическая усталость снимет хоть часть нервного напряжения, накопившегося за день... Непривычная тишина царила в управлении. Двери закрыты, в коридорах пусто, нет обычной суеты, не слышно громких голосов. Внизу у лестницы о чем-то вполголоса разговаривают несколько рабочих, но, завидев меня, замолкают и тотчас расходятся. В углу двора застыл в ожидании большой черный лимузин, готовый по первому сигналу сорваться с места... Хмурые лица вахтеров у проходной. Что-то ждет их завтра? Я ускорил шаг. Зайти к Амине? Не стоит... Сел на поезд, доехал до станции Дар ас-Салям, но сходить не стал, поехал дальше. Не сидеть же мне одному дома. Поброжу по городу, так лучше думается.
Но и на улице не стало легче. Все те же видения вставали перед мысленным взором: девицы в белых платках... полицейские машины... баррикады... обнаженные штыки... заграничный паспорт в руках — поезжай, куда душе угодно! — ...пачки валюты... И надо всем этим леденящий взгляд недобрых глаз и желтый конверт с проектом контракта... Устал как черт, но ясности в голове не прибавилось. Нет, видно, на улице толку не будет, надо идти домой. Напишу-ка сначала справку, а там будет видно.
Вокруг тишина, такая глухая, что даже щелкнувший дверной замок заставил меня вздрогнуть — того и гляди, перебужу всю округу! Вошел, разделся, сбросил ботинки, сунул ноги в домашние тапочки. Приготовил себе крепкого кофе, достал желтый конверт с проектом. Отхлебнул кофе. Ага, так-то оно лучше. Исчезает, рассеивается проклятая дымка. Включил радио: "...Моше Даян намерен посетить Каир..." Снова выключил и уткнулся в проект. Незаметно для себя увлекся, забыв обо всем на свете, и спохватился, только услышав за окном скрип тормозов: сосед вернулся, он всегда возвращается домой за полночь. Перечитал написанное резюме. "На основе вышеизложенного можно сделать вывод, что заключение контракта позволит компании "Фивы" в ближайшие три года удвоить прибыль, увеличить производство на одну треть по сравнению с нынешним уровнем и поднять среднюю производительность труда на 50%... Что же касается негативных сторон, то основная из них заключается в том, что контракт полностью лишает компанию права принимать самостоятельные решения в области политики капиталовложений, структуры импорта, сбыта продукции, а также распределения и использования прибылей, передавая таковое право руководству фирмы "Ла Ро-шель". Следует отметить также, что рост производительности труда неизбежно повлечет за собой необходимость сократить число рабочих в пределах двухсот-трехсот человек, и в первую очередь лиц с низкой квалификацией..."
Между прочим, Амины все еще нет. Уж не случилось ли с ней чего? А впрочем, что с ней может случиться? Задержалась где-то, вот и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21