Кид был так похож на него, что для Жасмины начался сон,— она даже не отдавала себе в этом отчета,— подкрепленный, правда, чувственной реальностью. И до сегодняшнего вечера все было очень легко...
Валентина удивила нервозность женщины в красном, которая раз двадцать взглянула на часы. Внезапно она встала, случайно задела Валентина и застенчиво улыбнулась,
— Простите...
Она поспешила к раздевалкам, хотя доступ туда для публики был закрыт. Но, в конце концов, она была жена Сильвера, и ей надо было кое-что узнать.Она толкнула дверь и пошла по коридору. Никто не обратил на нее внимания. Секунданты, журналисты, какие-то непонятные люди бегали взад-вперед. Ни одной женщины здесь не было.
Чарли нахмурил брови и кончиком сигары указал на Жасмину.
— Это что за птичка? — спросил он.
Он стоял перед раздевалкой Роберта Барка. Дверь оставалась приоткрытой, и Жасмина, проходя, отвернулась— испанец был абсолютно голый. На стене висели фотографии чемпионов и подкова, которая должна привлекать на сторону «гладиаторов» капризное счастье.
— Да это же жена Сильвера! — ответил секундант.
— Жена Сильвера?! — воскликнул Чарли.
Он бросил сигару и кинулся догонять Жасмину.
— Простите, мадам,— сказал он.— Меня уверяют, что вы жена Сильвера, менеджера?
Жасмина пристально взглянула на него.
— Да, месье.
— О'кей,— произнес Чарли, протягивая ей жирную руку и расплываясь в улыбке.— Ужасно рад, что встретил вас. Ваш муж, наверное, где-то здесь? Я менеджер Барка и хотел бы повидать вашего мужа. Матч начинается через пять минут.
— Но я как раз...—пробормотала молодая женщина.—Он не появлялся?
Чарли нахмурился.
— Вы хотите сказать, что не знаете, где он?
— В самом деле не знаю. Вы ему не звонили?
— Звонил только что в его контору. Было занято. Три раза подряд.
— Но этого не может быть!
— Действительно. Что ему делать в конторе в это время? Наверное, его секретарь...
— Его секретарь в Лондоне,— ответила Жасмина дрожащим голосом.—Он, правда, должен был в начале вечера зайти к себе в контору, но... Я могу позвонить?
Чарли проводил ее в небольшую комнату, где царила духота еще большая, чем в других помещениях. Она набрала номер телефона конторы Сильвера. В ответ раздались короткие гудки. Она повесила трубку, набрала опять, еще и еще раз, все больше волнуясь. Номер был занят.
Чарли, наблюдавший за ней, увидел, как она побледнела.Жасмина решила позвонить домой. Аппарат исказил голос Розины, и она сначала подумала, что ошиблась номером.
— Нет, мадам,— ответила горничная.— Месье не вернулся.
— Он не звонил? — Нет, мадам.
— Спасибо.
Она повесила трубку и вышла в коридор. Ее лицо выражало тревогу.
— Ну, что? — спросил Чарли.
— Не знаю... не понимаю... В конторе телефон по-прежнему занят. Я позвонила домой, но он и там не появлялся.
Дверь коридора раскрылась. Вошел Кид Черч в сопровождении секундантов и сияющего Марселя и остановился перед Жасминой. Он был ужасен и прекрасен —с разбитым носом, рассеченными губами и подбитым глазом.
— Рада? — спросил он вполголоса.
Она кивнула. С Кидом она объяснится позднее. Внезапно истинное значение в ее жизни приобрело лишь то, что было действительно важно.
- Я увижусь с вами позже,— сказала Жасмина. Кид посмотрел на нее печально и удивленно. Теперь, когда все закончилось, ему казалось, что сражался он лишь ради нее.
— Что могло произойти? —сказал Чарли.—Такого еще не бывало!
Кид отошел, а мимо них проходил теперь Уала, поддерживаемый тренером.
— Поеду посмотрю, в чем дело,— вдруг решила Жасмина.— Возможно, мы разминемся. Скажите ему, пусть меня подождет.
Испанец поклонился, и Жасмина стремительно удалилась.На улице было совсем темно, летний город задыхался от жары. Жасмина нашла такси. Выйдя из машины, она подняла голову и взглянула на окна четвертого этажа. В конторе ее мужа еще горел свет.
У себя в комнате привратник задергивал шторы на окошке, выходящем во двор.
— Мой муж здесь?
— Я не видел, чтобы он спускался, мадам Сильвер. Я думаю, он еще наверху.
Жасмина быстро поднялась по лестнице. Ее сердце забилось сильнее. Она позвонила. Где-то далеко, нарушив тишину, отозвался звонок. Опять тревога сжала ее грудь. Она надавила на ручку, и дверь с легким скрипом открылась. Жасмина шагнула вперед, и из ее груди вырвался вопль ужаса. Это был страшный, нечеловеческий крик. Она не могла больше'сделать ни шага вперед и не могла убежать от зрелища, которое открылось ее глазам.
Сильвер лежал ничком посреди комнаты. Стены были забрызганы кровью. Черная лужа крови образовалась вокруг его головы, превратившейся в месиво из костей и волос.
— Я не говорил, что это плохое дельце,— произнес Гюсту.— Впрочем, я в безопасности. Эмиль, дай мне еше кружечку.Он вытащил из кармана шелковый платок, величиной с простыню, снял шляпу, вытер лоб и шею.Это был марселец лет пятидесяти, которого удалось втянуть в это дело с большим трудом. У Гюсту был свой
верный бизнес. Во второй половине дня он открывал в «Золотой звезде» на улице Сен-Дени свою «контору» и спокойно поджидал клиентов.Все проходимцы, околачивающиеся у ворот Сен-Дени, знали его. Они знали, что у Гюсту есть возможность, если надо отправить какую-нибудь девицу в Бельгию или Англию, в провинцию или в колонии. Недавно через его посредство к Ибн-Сеуду переправили даже целую группку, что подняло его авторитет среди джентльменов, живущих ' таким ремеслом.
Было известно, что с трех до семи его можно найти в зале почтенного заведения «Золотая звезда».Иногда заходила какая-нибудь девица.
— Знаешь, с меня хватит Парило,— говорила она.— Мне эта жара... И потом мне не везет с туристами. У тебя ничего нет в провинции? О, только на один сезон...
— Подожди, я подумаю. Ты блондинка, чуть жирновата... Амьен, нет... У них полно баб вроде тебя. Они хотят брюнетку или негритянку... Я послал бы тебя в Орияк, но с овернцами... ты ни гроша не заработаешь. Там хорошо для тех, кто начинает или у кого совсем плохи дела... Послушай-ка, Нарбон! Что ты скажешь о Нарбоие? Роберу с улицы Мозаик как раз нужен кто-нибудь в твоем духе. Подойдет?
Или же появлялся какой-нибудь одетый слишком элегантно для честного человека мужчина, небрежные манеры которого говорили о хронической усталости.
— Эй, Гюсту! У моей жены что-то неважно со здоровьем. Да, бронхи. У тебя не найдется чего-нибудь на свежем воздухе, в горах, например?
— Ты вовремя пришел. У меня просят кого-нибудь в Бриансон. Для легких —лучше быть не может. На каких условиях?
Этот скромный бизнес позволял Гюсту отлично зарабатывать. Но, чтобы преуспеть в жизни, надо быть честолюбивым. Так сказал себе марселец, когда Вандербрук, прозванный Роже-Бельгиец, предложил ему дело с тайными пари на боксеров. Он согласился вложить часть первоначального капитала...
Гюсту взглянул на Вандербрука и повторил нравоучительным тоном:
— Да я не говорю, что это плохое дельце. В Бельгии, Англии, в Нью-Йорке букмекеры, признаюсь, не жалуются...
- Вы же видите, что я был прав,— торжествовал Вандербрук.— Это золотая жила. Голубки сами слетаются, Вы знаете, сколько за две недели удалось наскрести на рынке? И без особых усилий! Около десяти миллионов: Вы увидите, когда дело пойдет на полную катушку...
— Ладно,— сказал Гюсту невозмутимо.— Десять миллионов свалилось в лапы, но ведь это не чистая прибыль, Чистую прибыль невозможно предвидеть.
— Как это невозможно?
Вандербрук откинулся на стуле, отпил глоток темного пива. Он был одет со вкусом и держался с таким достоинством, что в его присутствии честный человек почувствовал бы себя в чем-то виноватым.
— Да, так. Когда этот матч состоится, надо будет заплатить выигравшим, да? Если только оба боксера не нокаутируют друг друга одновременно!
— Я никогда не утверждал обратного.
— Если не заплатишь, хоть закрывай лавочку. И к тому же рискуешь получить две-три пули в живот.
Ришар, сидя в своем углу, помалкивал. Это был тихий осторожный парень, страдающий от «тяжкого недуга»: у него была аллергия на работу. Каждый раз, когда он пытался немножко поработать, он заболевал еще до конца первой же рабочей недели. В конце концов, удалось найти ему занятие не утомительное, но прибыльное. В банде он был вербовщиком клиентов.
— Повторяю, что никогда не утверждал обратного,— произнес Бельгиец.
В этот момент к столику подошел официант. —Месье Роже,— сказал он.— Там один человек хочет вас видеть. Вандербрук взглянул в сторону стойки. У человека был мирный спокойный вид. Бельгиец встал и направился к нему.
— Да?—проговорил бн.
— Пять тысяч на Ламрани,— тихо сказал незнакомец. —Выпьете что-нибудь?
Мужчина заказал анисовый ликер. Вандербрук достал блокнот, записал пари и подписал. Засунув в карман купюру в пять тысяч франков, он отдал расписку.
— Спасибо. Ликер за мой счет, Эмиль. Вандербрук вернулся за свой столик.
— В любом случае,— продолжал . Гюсту,—любители бокса не дураки. Они знают боксеров. Держу пари, что этот тип поставил на Ламрани.
— Точно.
— Черт побери! Три четверти поставили на Ламрани! Этот Шульцер слабак. И откуда ты возьмешь монету, когда придется платить выигравшим. Ты об этом подумал, а?
Вандербрук грустно покачал головой. — Ты ничего не понимаешь, Гюсту. Ты рассуждаешь как ребенок. Разумеется, я так и думал, что клиенты поставят на Ламрани. Большинство газет называет его победителем.
— Так что же?
— В этом-то и вся хитрость. Я хотел бы, чтобы 95 процентов поставили на него, если не все, потому что Ламрани не победит.
Гюсту пожал плечами.
— Это тебе по секрету сказал Нострадамус? — усмехнулся он.
— Нет, это я тебе говорю.
— И в честь чего он проиграет?
— Потому что в настоящий момент я его покупаю. Внезапно наступила тишина. Затем Гюсту тихо присвистнул,
— Ну-ну! — сказал он.— Об этом я не подумал.
— Однако это элементарно.
— И сколько же ты заплатишь бедняге?
— Шесть миллионов. Плюс два — тренеру.
— Ясно,— холодно проговорил Гюсту.— Я вижу, что это дельце, которое может принести одни неприятности. Но, в конце концов,— вскричал он, внезапно разозлившись,—прибыли от него получишь не больше, чем бакалейщик на рынке!
— Не говори, глупостей.
— Я умею считать.
— Я тоже умею считать. За две недели набралось десять миллионов, а еще провинция ничего не давала. До матча двадцать дней, а денег с каждым днем все больше. Можно надеяться, что к вечеру, когда состоится матч, у нас будет больше двадцати миллионов. И это не прибыль?
Его доводы, поколебали марсельца.
— Не знаю, может, ты и прав,— сказал он, смягчившись.— Если все пройдет, как ты говоришь...
Вандербрук допил пиво, поставил кружку на стол и наклонился вперед.
- Сейчас все решается. Туан Моко пошел к Сильверу менеджеру Ламрани. Разговор, кажется, затянулся, это. хороший знак. Впрочем, Сильвер у меня в руках. Мне кое-что про него известно..,
— Гляди-ка, вот как раз и Туан.
Действительно, в зал вошел Туан и направился к ним, Он был бледен, руки у него дрожали.
— Ну что? — спросил Вандербрук.
— Мы пропали,— проговорил Туан.— Сильвер не согласился.
Мужчина напоминал жокея. Маленький и худой, он, казалось, весил не больше шестидесяти килограммов. На нем было кепи из шотландского драпа, из того же материала пиджак, а смешные желтые брюки делали его похожим на утку. Рубин, скорей всего фальшивый, выделялся, как кровавое пятно, на ярко-зеленом галстуке. И в довершение всего он курил сигару размером больше, чем он сам. Так что возникали сомнения, жокей он или клоун.
Он проследовал вдоль ряда кресел у ринга с улыбкой, не вязавшейся с подобной элегантностью, и опустился в пустое кресло рядом с Валентином с уверенностью, которая приобретается лишь долгой тренировкой. Роберта чуть улыбнулась. Как, черт возьми, человек умудрился так вырядиться.
Валентин, напротив, бросил на вновь прибывшего мрачный взгляд. От этого типа воняло дешевым одеколоном, и его аромат, смешанный с запахом гавайской сигары, был невыносим. К тому же Валентин сожалел о внезапном уходе прекрасной незнакомки. От подобной смены соседей он явно проиграл.
— Извините, месье,— сказал Валентин,—это место занято.
— Уже нет,— ответил мужчина, не сводя глаз с ринга, который покидали Кид Черч и Уала.— Дама, которая здесь сидела, уехала. Я ее видел.
— Возможно, она вернется,— возразил Валентин, втайне надеясь на это.
— Навряд ли,—ухмыльнулся человечек.— Я знаю мадам Сильвер. Она уехала, она не вернется.
— Вы, вероятно, знаете ее очень хорошо? —с иронией осведомился Валентин.
— Еще бы! —ответил мужчина.—Это жена Сильвер менеджера Кида Черча, который сейчас одержал победу. Он был менеджером и моего брата.
Он повернулся к адвокату и вытаращил глаза.
— Черт побери! —воскликнул он.— Если бы я думал... Мэтр Русель! Вы меня не узнаете? Бландье, ну?.. Бландье Жюль!
Он улыбнулся во весь рот так, что стали видны испорченные кариесом, перемежавшиеся золотыми, зубы, и протянул Валентину руку.
— В самом деле, кажется...
— Ну да, конечно! То дело —бульвар Эдгар-Кине на Монпарнасе. Эти негодяи сграбастали меня, так сказать, за особое бродяжничество, это меня-то! Еще шили мне убийство, потому что не знали, что делать с тем покойничком! И все из-за того, что моя подружка изменяла мне направо н налево, а мне, разумеется, это было неизвестно. Представляете? Прямо театральная драма. Мало того, что семья моя разбита, а я выставлен на посмешище, меня же еще во всем и обвиняли под тем предлогом, что в ту пору я был безработным! Ничего себе правосудие!
Теперь Валентин вспомнил этого человечка. Действительно, он защищал его пять лет назад, а вспомнил с тру* дом, потому что дело не передали в суд. Ему удалось добиться у следователя прекращения дела из-за отсутствия состава преступления.
— Еще куда ни шло, когда меня держат за последнего сутенера, что тоже не очень красиво, но уж дело с перекрестком Эдгар-Кине, это увольте! То дело было одновременно и очень простым и очень сложным, как большинство дел, в которых сводят счеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16