роман
Толстяк Марсель набросил на шею полотенце и похлопал Кида Черча по плечу.
— Не очень трусишь, сынок?
Анри Лонгье, он же Кид Черч, он же Тарзан из Шапе-ли, поднял голову, и его детски чистое, гладкое лицо осветилось улыбкой:
— Полный порядок!
Он зашнуровал свои высокие ботинки, резко выпрямил» ся и сделал три-четыре прыжка, чтобы размять ноги.
— Я в отличной форме.
А вот Толстяк Марсель чувствовал себя неважно. Обед плохо переваривался. В носу еще стояли запахи кухни его маленького ресторанчика. Бокс, в сущности, был его хобби, но хобби, обходившимся весьма недешево.
Толстяк Марсель окинул помещение умиленным и в то же время торжествующим взглядом. Все было позади: черные дни голодных зим, грубые отказы и невыполненные обещания. У Кида Черча была своя личная раздевалка, двое его секундантов молча, без лишних движений, как шустрые муравьи, готовили ему таз, полотенце, капу, И это . не наспех оборудованная раздевалка в зале на окраине города по случаю какого-нибудь третьеразрядного матча. Это раздевалка во Дворце спорта, где выступали только чемпионы или те, кто однажды станет таковыми.
Толстяк Марсель в очередной раз вытер лоб. Мало того, что у него пищеварение не в порядке, здесь к тому же душно, как в бане. Ну а в прокуренном зале будет еще хуже; но там он этого не заметит, он забудет, на каком он свете. Там будет только небольшой квадрат ринга,
ограниченный двенадцатью пеньковыми канатами и покрытый настилом из джута.
— Лимон? — предложил один из секундантов.
- Да.
Кид Черч взял половину лимона и надкусил. Он прекрасно чувствовал себя, и его уверенность успокаивала. Толстяка Марселя, который волновался больше, чем его подопечный. Вот уже несколько лет он пестовал Кида. Он вспомнил, как бледный юноша с жестким ззглядом пришел к нему однажды в тренировочный зал, потому что желал заниматься боксом.
Толстяк Марсель осушил большой стакан ледяной воды в надежде, что это поможет пищеварению, но от выпитого он лишь сильнее вспотел. Да, прошло уже несколько лет, года три или четыре.., Они вместе пережили трудные дни и жестокие разочарования. Когда его ученики сидели без денег, они знали по крайней мере, где могут поесть: двери его ресторана были всегда для них открыты. Разумеется, заведя такой порядок, домик в деревне на старости лет не приобретешь. Но Марсель был счастлив, Он испытывал радость, лишь погружаясь в эту суровую атмосферу, наполненную запахами пота, крови, камеди и примочек. Он оживал лишь в дыму прокуренных арен, слыша одобрительные или негодующие крики толпы, возбужденной зрелищем поединка.
До сих пор Кид Черч провел всего несколько матчей в пригороде и провинции. Однажды он появился, сияя от гордости; Сильвер, один из трех самых крупных парижских менеджеров, берет его в свою «конюшню». Он будет боксировать в первой части вечера, а в главном матче встретятся марокканский средневес Осин Дасем, длинный и изящный, как пантера, и чемпион Испании Робер Барка.
Это была неслыханная удача. Боксируя в этом матче, Кид Черч, даже если потерпит поражение, мог обеспечить свое будущее. Он мог все выиграть или все проиграть. Но этот осел, кажется, не отдает себе отчета, насколько важно его сегодняшнее выступление! Он спокоен, как будто ему предстоит прыгать со скакалкой в тренировочном зале! А он, Марсель, страдает...
Конечно, с тех пор, как Марсель, сам бывший боксер, начал в свободное время за свой счет тренировать молодежь, его ученик впервые пересекал границу, отделяющую славу и богатство от тусклого прозябания. Может быть, это его и тревожило, потому что он ставил себя на место Кида, отождествлял себя с ним...
Он вспоминал себя на ринге двадцать лет назад: победа над негритянским боксером в первом крупном матче. Он слышал лишь глухой шум вокруг. Его удары достигали цели словно сами по себе. В технике, умении он превзошел самого себя, как будто вдруг в него вселился некий спортивный бог. Он был не просто техничен, он был гениален. Когда в третьем раунде негр, ко всеобщему удивлению; так и не поднялся с пола, Марсель был почти разочарован скоротечностью боя. Пока рефери считал секунды, он все «танцевал» посреди ринга, сохраняя стойку.
Да, двадцать лет... А сегодня вечером этот молодой человек с детским лицом и жестким взглядом займет его, Марселя, место.Открылась дверь, и вошел Чарли. У него было английское имя, испанское гражданство, но происхождение его оставалось загадкой. Л акцент, смесь различных акцентов, был постоянным вызовом любому лингвисту. Он тоже обливался потом, дымя огромной сигаретой. Его пухлые пальцы были унизаны чересчур большими перстнями, а рубин в заколке для галстука слишком бросался в глаза.
— Сильвер здесь? — спросил он.
— Нет, мосье, — ответил Марсель. — Мы его не видели.
Концом сигары англизированный испанец указал на Кида Черча:
— Но ведь это его подопечный, не так ли?
— Да, но...
Позади Чарли маячила фигура Робера Барка. Боксер еще не переодевался, и его костюм выглядел чересчур кричаще, как у истого испанца.
— Интересно, что он себе думает,— сказал Чарли.— Это просто невероятно! Мой бой начинается через час... Он что, не собирается помогать своей команде?
Взглядом барышника Чарли посмотрел на Кида Черча; привычно оценивая вес, реакцию, силу мускулов, тело» сложение боксера. Наконец, Чарли улыбнулся и поднес сигару к шляпе.
— Адиос, кабалерос,— сказал он и закрыл за собой дверь.
Сильвер залпом выпил свой виски. Он так сильно сжимал стакан, что пальцы побелели. Он хотел бы раздавитьего, как яичную скорлупу, а осколки бросить Туану в голову. Впервые за многие годы с той горькой поры бродчей жизни его так унижали.
Он взглянул на часы. Вот уже почти три четверти часа назад на другом краю Парижа во Дворце начались поединки. Он должен был бы находиться там, на своем месте, у ринга, рядом с Жасминой, которая его ждала. Он должен был бы обходить раздевалки и подбадривать своих подопечных в этот ответственный момент, момент истины...
А вместо этого он теряет время с каким-то мелким мошенником, с которым — хоть и не велика птица — он вынужден считаться.Сильвер сделал три шага по толстому ковру, открыл большое окно своего кабинета, и в комнату проник теплый воздух улицы Сен-Дени с ее запахами бензина и гнилых
овощей. Вдалеке уже начинал шуметь ночной рынок.А там, во Дворце спорта... Сильвер опять взглянул на часы. Через пять минут Кид Черч поднимется на ринг. Это у парнишки первый серьезный бой, а его, Сильвера, чьи последние напутственные слова были как бы залогом победы, нет рядом с ним.
Он остановился перед большим стенным зеркалом и разом окинул себя взглядом, пытаясь отыскать в этом жирном человечке с поседевшими висками, с морщинистым лицом и круглым животом того голодного юношу, который тридцать лет назад уехал из Туниса навстречу жизни, все равно какой, лишь бы она. кормила его. Но мало-помалу богатство и обильная пища залили жиром тело, утомили сердце, лишили легкие воздуха. Конечно, он был знаменит, женился на Жасмине, одной из самых красивых женщин Парижа... Но молодость свою он вернуть не мог. Возможно, судьба, подтолкнув его в этот вечер к зеркалу, хотела продемонстрировать свою победу, заставить его понять, какой ценой он заплатил за успех, состояние, особняк в Пасен, «Паккард» и даже за жену!
Ну, а за эту цену он имеет право на голос—он, Сильвер. И какой-то там Моко не смеет ему диктовать.Сильвер собирался устроить матч между одним из своих подопечных, знаменитым Ламрани, и Шульцером, подопечным Саркова. И он знал, что Ламрани уложит Шуль-
цера. По-другому и быть не могло. Мысль о том, что Лам-рани мог бы проиграть Шульцеру, выводила Сильвера из себя.Он резко повернулся и оказался лицом к лицу с Туа-ном. Марселей невозмутимо сидел в кресле со стаканом в руке. Он бросил на Сильвера почти равнодушный взгляд.
— Во-первых,— сказал Сильвер,—Сарков не согласится. Впрочем, даже если он и согласится... Еще надо, чтобы Шульцер выстоял против Ламрани. Шульцер слабак и всегда работал только со слабаками.
— Я этого пс отрицаю, напротив,— мягко произнес Туан.
— А Ламрани запросто разделается с Шульцером. Еще до третьего раунда, если захочет.
— Это было бы некрасиво по отношению к публике,— ответил Туан все так же вежливо.— За свои деньги она хочет получить по максимуму. Что касается Саркова...
— Что касается Саркова? — повторил Сильвер.
Туан подул на свои ногти, внимательно посмотрел на них и вытер о лацкан пиджака.
— Мы связались с ним через нашего агента в Берлине. Сарков небогат. Л наше предложение... В настоящий момент дело уже в шляпе.
— Шляпа — это вы,— отрезал Сильвер.— Даже если Сарков согласен, я не пойду на это, не говоря уже о Ламрани.
Сильвер вновь зашагал по кабинету, убрал в стол какую-то папку и обернулся.
— Я знаю, что есть менеджеры, которые идут на все. Но я не таков. Я не для того вкалывал тридцать лет и дожил до этих пор, чтобы погубить свою репутацию в подобной сделке.
— Не такие уж большие деньги...
— Плевать мне на эти деньги,— резко проговорил менеджер.— Если мой подопечный выигрывает, я подписываю контракт с Нью-Йорком на матч в «Мэдисон сквер-гардене». Это уж как-нибудь повыгодней.
— Вы ошибаетесь,— сказал Туан, вновь разглядывая свои ногти.— Вы знаете, что у нас почти повсюду есть влиятельные друзья. Вы не можете помешать игрокам быть игроками. Следовательно, речь идет о крупных суммах...
А потом нам многое известно... О многих... Я вам только что сказал пару слов насчет этого... Знаете, тайны не всегда остаются тайнами, по крайней, мере не для всех.
— Негодяй! — рявкнул Сильвер.— Не знаю, что меня удерживает.
— Не горячитесь,— сказал Туан, поднимая свою холеную руку.— У всех есть прошлое, то или иное.... Кто не грешил?.. Но я не хочу обсуждать этот вопрос. Мы с вами просто не можем, не договориться. Подумайте над моими словами. Что вы заработаете, если, допустим, Ламрани победит? Ведь в спорте нельзя знать наверняка! Десять процентов? Пятнадцать? А он? Миллион? Полтора миллиона?
Он протянул свой золотой портсигар Сильверу, пред лагая закурить. Тот отказался, и Туан, щелкнув зажигалкой, закурил сам.
— Два миллиона — вам и шесть — Ламрани, если он ляжет,— произнес он сухо.— Ваше дело убедить его. И для всех лучше будет, если он позволит себя уговорить.
— Убирайтесь отсюда,— проговорил сквозь зубы Сильвер.— Убирайтесь сейчас же.
Туан поднял брови, огорченно развел руками и встал.
— Я уверен, что Сарков оказался более благоразумным.
— Это мы еще увидим,— сказал Сильвер.— Лесли так, я отменю матч. Невзирая на то, что должен буду дать объяснения федерации и полиции.
Туан вздрогнул, швырнул сигарету через весь кабинет и приблизился к Сильверу.
— Что ты сказал? — прошипел он.— Ну-ка, повтори. Ты, видно, не знаешь, с кем имеешь дело?!
— Думаешь меня напугать?! — закричал Сильвер.— И вообще, спрашивается, зачем я теряю время... Я уже давно должен быть во Дворце спорта и...
— Я уже сказал тебе, что в твоих интересах послушать меня и принять наше предложение. В противном случае...
— Что тогда?
Туан сделал неопределенный жест рукой и угрожающе улыбнулся.
— Я и мои друзья вложили в это дело все деньжата. То, что мы тебе предлагаем, вполне пристойно.
— Пристойно!
— И представь, мы не позволим одурачить себя. Ни за что, слышишь? Ни за что,
Сильвер снял трубку, быстро набрал две цифры. Туан резко выхватил из кармана пиджака маленький револьвер с коротким дулом.
— Ты что делаешь? Повесь трубку! — приказал марселец.
— Звоню в Берлин,—сказал Сильвер.— Спрячь-ка лучше свою пушку.
Туан не шелохнулся.
— Так мне спокойней,—сказал он.—Револьверы оттягивают карманы. И советую тебе не ошибиться номером. Если ты позвал легавых...
Но Сильвер больше не испытывал страха. Его трясло от бешенства. Невозможно, чтобы жизнь, построенная с таким трудом, разрушилась от простого щелчка. Ему хотелось схватить Туана за горло и сжимать, сжимать, пока не почувствует/что у него в руках бездыханная кукла. Или выпустить его голым на ринг против двух-трех ребят из своей команды.
К сожалению, это ничего не решило бы. Этот тип действует не в одиночку, у него есть друзья, и очень опасные.
— Прошу нас, номер 92-53-25 в Берлине,— сказал Сильвер.
...Спустя четверть часа привратник, возвращаясь в свою комнату, встретил мужчину, который, выйдя из дому, пересекал двор крупными шагами. Час был поздний, а в здании находились лишь служебные помещения.
— Откуда вы идете, месье? — спросил сторож. Мужчина мрачно взглянул на него и полол плечами.
— Пошел к черту! — огрызнулся он и, свернув направо, скрылся в душной ночи.
Дверь раздевалки открылась, и показалась растерянная физиономия:
— Кид Черч! Твоя очередь!
Кид резким движением потянул шнурок на халате. Его сердце как-то странно сжалось. Он испытывал нечто похожее на страх. Но он стиснул зубы и постарался расслабиться.Возможно, до сих пор он не отдавал себе отчета, какое значение имеет для него этот матч. Ему здорово повезло,что онгветретид Жасмину Сильвер. А ведь она знала стольких молодых, боксеров! И многие были красивей, чем он... Почему же случилось так... Но не время сейчас задавать себе вопросы. Он здесь благодаря Жасмине. И сейчас Жасмина будет наблюдать за боем! Надо выдержать ис-гПытание. Надо выиграть!
На мгновенье он закрыл глаза и выпятил грудь Он был горд. Он вспомнил свое нищее детство, проведенное среди сточных канав квартала Л'а Шапель, где родился двадцать лет назад. Ощутил прогорклый запах местной школы, холод зимних вечеров, когда мерзли голые ноги, потому что приходилось ждать на улице, пока родители вернутся с работы. Если становилось совсем невыносимо, можно было укрыться у консьержки, но там воняло еще хуже, чем в школе.
Сегодня вечером... сегодня вечером он будет увенчан славой. Где они, бывшие друзья, что возились в тех же канавах. Может быть, кто-то из них помнит о нем и сидит сейчас в зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16