Наконец купил сумку, болоньевый спортивный костюм яркой раскраски, кеды и несколько пар нижнего белья. Хотел еще купить станок и лезвия, но решил, что пусть лучше отрастает борода.
Потом он быстро переоделся в каком-то подвале, украденную одежду скомкал и сунул в сумку, прикрыв ею автомат. Когда вышел, был похож скорее на какого-нибудь тренера, чем на беглого преступника. Теперь еще неплохо было бы достать велосипед и выбираться поскорее из города, пока фотографии не вывесили на каждом столбе. Одно Юм сказал правильно — нужно подаваться к Волге, а там и за Урал. До Тольятти можно попробовать на велосипеде. На это уйдет недели две. Да и денег должно хватить. А там подрядиться на какую-нибудь баржу, спуститься к Астрахани и дальше в степи, к татарам, там на сто миль по полтора милиционера. Если справить документы, то можно будет даже по специальности устроиться.
Велосипед он смог купить возле магазина «Зенит». Хороший дорожный велосипед, и не очень дорогой. Осталось еще около восьмисот рублей. В гастрономе прикупил тушенки, сгущенного молока, сухарей, погрузил это все на багажник и двинулся в путь. Часов в шесть вечера был уже возле окружной. Самое опасное место — патрули на каждом шагу. Поэтому Мент слез с велосипеда и не спеша двинулся вдоль шоссе. Так шел, пока не наткнулся на маленькую тропинку, которая уходила в поле.
С велосипеда слез, когда уже совсем стемнело. Судя по всему, он отмахал от города километров тридцать, не меньше. С непривычки жутко болели ноги. Свернул с тропинки в лес и долго шел, пока не наткнулся на небольшую поляну, на краю которой стояла палатка. Несколько парней и девиц весело смеялись, звеня и булькая бутылками с водкой и вином.
Мент уже хотел быстренько пройти мимо, но его окликнули:
— Эй, дядя, почему один в такой темноте бродишь? Не страшно? Иди к нам, посидим, выпьем!
— Да он не пьет ничего, кроме кефиру! — засмеялась какая-то девица.
— Я заблудился! — весело сказал Мент. — До Куминово далеко, не подскажете?
— Куминово? — Компания дружно засмеялась. — Так тебе кэмэ двадцать до него пилить, не меньше! Так что оставайся с нами.
— Ну ладно, если приглашаете... — Мент акку ратно прислонил велосипед к дереву и присел на бревно.
Их было семь человек, пять парней и две девушки. И еще кто-то ушел в лес, потому что кружек возле бутылки стояло восемь.
— А вы сами откуда? — поинтересовался Мент. —
Из Москвы?
— Ага, выехали на природу сексом позаниматься! — Одна из девиц, в дупель пьяная, закатилась смехом.
Ему сунули в руки кружку и плеснули водки.
— За знакомство! — Мент выпил, крякнул, бросил кружку в траву.
И тут кто-то тихо сказал:
— С ментами не знакомимся.
И все как-то напряглись. Мент оглянулся и увидел за своей спиной чей-то силуэт.
— Ну что, товарищ капитан, а я тебя сразу узнал, — тихо сказал мужчина. — Зря ты по лесу так поздно бродишь. Толян, знаешь, кто это? Это тот капитан, который меня в зону определил. Капитан Панков.
— Не, ребята, вы ошиблись. — Мент доброжелательно улыбнулся, оглядываясь на ребят.
Но парни начали медленно подниматься с мест, в упор глядя на него.
— Зачем тебе, интересно, в Куминово, товарищ мусор? — зло спросил один из них. — Дачку небось нажил?
— Да я не мент никакой, ребята, я их вообще не... — Но он не успел договорить, потому что его чем-то ударили по голове.
— Не надо! — завизжала девица и бросилась в кусты.
— Вали его, братва! — заревел кто-то, и пятеро молодых парней набросились на Мента.
Он отбивался, как мог. Одного отправил в кусты сразу, коротким ударом по корпусу. Но кто-то повис у него на шее, а кто-то засадил ногой в пах с такой силой, что Мент упал на колени.
А когда в драке ты упал на колени, это все. Через минуту он уже лежал в траве, окровавленный, с поломанными ребрами, а четверо парней молотили его ногами.
— Хватит, сматываемся! — плакала девица. — Светка в деревню побежала за участковым!
— На, сука, получи! — Один из парней саданул Менту каблуком по виску, и он потерял сознание...
А когда очнулся, увидел склоненное над ним женское лицо в белой медицинской шапочке. В нос ударил запах нашатыря.
— Он пришел в себя, — тихо сказала женщина
и облегченно вздохнула.
Мент огляделся и понял, что он в больнице. Лежит на кушетке с перебинтованной рукой. За окном темно, значит, еще ночь. Нужно выбираться отсюда поскорее, пока не приехала милиция. Обязательно ведь приедут, медики наверняка уже участковому сообщили.
— Доктор, можно, я пойду? Мне уже лучше, —
сказал он и попытался встать.
— Никуда ты не пойдешь! — ответил металлический голос за спиной.
И только теперь Мент почувствовал, что руки у него в наручниках...
КУДА БЕЖАТЬ?
Из Вологды прямых поездов было несколько. Наташа решила, что поедет в Ленинград. В большом городе можно затеряться. Там никто не найдет.
Она уже послала Виктора за билетами. Сама то и дело подходила к окну, прислушивалась к шагам за дверью. И все время думала, думала, думала. Впрочем, мысли эти были обрывочны, нестройны, лихорадочны. Трезвым умом Наташа понимала, что Юму сейчас не до погони. Ему бы самому спрятаться подальше.
Он знал про ребенка и про мужа... Кто же сболтнул? Адвокат, конечно. Какая пословица была у Достоевского? «Аблакат — продажная совесть».
Денег до Ленинграда им хватит, а там придется искать. Где искать? На улице кошелек? Нет, глупость. Она и на улицу не выйдет. Она может позвонить в прокуратуру, пусть Дробышев ей вышлет.
Да, на улицу выходить нельзя. Можно случайно столкнуться...
Наташа застыла. Господи, как же она не подумала! Юм-то ведь тоже будет искать людные места, чтобы затеряться. Где такие есть по Союзу? Москва и Ленинград!
Из Москвы он, конечно, уже уехал.
Тоже с каким-нибудь промежуточным пунктом. А потом? А потом поедет в Ленинград! И они как раз встретятся на вокзале!
Наташа заметалась по номеру. Инночка внимательно следила за матерью, которая то бросалась к окну, то приникала к двери.
Как только Виктор вернется, послать его снова на вокзал! Пусть меняет билеты. Нет, в другое место!
В какое, Наташа и сама не знала, но сердце чуяло, что в Ленинграде ее как раз и ждет страшная встреча.
Это уже было вне логики и разумных объяснений. Она просто знала — в Ленинград нельзя.
— Ты с ума сошла! — закричал Виктор. — Ты знаешь, с каким трудом мне достались эти билеты?
— Их надо поменять! Мы едем в Архангельск!
— Но почему? Почему?!
— Ничего не спрашивай! Я и сама не знаю! Просто в Ленинград я не поеду!
— Все, мне это надоело! Иди и сама покупай, если ты такая шустрая!
Наташа выхватила у него билеты и бросилась к двери.
— Стой! — схватил он ее за руку. — Татка! Я умоляю, не паникуй! Твои бандюги сейчас попрятались по самым темным дырам! Они и не собираются за тобой гоняться. Им бы свою шкуру спасти!
— Да? Что-то ты так не думал там, на шоссе, когда за нами ехала машина!
— Знаешь, с тобой и сам шизиком станешь! — Он устало опустился на кровать. — Татка! Ты и сама боишься, и меня пугаешь!
— Я сказала — сама схожу за билетами!
— Ну ладно, куда? В Архангельск?
— Да. Отсюда есть прямой поезд.
— Давай билеты. Я понимаю, что страшно перед тобой провинился, но чтоб такое наказание...
Виктор сунул билеты в карман и вышел из номера.
Ну вот, теперь она спокойна. Маленький городок на Севере. Говорят, там чудная деревянная архитектура. Говорят, там люди еще даже здороваются на улицах. Если там и появится Юм, его сразу же поймают. Он и шага сделать не успеет.
А вот интересно, кого уже изловили? Склифо-совского, наверное. И Костенко. Эти самые мелкие. Их и жалко даже. А Панков...
Наташа чуть не разбила окно, когда рванула створку на себя, видно, до нее этого вообще никогда не делали.
— Виктор! Витя! — закричала она.
Муж обернулся. Он как раз перебегал площадь, чтобы успеть на трамвай до вокзала.
— Вернись! Сейчас же вернись!
Как она забыла? Как она вспомнила? Ведь именно Панков был из Архангельска родом. Он-то как раз и мог отсиживаться в подполе у родных.
Когда Виктор, тяжело дыша, ворвался в номер, Наташа истерично хохотала, сидя на кровати.
— Что ты, Татка? Что ты?! — испугался муж.
— Я сошла с ума, — весело отрапортовала Наташа. — Я просто сбрендила от страха...
КОЛОБОК
Склифосовский бежал по лесу, не разбирая пути. Несколько раз падал, вскакивал и бежал снова. Ветки больно хлестали по лицу, царапали руки, трава цеплялась за ботинки. Но он продолжал бежать, сам не понимая куда. Главное — подальше от этих людей. Подальше от Юма, его бабы и всех остальных. Только тогда можно будет почувствовать себя в безопасности, только тогда можно будет не бояться за свою жизнь.
Если другие поняли, что спасены, как только вышли из горящей квартиры, то Склифосовский так отнюдь не думал. Почему-то даже уверен был, что для него хрен редьки не слаще. Какая разница, пристрелят ли в Бутырках или прикончат свои за ненадобностью. Он ведь для них лишний груз, балласт.
Но все решила эта ссора между Ментом и Юмом. Не всегда, оказывается, у холопов чубы трещат, когда паны дерутся.
И вот теперь Склифосовский несся по лесу подальше от бывших приятелей, которых ненавидел и которых боялся. Быстрее, пока не передумали, пока не решили, что уж очень сильно его облагодетельствовали Так он бежал, может, минут пять, а может, и три часа. Просто, когда споткнулся в очередной раз, понял, что дальше бежать уже не может. Заполз за какой-то куст и притаился, стараясь не дышать и угомонить бешено бьющееся сердце. Лежал тихо-тихо, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому дуновению ветерка. Наверняка ведь они тоже затаились где-нибудь неподалеку и ждут, когда он сделает неверное движение, выдаст себя.
А потом он вдруг заснул. Даже не заснул, а словно провалился в какой-то темный, глухой колодец, без звуков и красок.
Проснулся он оттого, что кто-то дышит ему прямо в лицо. Открыл глаза и увидел перед собой собачью морду с высунутым розовым мокрым языком.
— Уйди! Уйди, я сказал! — шикнул на нее Скли-фосовский, и собака отскочила в сторону. Остановилась, глядя на него хитрыми глазами, и завиляла хвостом. Видно, хотела, чтоб он с ней поиграл. — Иди отсюда, я сказал! — Он вскочил и уже схватил камень, чтобы швырнуть, но тут же вынужден был свалиться опять, потому что чуть ли не над самым ухом раздался мужской голос:
— Кайзер, ты где?! Ко мне, Кайзер!
Собака вильнула хвостом и медленно затрусила прочь.
На небе уже показались первые звезды. Наверное, часов десять, не меньше. Полежав еще немного, пока не затихли шаги, Склифосовский поднялся и побрел туда, где между деревьями виднелся просвет. Что-то неприятно оттягивало карман, мешая идти. Он сунул руку в карман и тут же замер как вкопанный.
Пистолет.
И сразу перед глазами возникло испуганное лицо того паренька, охранника, который никак не мог справиться с пуговицами на кителе. Господи, а ведь на нем до сих пор его ботинки.
Шнурки долго не хотели слушаться трясущихся пальцев. А потом больно было идти по тропинке — все время какие-то камушки попадались, веточки.
Минут через пять набрел на лужайку, посреди которой стояло несколько деревянных домиков. Даже странно, как это они тут стоят, посреди Москвы. Где-то залаяла собака, где-то радио орет. Как в деревне.
И кеды. Висят, надетые на забор. Даже со шнурками. Сушатся.
Пистолет Склифосовский зашвырнул в какой-то колодец, схватил кеды и бросился бежать по тропинке. Минут через двадцать вышел на станцию. Дождался первого поезда и вошел в вагон. Куда едет — неважно. В Москву так в Москву, в пригород так в пригород.
Приехал в Москву, на Ярославский вокзал. Вышел из вагона и растворился в толпе. Среди людей сразу стало легче — тут уж Юм его не достанет.
— Эй, гражданин! — кто-то взял его за рукав, когда он уже хотел спуститься в метро. — Ваши документы.
— Я? — Склифосовский оцепенел.
— Да, вы. Ваши документы. — В лицо ему заглянул молодой парень в милицейской форме. — Попрошу предъявить.
— Ага, да, сейчас-сейчас. — Он начал отчаянно хлопать по карманам, чтобы выиграть время.
Милиционер потянулся к рации.
— У меня есть, есть. — Склифосовский попытался выдавить непринужденную улыбку. — Вот только куда-то они...
И тут он буквально выскочил из пиджака и бросился наутек.
— Стой, стрелять буду! — закричал милиционер, и от этого крика началась паника. Люди подняли крик, заметались по площади, сбили Склифосовского с ног. Но он вскочил, как ни в чем не бывало, и побежал дальше.
Опомнился только на какой-то стройке, в огромной трубе. Прислушался — погони нет.
— Ушел... — Он засмеялся и заплакал одновременно. — И от бабушки ушел, и от дедушки ушел.
Успокоившись, начал шарить по карманам. И вдруг вспомнил, что деньги остались в пиджаке. Вот только три четвертака в заднем кармане штанов, но это, наверное, еще от старого хозяина...
«МАРШ КОММУНИСТИЧЕСКИХ БРИГАД»
В этом сумасшедшем беге вдруг открылась своя прелесть.
Наташа была в семье. Она за все время супружества ни разу не пробыла вместе с мужем дольше трех дней. Медовый месяц у них не состоялся — началась работа в прокуратуре. Потом тоже все врозь. Потом... Да, про потом и вспоминать страшно. Наташа уже в тот день, когда звонила «безногой» Ларисе, решила твердо — все. Теперь уже точно все. Вспомнился Катамаран, ванна с голой девицей... Все вспомнилось. Но... не резануло почему-то. А только удивило — откуда она так хорошо об этом знает? Словно вычитала в каком-то романе. Не про нее и не про Виктора.
А теперь важно было только то, что они вместе. Едут в неизвестность. Нет, не пугающую, а безопасную, спокойную неизвестность.
Она проснулась утром и выглянула в окно — море.
Даже ахнула про себя — откуда? Ведь билеты взяли до Горького. И только потом сообразила: это же — Волга.
По-настоящему больших рек Наташа не видела. Ее обычный маршрут — Москва — Одесса.
А тут — вся страна на ладони. Неужели она будет ныть и пугать сама себя? Нет, она будет наслаждаться жизнью. Вот сейчас откроет окно и вдохнет воздух полной грудью.
Пахнуло рекой и рыбой.
Виктор открыл глаза, посмотрел на Наташу и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41