Поскольку она еще лежала в постели, кровать приобрела вид парусника.
— Я получила деньжата вчера вечером,—сказала она нарочито безразличным тоном.—Со смерти Сильвера прошло десять дней, эта история уже никого не интересует, Я из нее не смогу больше выжать ни одного су,
— Я знаю,—произнес Валентин.
— И ты знаешь также, что через месяц мы едем в отпуск.
— Разумеется.
— Я подумала, что не мешает, пожалуй, подзаработать.
Валентин выпил апельсиновый сок, поставил стакан на каминную доску и принялся завязывать галстук.
— Конечно. Но каким образом?
— Твой друг Бландье Жюль...
— Мой друг?!
— ...подсказал тебе, кажется, неплохой способ. - Не говори мне об этом деле.
— Чем мы рискуем?
— Но это незаконно!
— Если бы все делали только то, что законно, половина людей на свете умерла бы с голоду. Ты знаешь, что матч Шульцер — Ламрани аннулирован? Сарков порвал контракт,
— Кто тебе сказал?
Роберта бросила адвокату газету.
— В «Экип» так прямо и написано. Этот матч заменяется другим; между тем молодым человеком, которого мы тогда видели, и испанцем, неким Лу Реалом. А мне нравится этот Кид Черч. Мне хочется поставить на него двадцать тысяч.
— Ты сошла с ума,— спокойно произнес Валентин.
— Почему же? Наверняка есть люди, которые выигрывают!
- Возможно, но мне с ними не приходилось встречаться.— Послушай, но я хочу попробовать. В конце концов, это мои деньги. Чем я рискую?
— Ты рискуешь двадцатью тысячами франков.
— Отведи меня к Бландье Жюлю.
— Если бы я знал! — проворчал Валентин.
Какого черта ему понадобилось рассказывать этой Идиотке о Вандербруке? Теперь она не успокоится, пока не добьется своего.
— Ладно,— сказал он, надеясь, что днем она, возможно, забудет о своем дурацком намерении,— я отведу тебя позднее. Сейчас я должен идти в Сантэ* повидать Туана. Мне за это заплатили.
— В котором часу ты вернешься?
— К полудню. Сначала я зайду во Дворец Правосудия, возьму разрешение на свидание, а потом — в тюрьму.
Спустя час в Сантэ Валентин предъявил разрешение надзирателю, и тот проводил его в комнату для свиданий на первом этаже —бывшую камеру, единственное окно которой выходило на прогулочный двор.
Листочек, который заполнил надзиратель, переходил из рук в руки и, наконец, очутился на столике перед старшим надзирателем.
— 14 —70! —крикнул он.—Антуан Олив! К адвокату!
— 14 —70! —повторил тюремщик.— Антуан Олив1 К адвокату!
Дежурный на четвертом этаже, пройдя по узкой галерее, сунул ключ в замочную скважину и открыл дверь. Он увидел, как в мгновенье ока исчезла в чьем-то кармане колода карт, а один из заключенных схватил сигареты — ставку в этой партии. — Кто выигрывает? — улыбаясь, спросил дежурный,
— Что вы сказали, шеф?
— Ну да,— ответил дежурный.— Сейчас у меня нет времени. Потом разберемся. Антуан Олив?
— Это я, шеф.
— К адвокату.
Марселец прошел галерею, спустился по лестнице.
— Куда идете?
— Антуан Олив, отделение 14, камера 70. К адвокату,
— Где постановление о взятии под стражу?
Заключенный протянул зеленый листок, который в настоящий момент служил ему удостоверением личности.
— Хорошо. Идите!
Туан зашагал по галерее, широкой, как улица, и столь же оживленной. По одну сторону этого бетонного проспекта группа заключенных дожидалась отправки во Дворец Правосудия, по другую — заключенные толпились у дверей помещения, где находилось что-то вроде тюремного трибунала, раздающего как наказания, так и льготы.
Несколько заключенных курили украдкой, пряча сигарету в кулаке, шныряя взглядом по сторонам, задерживая дым во рту, когда мимо проходил надзиратель.И все же после удушливой атмосферы камеры Туану, когда он шел по этому коридору, казалось, что он еще свободен.
— Куда вы идете? — спросил тюремщик.
— К мэтру Валентину Руселю. — Сюда.
Тюремщик втолкнул Туана в комнату для свиданий и закрыл за ним дверь. Несколько мгновений адвокат и заключенный смотрели друг на друга, и каждый пытался составить впечатление о другом.
— Садитесь! — сказал Валентин.
— Я получил записку от Жюля Бландье,— заговорил Туан.—Вроде бы это он вас прислал. И что ему взбрело в голову? Я уже большой, могу и сам защищаться!
Валентин собирался сесть, но тут же передумал.
— Знаете,— сказал он,— вы можете отказаться от моей защиты. Никто вас не заставляет...
Туан пожал плечами.
— Вы или кто другой...— проговорил он.— Так или иначе, а я невиновен, и это, в конце концов, выяснится.
Валентин подумал, что для уроженца юга Туан чертовски флегматичен. Однако чувствовалось, что это внешнее безразличие, скрывающее ярость.
— Расскажите мне, что произошло,— сказал Валентин.— Я едва успел ознакомиться с делом.
— Дело! — усмехнулся Туан.— Его практически не существует. Я невиновен. Разумеется, они хотели заставить меня признаться. Но в чем я по-вашему должен признаться? Повторяю, я невиновен.
Валентин протянул ему сигарету, и Туан с радостью взял ее. Сигарета в тюрьме — это и развлечение и разменная монета.
— Если вы читали газеты, вы знаете столько же, сколько и я,— сказал он.
— Однако вы были у Сильвера. Привратник видел, как вы выходили.
— Конечно, я был у него. Хотел попросить контрамарки на матч. Мы немножко поругались, он так и не дал контрамарок, и, разозлившись, я ушел. Как вы думаете, убивают человека за два билета?
Он затянулся, медленно выпустил дым через нос, продолжая говорить:
— Они мне сказали: «Есть твои отпечатки пальцев». Разумеется, есть мои отпечатки, но и еще кучи людей. А в некотором смысле это даже доказательство моей невиновности: если бы я хотел укокошить Сильвера, уж я бы надел перчатки.
— Действительно, это доказательство, которое можно истолковать двояко,— согласился Валентин.
— А ведь есть люди, у которых были настоящие мотивы для убийства.
Он наклонился, облокотившись на шаткий столик.
— Послушайте, мэтр, есть в этом деле вещи, которых я не понимаю. Почему мне оказывает помощь этот самый Бландье, а мои дружки меня бросают?
— Мне ничего об этом неизвестно,— ответил Валентин.— Кто ваши... дружки?
Туан сделал неопределенный жест рукой, затянулся, прикрыв глаза.
— Он говорит, будто вы были другом его брата,— сказал адвокат.
— Это правда,—признал Туан.—Но я не знал, что в Бландье так сильны родственные чувства. А потом, почему сцапали меня одного, тогда как Кид Черч, например...
— Кид Черч был на ринге. И к тому же у него не было никаких причин убивать Сильвера.
Туан зловеще улыбнулся:
— Может быть. Но зато, возможно, у Сильвера были причины избавиться от человека, который начинал ему серьезно мешать?
— Что вы имеете в виду?
— О, ничего! Быть может, вы могли бы задать несколько вопросов на эту тему вдове.
— Не хотите ли вы сказать, что мадам Сильвер... —Да, месье. Послушайте, мэтр, у меня нет привычки болтать с легавыми, даже когда мне пытаются пришить дело; Но мой адвокат —это. другой вопрос. Мадам Силь-вер заставила мужа заняться Кидом Черчем по причинам очень... личным. В боксерской среде еще не все об этом знают, но мне это известно. Могу вам даже дать адрес, куда она его приводила.
Тюремщик неожиданно открыл окошечко.
— Мне пора,— сказал Валентин, поднимаясь.— Я сделаю все, чтобы вытащить вас отсюда. Сегодня вечером пойду к следователю. Еще сигарету?
- С удовольствием, спасибо. Я все это в голову и не беру. Уж в этот-то раз я ее не потеряю!
Что касается Валентина, он не был в этом так уверен.
— Понимаешь,— объяснял сержант Пуалар, лениво крутя педали велосипеда,— я не то чтобы против, скорее я не за.
— Конечно,— ответил полицейский Мезюр.
— Те, кому это нравится, на здоровье. Но мне... Вот почему я вышвырнул блюдо во двор.
Они мирно ехали под мелким, почти осенним дождичком по улице, которую какой-то шутник-урбанист окрестил Райской, расположенной на подступах к предместью Сен-Дени. В эту дождливую ночь улица была пустынной.
— Можешь мне поверить, брызги долетели до второго этажа.
Полицейский Мезюр от души посмеялся, продолжая крутить педали. По пустой улице перед ними медленно ехала машина.
— Однако,— сказал Мезюр,— рис полезен. От него крепит, но он полезен.
— Что он там делает, этот тип? —пробормотал Пуалар— его мысли уже занимал автомобиль.— Он что, катается?
В конце улицы неоновые вывески отражались в мокрых тротуарах. Показалась женская фигура, и машина внезапно увеличила скорость. Полицейские мирно продолжали патрулирование. Но не проехали они и десяти метров, как раздался выстрел.
Пуалар поднял голову. Женщина неподвижно застыла, прижавшись к стене, раскинув руки. Из машины сверкнул язычок пламени.
— Честное слово...— начал сержант. Раздался еще выстрел — женщина сползла на землю.
— Да он же стреляет в нее!—закричал Мезюр. Машина, подскочив на крутом повороте, уже мчалась по предместью Сен-Дени. Сержант Пуалар достал свой свисток и выхватил из кобуры револьвер. Дождливой и туманной ночью невозможно было различить номер автомобиля.
— Стрелять по машине? — спросил Мезюр, Но автомобиль уже исчез.
—Не стоит,— посоветовал Пуалар.— Он слишком быстр для нас. Беги в ближайшее бистро и звони в комиссариат.
Они вместе соскочили с велосипедов и склонились над молодой женщиной.
— Ее даже не ранили! — сказал Мезюр.
— Как ты это определил? — усмехнулся Пуалар.— Пуля человека пополам не режет! Она делает маленькую дырочку — и готово.
Над ними хлопали ставни, в окнах появлялись испуганные физиономии. Должно быть, выстрелы услышали и в бистро, потому что оттуда бежали люди во главе с хозяином, который не успел даже скинуть полотенце, переброшенное через плечо.
Полицейские подняли молодую женщину и усадили, прислонив спиной к стене. Она открыла глаза и прошептала: «Спасибо».Луч электрического фонарика осветил ее с ног до головы.
— Может, ты и прав,—прошептал Пуалар,
— Вы ранены? — спросил Мезюр.
— Нет,— ответила женщина.— Но я так испугалась! Сержант посветил фонариком над ней.
— Было от чего,— сказал он.
Одна пуля вошла в деревянные ворота, а две другие поцарапали стену.Несмотря на моросивший дождь, толпа становилась все гуще, пополняясь неизвестно откуда появившимися в ночи людьми.
- Кто-то...— прошептала женщина.— В меня стреляли........
- Принести что-нибудь выпить? —предложил хозяин бистро.
— Я пойду с вами,— сказал Пуалар.—Мне надо позвонить,
Он надеялся заодно и пропустить стаканчик, чтобы согреться,
— У вас есть документы? —спросил он у женщины,— И что вы здесь делали в такое позднее время?
Она приподнялась, показала на папки, которые выронила, когда упала.
— Мое имя Жасмина Сильвер, я была...
— Вы жена менеджера, которого...
— Да. Я собираюсь продолжать дело мужа и ходила за бумагами в его контору.
— Но почему в вас стреляли?
Жасмина сделала неопределенный жест рукой:
— Я не знаю.
Сквозь туман донесся вой полицейских сирен. Кто-то, вероятно, оказался расторопней, чем Пуалар и Мезюр, и сержанту так и не пришлось выпить стаканчик рома при исполнении служебных обязанностей.
— Что будем делать, патрон? — спросил Симони через несколько часов после покушения.
— А что ты хочешь, чтобы мы делали? — раздраженно тветил комиссар Шенье.
Это дело начинало ему надоедать, и в довершение все-о его язва снова давала о себе знать. Засунув руки в караны брюк, с трубкой в зубах он застыл перед окошком, выходившим на набережную. Внизу в безмятежности яркого летнего дня легкая парусная шлюпка медленно уплывала навстречу зеленым берегам.
— Знаю, что ты думаешь,—сказал комиссар.— Ты думаешь, что если кто-то стрелял в Сильвершу, значит, Туан чист.
Он резко обернулся, направив свою трубку на Симони:
— Или наоборот. Это доказывает, что ты попал пальцем в небо со своей теорией убийства из ревности. Она и так не очень-то подходила... Ты, конечно, думаешь, что если бы Жасмина организовала убийство мужа, в нее не стреляли бы.
— Разумеется...— проговорил Симони.
Он присел на угол письменного стола и стал в задумчивости чистить ногти.
— Нет, сынок. Тут что-то не так, но что —не знаю, и это меня раздражает. А этого мерзавца Туана разговориться не заставишь. Все эти типы одинаковы. Комиссар вычистил трубку и вновь набил ее.
— Вот о чем говорит нам это покушение: во-первых, в этом деле замешано несколько человек, во-вторых, они заинтересованы в том, чтобы убрать мадам Сильвер. А это значит: ей что-то известно.
— Ну да,— согласился Симони.— Только она так же нема, как Туан, а может, и больше.
Щенье взглянул в окно. Он увидел, как внизу из главных дверей полицейского управления вышла Жасмина, пересекла улицу и села в свою машину.Они продержали ее три часа, но безрезультатно. Она ничего не знает, ничего не понимает, ничем не может помочь.
— Ты сообразил сказать Мишо, чтобы он следил за ней?
— Да, патрон. Он уже начал слежку.
— А телефон? Симони кивнул:
— Уже прослушивается. Однако птичка соображает, что к чему.
— Но, в конце концов,— взорвался Шенье,— не ради же шутки в нее пульнули три раза. И промазали совсем чуть-чуть. Женщина — не куропатка, ее не убивают ради забавы.
Наступило молчание. Симони взглянул на часы.
— Я, наверное, пойду завтракать, патрон. Я проголодался. Пойдете со мной?
— Да,— ответил Шенье,— мне больше нечего здесь делать.
В коридоре за стеклянной дверью царило обычное в полдень оживление: люди бегали взад и вперед, слышались обрывки разговоров, звонки. В других кабинетах продолжалась работа с «клиентами». Инспектора подвергали их перекрестному допросу.
— Во всяком случае,— сказал Шенье, когда они спускались рядом по узкой деревянной лестнице,— во второй половине дня постарайся быть на месте пораньше. Я пойду к префекту.
— К префекту? Зачем?
— Надо устроить облаву у ворот Сен-Дени. Возможно, это ничего не даст, но посмотрим. Я-то думаю, что мы уже опоздали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16