Девицы спрятались в машину. Неистовые порывы рвали с меня одежду, по лицу хлестали песчинки, обостренным взглядом воспринимал я пейзаж вокруг — склоны, покрытые рядами виноградников, холмы, натягивающие на себя сырой плащ
темноты. Мне стало хорошо. Распаленный лоб остыл, я хмурился, но мне стало вдруг весело, а девчонки злились.
— Знаю, знаю,— обрушил я на них водопад слов, просунув взлохмаченную голову в машину,— не будь грозы, вы пошли бы дальше пешедралом. Все, понял, еду шагом.
Так и поехал.
И еще впустил к нам голос Элвиса Пресли.
— О, разрази меня гром, если я что-то понимаю, чудеса в решете, да и только, фантасмагория! Передо мной видение или ты, Иван?
Такими словами нас приветствует Демо; движения его полны сдержанного достоинства, но наигранность смешна и совершенно не идет ему. Когда-то его прозвали Плантатором, в те поры он был скромным и великодушным виноградарем. А теперь, заделавшись депутатом, изображает из себя всесильного государственного мужа, произносит многозначительные фразы многозначительным тоном, сопровождая их соответствующими жестами; выглядит все это не слишком убедительно.
У Демо от напряжения сужаются зрачки, он прищуривается — уж очень ему хочется залезть мне в душу. Приглашением на вечеринку он озадачен. С чего бы это — десять лет спустя?! Ему давно надоело ругать меня жлобом, и после того, как он не смог выжать из меня ни полгеллера, Демо перестал мне звонить.
А ведь когда-то именно Демо первый продемонстрировал мне, что значит власть денег. Меня выкинули с философского факультета, и я нанялся торговать в выездном киоске. Продавал пиво на стадионе, ситро и шпекачки на бегах, на празднествах в защиту мира, глинтвейн на Первое мая. Как-то раз я заменял кого-то в маленьком буфете «Телевизор» возле «Мандерлака», открытом и по ночам; там я и познакомился с Демо. Он спросил, сколько я заколачиваю и не хочу ли иметь больше. Целую неделю я торговал вместо него в киоске во время сбора винограда. И едва не погорел: Демо подсунул мне для продажи собственное вино. На счастье, ревизоры были в дупель пьяны и собирались еще заморить червячка.
Я и не заметил, как за два года, во время которых успешно забывал все эти глупости из истории, психологии и философии, Демо научил меня развлекаться с девчонками, не связывая себя никакими обязательствами и вполне на уровне, в соответствии с его лозунгом: всякому дневному и ночному овощу свое время. Итак, два года спустя я купил себе машину и дал взятку в жилищном кооперативе. Ссуду на квартиру у государства я взял исключительно для того, чтоб не вызвать лишних подозрений, мебель тоже покупал не по госцене. Я не футболист, чтобы верить в счастливую звезду, знаю, слава богу, что свиней откармливают не бананами, а очистками.
Демо делает вид, что не заметил девчонок. Я прощаю ему эту невинную зловредность, справедливо считая, что розыгрыш все равно будет за мной.
Мы сели за накрытый стол, и Демо произнес речь. Само собой, глубокомысленно изрек он, девочек надо накормить, напоить, часок-другой на расслабление, и тогда уж можно балдеть на полную катушку.
Выйдя из задумчивости, я поддержал Демо — пусть раскручивает карусель равнодушия к тому, что было и что будет,— и тут долговязая Дана, с ногами, которые обнаруживались гораздо дальше, чем полагается, заявила:
— Мужчины, чье место пустует?
— Я должен угадать? — воскликнул Демо.
— Физкульт-привет! — наморщила нос Ирма.— Это что еще за эксперимент?
— Погоди,— перебила ее Дана,— ведь получается, третья из нас — лишняя!
Демо заерзал, я наклонился над тарелкой, скрывая ухмылку.
— Иван! — призвала меня к ответу блондинка Таничка с фарфоровыми ушками.
— Ешьте, а то все остынет, и пейте,— постарался я переключить их внимание.— Ну, вздрогнули!
Но никто со мной не чокнулся.
— Разочарование любой из нас обойдется тебе дорого.— И Ирма, сидевшая между мной и Демо, налила мне водки.
— Во сколько же, Таничка? — подал я голос со своего края стола.
— Почему это должна определить я? — ошеломленно проговорила Таня.
— Ирма сказала: любой из вас, вот и назови свою цену!
Моя идея была не из удачных.
— Ну-ну, не заводитесь,— разошлась Дана,— смотрите, чтоб вам не пришлось уйти несолоно хлебавши.
— Потому и надо уточнить отступные, чтобы потом разговоров не было.
— Иван, я тебя не понимаю,— Таня повернула ко мне свое продолговатое личико,— ты что, готов со всеми тремя пойти?
— Благодарю, Таничка, так его! — отозвался Демо.
— Ты считаешь, что мог бы достойно представлять сборную команду? Или это всего лишь вторая лига? — наскакивала на меня Таня из-за спины Демо, вообразив, очевидно, что я уйду с Ирмой, а Дана подхватит Демо.
— А ты собираешься быть судьей? — повернулся я к Демо.— Обеспечь для себя запасную.
— А вот и они! — торжественно провозгласила Дана.
Вошли две официантки с «чаламадой» — «чертовым
салатом», любимым деликатесом Демо. Я попросил принести еще лед, сигареты и номер телефона одного приятеля.
— Все люди — эгоисты, единственный человек, который заботится обо мне,— это я сама.— С этими словами Таня взяла Демо под руку.
— Это мы еще поглядим.— Демо вскочил и исчез с Таней из зала.
Через минуту он вернулся.
— Давайте играть. Игра несложная. Таня стоит за дверью, а мы задумаем кого-нибудь, человека, которого все знаем, ну, и Таня, естественно, тоже. Таня спрашивает о нем, и каждый отвечает правду, но не так, чтобы все сразу выложить на блюдечке. Таня имеет право задать пять или десять вопросов — как договоримся. Если ей покажется, что она догадалась, она называет его имя. Если ошибется — теряет право на один вопрос, и игра продолжается. Выиграет тот, кто задаст меньше вопросов или сразу угадает, кого мы задумали. Таня в курсе игры. Так вот...— Демо подмигнул мне, но я будто бы не заметил.— Она будет спрашивать о человеке, которого мы все знаем,— это непременное условие игры. Итак, прежде чем позвать ее, кого загадаем?
— Ее же? — предложила Дана.
— Соображаешь! — похвалил Демо.— Но для начала пускай будет Иван. Ясно?
— Почему именно я?
Ну и плевать!
Демо призвал Таничку, посадил ее на табурет под картинкой с петухом, топчущим курицу.
— Это мужчина или женщина? — пошла в атаку Таня.
— Ну как ты спрашиваешь? Тебе нужно выяснить черты характера и внешности, события, связанные с этим лицом. На твой вопрос невозможно ответить таким образом, чтобы для тебя прояснилось нужное,— поучал ее Демо.
— Подскажи для первого раза,— потребовала Ирма.
— Ну, какую данный человек носит одежду,— сказал Демо.
— Ладно,— кивнула Таня,— какую же?
— Сафари, мягкие тона,— ответил я сам о себе.
Дана: Белую, серую, черную.
Ирма: Предпочитает удобную одежду, удобство вплоть до небрежности. Обувь обычно нечищеная, неделями ходит в одном и том же.
Я: Для него одежда дело третьестепенной важности, неизбежная необходимость.
Демо: Или суперкласс, или что попало. Все или ничего.
— А ты чего лезешь уже второй раз?
— Потому что Иван говорит — все равно что имя называет!
Демо чувствовал себя ответственным за ход игры, которой руководил.
— Ну, догадалась? — спросила Дана.
— Если не темните, то в игре осталось только трое,— сказала Таня, но мы ей не поверили.
— Кто же вышел из игры? — приставала Ирма.
— Могу открыть? Иван.— Глазом не повела, бессовестная, и не дала себя перебить: — Отношение к противоположному полу? Одним словом!
— Требуешь ерунду какую-то,— проворчал Демо.— Не восторженное.
Дана: Неодобрительное.
Ирма: Нежное и притом страстное. В нем кроется и уважение, и море нежности. Одним словом это определить нельзя, и нечего на меня коситься!
Я: Не платоническое.
— Сколько я могу еще задать вопросов? — уточнила Таня.
— Если считать и этот, то всего два. А вообще пять, после чего тебе придется назвать им. Попробуй назвать сразу, но тогда, если промахнешься, потеряешь право на вопрос,— напомнил правила игры Демо.
Таня: Отпуск?
Дана: Море с приятельницей.— (И тут же зажала рот рукой, взглядом прося прощения у Демо. Тот, сделав страшные глаза, покачал головой.)
Ирма: Бродяжничество с рюкзаком. Ночь в Венеции, проведенная на Оравской плотине или в Рысах.
Демо: Палатка на пляже. Черт возьми, говори уж, если догадалась!
Я: Братиславские улицы, библиотека, а точнее — желание пройтись по улицам, где ходил пять-шесть лет назад. Взглянуть на свою жизнь с высоты, даже с самой высокой высоты. Ух! Будьте здоровы! Поехали!
— Говори же наконец, что это Иван,— не вытерпела Ирма,— чего прикидываешься?!
— Кто из нас водит — ты или я? И разве это игра только на результат? — оскорбилась Таня.
— Ну-ну-ну! Это была разминка.— Демо попытался разрядить атмосферу, сдобрить ее сиропчиком бодрого настроения и энергии.— А теперь играем всерьез, приготовились!
— Угощайтесь, я сейчас вернусь.— И я вышел позвонить.
— Ты не хочешь занять место на табуретке? — предложила Таня, когда я вернулся.
— Давай сама беги за дверь, скоро гость появится.
Себя Таня отгадала после третьего вопроса! Ирма,
Дана и Демо, исчерпав все полагающиеся им вопросы, попадали пальцем в небо или сдавались. Мне пришла в голову новая мысль.
— Ступай еще раз водить,— велел я Тане, а остальным шепнул, что сейчас прибудет мой сводный брат Рудо, директор института, исследующего смысл собственного существования, как утверждал я, и не без оснований. Ирма заявила, что не будет на него играть, так как, мол, не знает его. Реплику Демо: «Вот и хорошо» — я предпочел не расслышать.
— Говори, что в голову взбредет, собьем Таню с толку,— предложил я.
— Все равно угадает,— обреченно махнула Дана.
— Быть того не может, она видела его всего один раз,— горячо запротестовал Демо и встал, чтобы позвать Таню.
За дверью ее не оказалось, она маячила в конце коридора.
— Чтоб вы не подумали, будто я подслушиваю у замочной скважины,— объяснила Таня, усаживаясь на табурет, и задала первый вопрос: — Отношение этого человека к сегодняшней вечеринке?
Мы обалдели.
Я (чтоб нечаянно все не испортить): Приятные надежды плюс маленький сюрприз. Как и водится между друзьями, не так ли?
Ирма: Не исключено и разочарование. Что может быть нового под солнцем!
Дана: Недоумение — почему пригласили, и некоторая растерянность — цветы? Без цветов?
Демо покосился на Дану: Воспоминание о таких же вечерах или, вернее, ночах, хм,— стоп-кран на пустом месте!
Господи, фаянсовый гном в заросшем крапивой палисаднике и то, наверное, остроумнее!
Таня: Уж не тот ли, кто собирается прийти к нам сейчас?
— Нет, с вами нельзя иметь дело! — Демо вскочил, будто на футболе.— Это невероятно!
— А я что говорила! — торжествовала Дана.
— Ты смотрела на Дану? — спросил я Таню.
— На нее, как и на всех вас.— Она пожала плечами.— Ладно, хватит играть!
— Потерпи, тебя испытывает господь.— Я шепнул Демо, что еще придумал.— Давай последний раз. Выходи.
— Ерунда все это,— защищалась Таня.— Просто нечаянно пришло в голову.
Я вытолкал ее за дверь.
— Сейчас загадаем на одну из наших знаменитостей, а ты, Дана, ступай за ней следом, как будто пописать, скажи, что пописать. И ни слова Тане!
Дана повиновалась.
— Загадаем Яношика1! — зловещим шепотом сообщил я.— Ни за что не угадает.
И тотчас позвал обеих назад. Дана вышла из туалета, все было по правилам.
Таня: Популярность?
Демо: Если использовать его как рекламу, можно открывать торговлю.
Ирма: Эвэргрин2, и настоящий, словацкий.
Я: Дана, помолчи! Незаурядность, всеобщая гордость.
Таня: Колоссальная популярность, прямо-таки рекламная, истинный словак, всеобщая гордость? Какое отношение к фольклору? Вы имеете в виду не нашего современника.
Демо: Отношение к фольклору самое непосредственное.
Таня: Дюро Яношик! Я ошиблась? Но это не по правилам игры!
Прибыл Рудо, и мы еще дважды демонстрировали ему Танины способности, оглушили и засыпали своими восторгами; с трудом оправившись от всего этого, сразу же после полуночи Рудо отвез меня домой. Таня и Дана по крайней мере нормально выспались.
Мне предстояла операция.
Я превратился в деда. В своего собственного. Мне это стало ясно, когда я задумался над своими рассуждениями.
Сами посудите: я не слабак, и даже после вчерашней вечеринки мне не настолько муторно, чтоб силы мои висели на ниточке, но надо себя поберечь. Как-никак резать меня будут впервые!
Внутри все замирает, я едва не вою, но горло стянуло страхом, пикнуть не могу. Прежде не понимал, что значит — душа в пятки ушла, а теперь, ей-богу же, как еще понимаю!
Прикидывал я и с точки зрения статистики — скольких оперировали и сколько их после операции отбросили копыта; ну, и утешаю себя: небось не потрошили бы, кабы толку не было, вот и внушаю себе — мне надеются помочь, страхи мои напрасны.
Лежу в белой кровати на белой простыне, белая комната в белом здании, жду конопатую сестричку, ту, что делала мне укол в левое полужопие. Она же должна отвезти меня в операционную.
Чего только не лезет в голову, ну такая ахинея!
Всякие там поговорки-прибаутки. Думаю, такое настроение появляется у любого, кому приходится брать в расчет свой самый банальный смертный час. Нежный возраст, детство, надежность домашнего очага! Мир вокруг был иной, не то что сейчас. Теперь каждый дальше своего носа не видит, бурчит да надрывается с рассвета до заката. Когда-то люди так не христожопничали, не изнуряли себя накопительством. Что имели, то и ели, выпивали, веселились. Чтоб пищеварение лучше шло. Если ты зануда, не умеешь ничего ввернуть с шуткой, к людям лучше и не ходи, потому что народ был добродушный, по большей части веселый, словоохотливый, покуражиться любил. А что им еще оставалось? Да, такого снова не будет.
Меня одурманят, заморочат и безо всяких там околичностей — брысь, пшел вон на тот свет! Что делают в таких случаях другие? О чем думают?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14