Просо
Повесть
словацк
ПЯТНИЦА
Деревенька маленькая. Время и земля как и положено быть: сверху лупит, снизу сушит. Вдоль заборов растет хрен.
Лежит она на плоской равнине. Медленно течет по ней Тихая вода, топкая низинная речка. От реки тянутся сады и парки. В самом большом из них — старинная усадьба, теперь богадельня, где доживают свой век примерно сорок пенсионеров. За ней — новый дом управляющего Битмана, единственный дом, что стоит в стороне от дороги. Богадельня — в конце длинного порядка домов. Впритык к ней — ветрозащитная аллея тополей и кладбище. По другую сторону живут вдова Цабадаёва, Милохи, Вавреки и остальная деревня. Дорога идет от одного соседнего села до другого, от Белого Хутора до Лучшей Жизни. Посередине деревни дома, расступаясь, образуют площадь, обнесенную корчмой, костелом, Домом культуры, торговым центром, почтой и национальным комитетом. За садами простираются неоглядные поля, вытканные глинистыми тропами. За Тихой водой — кооператив: скотный двор и канцелярии. Начальство обитает в Лучшей Жизни — в эту Жизнь и здешний кооператив с удовольствием влился.
На землю падает вечер, а в канаву — Феро Такач, по одну его руку — мотоцикл «Ява-350», по другую — Яна Швабекова. «Ява» молчит, Яна плачет.
— Не пей больше,— просит она Феро.
Феро мутит. После получки полтора дня он пил, остаток просадил в «очко», и так все денежки уплыли в руки хваткого корчмаря Штефана Моравца, заведующего общепитовским заведением «Надежда». Феро распростился с последним грошем и с «Надеждой», сел на мотоцикл и нарушил чуть ли не все правила дорожного движения. Гаишники в желтых «жигулях» гнались за ним, но он оторвался от них по деревянным мосткам над Тихой водой и, соскучившись, посигналил Яне. Пока Феро пил, Яна обходила корчму стороной — Феро злится, когда она оттуда вызывает его. Он повез ее к скирде, да остался при пиковом интересе — перепил больно. Со злости ударил Яну, усадил снова на мотоцикл и влетел в канаву.
— Не женюсь на тебе.— Феро отходит от Яны к «Яве», которая ему дороже.
— Дать на бензин? — спрашивает опечаленная Яна.
Феро заводит мотор и уезжает.
На ближней скирде скалится маленький Йожко Битман, сын управляющего богадельней, радуется, что опять удалось кое-чего подглядеть. Игор Битман не устает наставлять сына: только так и можно разгадать людей, которые из себя всегда что-то корчат. Битман-старший в этом деле стреляный воробей, ведь это он выследил, как Канталичова, бывшая управляющая, таскала со склада дома престарелых пододеяльники. Битман с ходу настучал на нее и сам стал управляющим — а для электрика, которому работка не в охотку, лучше должности не придумаешь. Он выиграл жестокий бой — четвертым за три года заступил на это место и удержался. Да, дети знай подрастают, и родители по вине жилищного кризиса им поперек горла. Отсюда прямая дорожка к Игору Битману — и хоть мест нет у него, но за тысячу крон можно что-нибудь выкроить. Йожко идет по стопам родителя: папаша для него образец.
Горемычная, отвергнутая почтальонша Яна Швабекова отходит от скирды. Мотоциклиста Феро уже и след простыл. Битман-младший, соскользнув со скирды, щекочет соломинкой Гарино — давай просыпайся. У старого пса крепок сон.
Феро резко притормаживает перед домом — он обожает быструю езду, тогда он чувствует себя настоящим мужчиной. Это чувство он редко испытывает — оно просыпается в нем только в подпитии или при быстрой езде. Однажды, правда, такое чувство возникло, когда Феро впервые спал с Яной, но с той поры он всякий раз вспоминает, что Яна не Джейн Фонда, которую он по-настоящему любит и наклеил даже на бензобак. Актриса волнует воображение Феро уже давно, поскольку снимается без бюстгальтера. Это, собственно, и довело его до настоящей любви.
В прихожей жмутся родители-пенсионеры.
— Заждались тебя,— говорит отец.
— Дал бы чуток на домашность,— отзывается мать.
— Чего свет зря расходуете! — накидывается на них Феро.— Нечего деньгами швыряться!
— Либо дай ключ от кладовки,— не сдается отец.
Феро, ощупав себя, обнаруживает, что ключей нет.
Видать, потерял в канаве, не то под скирдой.
— Чего вам в кладовке понадобилось? — ворчит он раздраженно.
— Есть хотим,— едва тянет мать.
Феро глядит на отца.
— Пенсию уже пропил?
— Не несут пенсию,— вступается за отца мать.
— И ты носу не кажешь. Просить не пойдем,— заносится отец. Щеки у него совсем впали.
Феро тотчас подхватывает.
— У соседей бы попросила!
— Не стану просить.
— Тогда в долг возьми.
— Не дают больше...
— Брат где? — Феро ищет лазейку.
— Письмо прислал.
— А сестра?
— Не пишет. Является только, как яблоки поспеют.
Феро все и без того знает.
— Ничего нет. Ни ключей, ни денег.
Настает тишина, и Феро из этой тишины выбегает на улицу. Бежит под голубыми неоновыми лампами прямо к корчме, к общепиту «Надежда».
Из-за стойки выскакивает везучий мужик Штефан Моравчик.
— Привет, Ферко! — улыбается он. Такие ему по душе.
— Налей,— тычет Феро в пятидесятиграммовую рюмку.
— Посадят меня,— кивает Моравец на вывеску: «В кредит не продаем».
— Стихни! — говорит Феро строго, а перед глазами видит мать — ждет у запертой кладовки.
Моравец, вздохнув, наливает. Он сочувствует людям и уж как-нибудь переживет пятьдесят граммов для Феро; парень Феро порядочный, его порядочность выдержит почти столько, сколько и печень,— на двадцать лет в «Надежде» их хватит.
Феро выпивает и топает домой. В руке держит большую отвертку.
В прихожей темно — это родители-пенсионеры экономят электричество.
Феро зажигает свет и взламывает дверь в кладовку. Как настоящий мужчина. Проходит в комнату и раздраженно включает телевизор. Минутой позже появляются родители. Едят сало с компотом.
— Мне дашь? — спрашивает Феро у матери.
Мама приносит ему тарелку с нарезанным салом и черешневый компот.
— Я могу накопать картошек? — спрашивает она у Феро, потому что он здесь хозяин.
— Там еще одна мелочь,— отвечает Феро, не отрываясь от экрана.— Не женюсь на ней.
— А сам-то ты знаешь, чего хочешь? — метит мать в самое уязвимое для Феро место.
— Знаю,— привирает он.
— Пойду подою,— думает вслух мать, прикидывая, как бы раздобыть крону-другую.
— Не мельтеши! — одергивает ее отец, увлекшись передачей.
На экране спортивные стрелки бьют по мишеням.
Перед домом под старой липой кучка мальчишек и Битман-младший. С каждого он собирает по кроне и ведет их к богадельне. На скамейке сидит старый Яро. Правда, настоящее его имя другое. В тот день, когда он приехал в богадельню, был храмовый праздник, в битком набитой цирковой кибитке он из ружья попал в бумажную розу, а потом стал носить ее в петлице.
— Зачем ее носишь? — спросил его тогда еще маленький Битман.
— Чтобы мир был по-весеннему ярким,— улыбнулся тот, и за это его долго прозывали старый Яшо, якобы от Ярослава; а уж потом возник Яро.
— Куда путь держите, сорванцы? — улыбается старый Яро.
— Пошли с нами,— приглашает его Битман-младший, чтобы он их не выдал.— Посторожишь.
Старый Яро сторожит, пока мальчишки, взобравшись на грушу, чего-то ждут. Наконец в новой ванной, которую Игор Битман всю облицевал заграничным кафелем, зажигается свет. Мальчишки тихо ойкают, слезают с дерева и исчезают во тьме.
Последним слезает Битман-младший. В кармане у него звякают кроны. Он не исчезает во тьме, он — дома.
— В чем дело? — спрашивает старый Яро.
— Они подглядывали в ванную,— неохотно открывает ему тайну маленький Битман.— За крону.
— Каждый может? — интересуется Яро.
— Каждый.
Яро рад, что не ужинал: зато проник в тайну. Он подходит к забору и всматривается в освещенное окно вдовы
Цабадаёвой. Из соседнего двора, от Милохов, доносится лай.
— Это Поцем,— говорит Йожко Битман.
Бульдога Поцема купил водитель Милох; пока он в дальнем рейсе, пес сторожит его красавицу жену. Мышь и ту Поцем не пропустит за ограду, придушит и лягушку, и ежа.
— Ранние персики у них будут,— вздыхает Йожко Битман. При мысли о фруктах пес портит ему настроение.
— В ванной был твой отец? — уточняет Яро.
— Не-е, там сейчас купается Иолана.
Иолана — самая красивая девочка в деревне, а может, и во всей округе. Игор Битман вознамерился выдать ее только за футболиста, на худой конец за какого-нибудь другого миллионера. Его Иоланка заслуживает самого большого счастья, а счастье, по Битману,— это деньги. У Иоланки должна быть самая красивая ванная, потому как скоро она войдет в девичество. Пятнадцатый пошел.
— Поглядеть бы и мне на эту ванную,— говорит Яро.
— За крону,— говорит Йожко.— Ты почему в богадельне?
— Город — сумасшедший дом, и я уехал оттуда. Здесь покой и чистый воздух.— Яро делает глубокий вдох. В воздухе — весь смрад скотных дворов, что за Тихой водой.
Из бывшей усадьбы выходят пенсионеры, чтобы тоже подышать чистым воздухом перед тем, как усесться к телевизору. Из кухни доносится звон посуды.
— Йожко,— кричит Каталин Месарошова, пропащая старуха, любительница выпить.
Йожко отбегает. Яро разрывается между двумя окнами. Над ним гаснет ванное окошко прекрасной Иоланки, а в соседнем саду все еще светится окно вдовы Цабадаёвой. Всматриваясь в ее темный сад, Яро видит в нем пропасть неистребимого хрена. Бульдогу вторят соседские псы.
— Поди ко мне, Йожинко,— трясется, пуская слюни, Месарошова.
— Когда получите? — осмотрительно спрашивает Йожко Битман.
— Послезавтра, право слово,— божится Каталин.— Послезавтра получу большие деньги, а у меня даже спрыснуть их нечем.
— Послезавтра и отдадите.— Маленький Битман, обе
гав домой, приносит ей бутылочку от ментолового спирта «альпа», полную вишневки. Ему и невдомек, что управляющий Битман пристально следит из темного окна за тем, что происходит с его вишневкой.
Когда довольный Йожко возвращается, отец уже поджидает его с ремнем.
— Сколько дала за нее? — трясет Битман сына.
Йожко прикидывает, есть ли смысл утаить кроны, что
получил от мальчишек.
— Двадцать крон,— юлит Йожко.
— Покажи! — приказывает отец.
— Послезавтра отдаст.
Игор Битман бьет сына.
— Знаешь, за что бью?
— Не знаю,— дергается в реве Йожко.
— Потому что веришь людям. Заплати она тебе наперед, я бы ни слова не сказал.
Маленькому Битману слова отца глубоко западают в душу.
— Деньги наперед,— повторяет он сквозь слезы.
Гроза миновала — отец улыбается.
— Что сегодня еще подглядел? — переводит он разговор на милую сердцу тему.
— Феро Такач и Яна Швабекова на скирде были. Но ничего такого, Феро был пьяный.
— Ну и ну! — удивляется отец.
— Поругались, а потом сверзились с мотоциклом в канаву.
— Ладно,— кивает головой Битман.— А что за шум был перед домом?
— Ванную разглядывали.
— Кто?
— Иоланкины одноклассники.
Битман хмурится.
— За крону,— живо добавляет Йожко и вытаскивает четыре кроны.
Отец, ласково улыбнувшись, выходит из дома. В углу усадебного двора качается на бревне Лоло-дурак.
— Ты что выделываешь, Лоло? — спрашивает управляющий.
— Ищу равновесие,— отвечает Лоло.— То, чего у тебя нет.
Лоло — любимая мишень всей детворы, потому что он отвечает всегда иначе, чем дети ожидают. Разве что окрик «Лоло-дурак» сердит его, ибо дураком он себя не считает. Ему семьдесят, но, как скажешь ему «дурак», он подымает камень и бросает.
— Ну можно ли? — роняет управляющий, направляясь к усадебной мастерской — идет за пилой, чтобы спилить нижнюю ветку на груше.
— Нынешнему пенсионеру все можно.— Лоло качается во тьме, опьяненный плавным движением.
— Поди подсоби мне,— зовет его управляющий.
Перед входом в дом танцует счастливая Каталин,
горькая пьяница; ей мало нужно.
— И малое не мало, коли больше нет.
— Ты там не ослеп, управитель? — доносится из темноты голос Лоло.
— Когда тебя вижу, слепоты не боюсь,— отвечает от пилы Битман.
В клубном зале собрался весь дом. У дверей стоит Маришка Ваврекова, повариха. В руке полная сумка кнедлей на прокорм уточек — старые люди едят мало, а выбросить жалко. Домой Маришку ничуть не тянет; ее муж, Рудо Ваврек, сидит в корчме, и потому Маришка вечернюю передачу смотрит со стариками — по крайней мере сэкономит на электричестве.
Телевизор смотрят все, кроме умирающих. Тем коротать время за экраном уже не приходится, оно у них само по себе убывает. Сейчас умирает Иогана Ендрейчакова, бывшая уборщица. Лежит, слушает духовой оркестр по телевидению. А перед глазами ее кооперативная квартира, на которую сама накопила. Младшенькая дочка Милада как-то пришла мать навестить и ну жаловаться, как им плохо. Ей и зятю Михалу.
— Полжизни бы отдали, только бы быть вместе.
Оба жили поврозь — в общежитиях.
— Через полгода получим квартиру, но мне ее уж не дождаться,— печалилась девятнадцатилетняя Миладка.
— Полгода могли бы и у меня перебиться,— предлагает Иогана. На другой день прикатывают молодые на «симке» — свадебном подарке от Иоганы.
— Будем возить тебя на прогулки,— улыбаются оба.
Вечером в мусорной корзине нашла Иогана полбуханки хлеба.
— Черствый,— насупилась Милада.
Месяц спустя убиралась Иогана в гостиной и намела полный совок мелочи. Пропесочила молодых. Миладка была точно сахар.
— Поедемте, мама, на прогулку.
Гуляла с ней Миладка в красивом саду у небольшой усадебки. Зятюшка Мишинко о чем-то похлопотать отошел.
— Нравится тебе здесь? — спросила Миладка.
— Я б хоть цельный день здесь провела,— радуется Иогана удачной прогулке и буйной зелени, какой и в помине нет в канцеляриях, заставленных пыльными шкафами.
— Хорошо,— говорит Миладка,— хорошо, мамочка.
Иогане уже долгие годы никто не говорил «мамочка».
Напоследок муж на смертном одре. Иогана счастлива. Они держатся с дочкой за руки. Подходит зятек с каким- то мужчиной.
— Все улажено,— улыбается Мишинко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15