Не столько ушибся, сколько ошалел. Он вложил в этот старт всю свою энергию. Он вылетел, как из пушки, и — на тебе. Он тогда чуть этого тренера не прибил.
То же было и теперь, почти то же. Но только налетел он с пушечного старта не на грудь тренера, а на бетонную стену. Вот так — бабах! — и он сидит. Он не должен был налетать на эту стену, он должен был мчаться сейчас вперед, он только-только раскручивался, только распрямлялась пружина внутри его...
Юм все не мог поверить в такой оглушительный провал. Такой дурацкий, такой нелепый, поэтому первые дни ему было на все абсолютно плевать. Он подтверждал все, о чем его' спрашивали, он сам вдруг начинал с увлечением рассказывать подробности. Он пытался понять: когда же произошла ошибка? Когда же наступило начало конца? И не видел ошибки. Ошибки не было. Он никогда не был жалостлив, не оставлял свидетелей, ни с кем не связывался, ни с кем не договаривался. Он пер и пер, как танк. Танк нельзя остановить.
Да, одна ошибка была — этот гребаный биржевик! Но и здесь Юм ничего не понимал. Паскуда, сам же заказал убийство! Значит, был своим, значит, из их команды... И вдруг заложил?! Так не бывает.
Теперь понял — бывает все. Нет своих. Все — чужие.
Адвокат говорил одно — сотрудничайте со следствием. Это единственное ваше спасение. У них столько материала — даже помилования просить не стоит.
Но Юм и не собирался просить помилования. Потому что вовсе не собирался умирать. Он просто приходил в себя. Он потихоньку стал различать землю под ногами, человеческие слова, лица, стены, решетки, двери... И что, кто-то сможет его теперь здесь удержать? Пусть бетонная стена. Он кулаком прошибал глыбу льда. Надо только собраться для этого удара.
На суде он был впервые. Даже не до конца осознавал, что судят его. Слова обвиниловки звучали странно. Вроде все о нем и вроде о каком-то другом человеке. Да, все это сделал он. Только тут почему-то все пытаются объяснить какими-то целями, мотивами, расчетами. Ерунда. Хотя ему-то какое дело до их игр?
Он искал выход. Он искал то утоньшение в бетоне, которое проломится от удара...
ЭТО - ПЛОХО
Наташа проигрывала процесс. Нет, не в том смысле, что у адвокатов были веские аргументы — все эпизоды преступлений были доказаны сполна; и не потому, что судья не давала ей слово.
Нет, внешне все было в ажуре.
Но Наташа никогда еще не судила некое абстрактное зло. Она судила человека. И сейчас она особенно остро начинала понимать, что для кого-то из этих семерых, сидящих на скамье подсудимых, придется просить высшей меры (при мысли об этом ее охватывал панический страх). Но это значило, что человек умрет и не поймет, почему его убили. Эти семеро только злятся, что попались. И ненавидят.
— Подсудимый Ченов, расскажите, пожалуйста, почему вы решили пойди в дом к Венцелю?
— А он врач... — лениво цедит Юм.
— Подсудимый, встаньте, когда отвечаете на вопрос, — перебивает судья.
Юм, кряхтя, поднимается:
— Вот, блин, задолбали — встань, сядь... О чем базар?
— Отвечайте на поставленный вопрос.
— Мы пошли к Венцелю, потому что он врач. Чтобы лечить Ванечку.
— Почему вы решили потребовать у Венцеля денег? — спрашивает Наташа и понимает, что вопрос плоский, по поверхности.
— А он нахапал народных денег. Пусть с людьми поделится. — Юм смотрит на остальных, и те ухмыляются.
— То есть вы считали, что Венцель заработал свои деньги нечестным путем? Так?
— Нет, он ямы копал, — хмыкает Юм.
Остальные улыбаются.
— Значит, вы считаете, что честно зарабатывают только те, кто копает ямы?
— Почему же? Ты тоже честно зарабатываешь... — смотрит на Наташу в упор Юм. И она вдруг видит, как он одними губами добавляет: — ...На гроб.
Эту его артикуляцию видят остальные и теперь уже смеются открыто.
— Подсудимый, — не улавливает причины смеха судья, — обращайтесь к обвинителю на «вы».
— Вы-вы-вы, — выпаливает Юм.
Скамья подсудимых хохочет.
Даже адвокаты прячут улыбки.
Нет, Наташа проигрывает процесс. Она проигрывает его Юму...
— Клавдия Васильевна, это Клюева Наташа. — На третий или четвертый день Наташа позвонила Дежкиной. — Не оторвала вас от дела?
— Наташенька! Здравствуй, милая. Что ты! Дома у меня дел нет — сплошное развлечение. (Лен, руки помой!) Я уже давно твоего звонка ждала. Ты же обвинителем на процессе Юма? (Федь, засыпь макароны, будь добр.)
— Да. Вот как раз хотела с вами...
— А что? — встревоженно перебила Клавдия. — Какие-то проблемы? Что-то неясно? (Федь, ну куда столько? Теперь воды добавь! О Господи! Погоди, я сейчас.) Так что там?
Это у меня проблемы, Клавдия Васильевна. Они смеются.
— (Лен, руки помыла? Помоги отцу.) Прости, Наташа, что?
— Клавдия Васильевна, они смеются.
В трубке пауза. Наташа слышала, как муж Деж-киной что-то говорит, как дочь ее что-то просит, но сама Дежкина молчит.
— Это плохо, Наташенька, — наконец произнесла Дежкина. — Это очень плохо. Они ведь, знаешь, у меня тоже постоянно робин гудами прикидывались. Они так ничего и не поняли.
— Вот и я об этом...
— (Да отстаньте вы от меня! Ешьте, что хотите!) Что тут сказать, Наташа? Держись. Читай дело, там все, кажется, точно.
Легко сказать!
Наташа перечитала дело уже раз двадцать. Действительно, все ясно и просто. А процесс она проигрывала.
— Подсудимый Стукалин, расскажите нам: что с вами случилось в тот день, когда вы решили отправиться к пострадавшему Венцелю?
Ванечка встал. Но тоже весьма вальяжно.
— Да так, съел чего-то. Пузо заболело.
— Чья была идея повести вас к Венцелю?
— Юм предложил.
— Стукалин, а вы знаете, чем занимался Венцель? Я имею в виду его медицинскую специальность.
— Гинеколог, что ли.
— А чем занимается гинеколог? Ванечка шутовски почесал затылок:
— Че, так и говорить?
— Да, пожалуйста.
— Протестую, — встал адвокат. — Это не имеет отношения к делу.
— Протест отклонен, — сказала судья. — Очевидно, у обвинителя есть причины уточнить именно это обстоятельство. Продолжайте.
— Так мы слушаем, Стукалин, чем занимается гинеколог? — чуть поклонилась судье Наташа.
— Ну бабами занимается, — покраснел Ванечка. — То есть женскими делами.
— Правильно, он лечит женские болезни. У вас была женская болезнь? Нет. Вы знали, что Венцель вам помочь не сможет? Да. Почему же вы пошли к нему?
Ванечка пожал плечами.
— Хорошо. Теперь скажите, осматривал ли вас
врач Венцель?
— Да.
— Что он вам сказал?
— Что надо лечиться.
— Он вам выписал какие-то лекарства?
— Не-а.
— Почему?
— Не успел, — выпалил Ванечка и осекся.
— Почему не успел? — вцепилась Наташа.
— Ну, Юм его... Мы его...
— Вы или Юм?
— Вы — тоже?
— Ну... Да то есть.
— Значит, вы чувствовали себя хорошо?
— Нет... То есть ну как сказать?
— А вы знаете, что у вас за болезнь?
— Не-а...
Наташа взяла со стола справки и отнесла к столу судей:
— Это заключение тюремной больницы. Подсудимому Стукалину необходимо стационарное лечение. Болезнь серьезно запущена.
— Какая еще болезнь? — презрительно скривился Юм.
Ванечка с надеждой посмотрел на Юма.
— Это врачебная тайна, — сказала Наташа. — Но я думаю, вы знали, Ченов, что Стукалин болен.
Ванечка теперь обернулся к Наташе:
— Ну и что?
— А то, что Венцель осматривал Стукалина, он даже поставил ему диагноз. Он даже сказал, что больного нужно срочно госпитализировать... — Этого Наташа не знала, в деле этого не было. Но она видела, что попала в «десятку».
— Ничего он не говорил, — махнул рукой Юм.
— Нет, он говорил! — вдруг выкрикнул Ванечка. — Он сказал, что язва. А ты...
Юм сузил глаза, и Ванечка осекся.
— А вы, Ченов, не дали Венцелю помочь вашему другу. Вы убили его, — сказала Наташа раздельно. А чтобы Юм не успел ничего сказать, тут же переключилась на Склифосовского: — Скажите, подсудимый, за что вас избили тридцатого августа?
— Когда?
— После разбойного нападения на дом Венцеля.
— А я... Они пошли, а я споткнулся и упал...
— Очнулся — гипс, — вставил Юм. Компания улыбнулась.
— Продолжайте, Склифосовский.
— Они все были в доме, а я не пошел...
— Вы испугались?
— Нет... Я просто не знал...
— Что вы не знали? Вы не знали, зачем вся
компания пошла к врачу?
— Да.
— Тогда почему вы испугались?
Склифосовский опустил голову.
— Отвечайте. Вы догадывались о предстоящем ограблении? Вы этого испугались? ,
— Да... — еле слышно произнес Склиф.
— С-сука, — прошипел Юм.
— А дальше?
— А потом я ждал, когда они выйдут. В доме громко кричали, и я стал смотреть, чтобы никто не пришел с улицы...
— А что, криков никто не услышал?
— Ну, началась музыка...
Наташа уловила этот момент, потому что как раз смотрела на Юма. Он быстро глянул в сторону Евгении. У той тоже передернулась губа.
— Музыка? — уточнила Наташа. — По радио?
— По радио! — обрадованно уцепился Склифо-совский. Ведь он чуть-чуть не выдал Женю.
— Погодите, в доме Венцеля не было радиоприемника и даже телевизора. Зато у него было пианино. Играли на пианино?
— А я понимаю? — зажался Склифосовский.
«Что такое? — мелькало в голове Наташи. — Кто
играл? Никто из этих шестерых наверняка даже не знает, с какой стороны подойти к пианино. Поло-ка?!»
— Хорошо, а что было дальше?
— А потом они вышли.
— Кто?
— Ну, все...
— Вы помните, в каком порядке? Склифосовский пожал плечами:
— Помню. Первый — Ванечка... Стукалин. Потом Панков, — кивнул он на Мента, — потом вот он, — показал Склиф на Грузина, — Костенко. Потом Юм, потом Целков, а потом Женя.
— Значит, Стукалин шел первым, а Полока замыкала? — перехватила последние слова Наташа.
— Да.
— Как, разве она не была ранена? Ее никто не поддерживал?
Склиф попался в эту нехитрую ловушку.
— Сама. Никто ее не держал...
Женя вызверилась на Наташу.
— Я прошу суд занести в протокол слова подсудимого Склифосовского. Из его показаний вытекает, что место преступления в доме Венцеля подсудимая Полока покидала без принуждения. Это отменяет версию о том, что она была заложницей.
Наташа говорила это машинально. А мысли в бешеном темпе крутились в голове: «Она сама?! Она играла, чтобы не было слышно криков?! Вот эта утонченная девушка?! Учительница музыки?!»
— Я протестую! — вскочил адвокат Жени. — Ее могли заставить под угрозой оружия.
— Какого оружия? — спросила Наташа быстро.
— Пистолета!
— В это время у подсудимых не было огнестрельного оружия. Это — во-первых. Во-вторых, она должна была бы в таком случае идти в начале, хотя бы в середине, но уж никак не последней...
И тут Наташа наткнулась на взгляд черных щелок Юма.
Это был удивленный взгляд...
К ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ
Матвей был индифферентен. Наташа решила, что скармливает псу котлеты совершенно напрасно. Он, правда, теперь не скалил на нее зубы, равнодушно смотрел, когда Наташа проходила мимо, но когда она попыталась его погладить, снова угрожающе оскалился.
Процесс начал ломаться. Наташе все чаще удавалось перехватить инициативу в свои руки.
— Скажите, Панков, а сколько денег вы взяли в доме фермера?
Мент тяжело поднялся, наморщил лоб, засопел, но так и не смог выдавить ответа.
— Значит, вы ничего не взяли? — настаивала Наташа.
— Ничего.
— А вы, Костенко, сколько взяли? Грузин встал быстро.
— Не было у него денег.
— Это не так, — сказала Наташа. — Вот справка из сберкассы. Как раз накануне смерти пострадавший снял со своей книжки двадцать тысяч рублей. Он собирался купить подержанный трактор и еще кое-какое оборудование. Деньги эти в доме не обнаружены...
— Так дом сгорел! — выкрикнул Юм.
— Дом-то как раз и не сгорел, — сказала Наташа. — Его достаточно быстро удалось потушить. Очень сильно обгорел свинарник. Но там даже не все свиньи погибли. Так вот — денег в доме не было. Они пропали. Странно, не правда ли?
— Ничего не знаю, — сказал Грузин.
— Хорошо. Склифосовский, скажите, сколько денег было у вас, когда вы решили на время скрыться? После убийства фермера.
— Ни копейки у меня не было. Зинка меня приютила.
— Стукалин, сколько денег было у вас в тот момент?
Ванечка с трудом встал.
— Не было денег ни у кого.
— Целков, у вас были наличные деньги?
— Не было, не было, не было...
Они уже поняли, к чему ведет Наташа. Они искоса поглядывали на Юма, но тот был совершенно спокоен.
— Скажите, Панков, Ченов не рассказывал вам, откуда взялись деньги на проживание в гостинице, когда вы переехали в Москву?
Мент даже вставать не стал. Засопел только и опустил голову.
— Теперь вы, Костенко, скажите, откуда у Че-но-ва взялись деньги?
— Не знаю я.
— Тогда я вам объясню. Изъятые при задержании у Ченова пятнадцать тысяч рублей имели номерные знаки и записаны в той самой сберкассе, в которой снял деньги фермер. Знали ли вы о том, что Ченов взял у фермера его сбережения?
— Нет, — буркнул Грузин.
— А вы, Панков?
— Не знал.
— Вы, Стукалин?
— Нет.
— Полока.
— Он со мной не делился.
— Деньгами? — переспросила Наташа. — Или планами?
— Ничем не делился.
— Хорошо, по поводу планов мы поговорим позже, а вот по поводу денег... Тысяча двести рублей, изъятых при аресте у вас, Полока, тоже имели определенные номерные знаки.
— Наташа видела, что хотя никто из подсудимых не двинулся с места, но вокруг Юма как бы образовалась пустота.
— А вот теперь по поводу планов, — не отставала Наташа. — Скажите, Панков, почему Ченов в дом к фермеру взял только вас с Костенко?
— Он сказал, что остальные испугаются, — буркнул Мент.
— Значит, вы были самые смелые?
— Значит.
— И именно вас он подвергал наибольшему риску. Зачем?
— Не знаю.
— А как вы думаете, Костенко?
— Я протестую, — вскочил адвокат Юма. — Прокурор строит свои версии на догадках.
— Вопрос обвинения снимается, — сказала судья.
— Хорошо, я буду оперировать только фактами. Подсудимый Панков остался в больнице с травмой головы. Ченов сбежал из больницы. Так?
— Так, — кивнул Грузин.
— Он устроил показательную казнь милиционера. Скажите, Костенко, была необходимость убивать участкового?
Костенко пожал плечами.
— Подсудимый Целков, ваши прежние судимости были за мошенничество?
— Да-да-да, я только...
— Знаете ли вы, — перебила Наташа, — чем грозит убийство милиционера при исполнении им своих служебных обязанностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41