https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Germany/Grohe/
Мне надо было поспеть на ранний поезд, а моя сумка все еще валялась в отеле.
Поезд полз на запад, потом на восток сквозь вечер и прочь от Центрального пояса. Вплоть до пересечения с окружной железной дорогой поезд вел тамошний машинист.
Состав, следующий обратно в порт, должен был пересечь окружную дорогу в семнадцать сорок по пути вниз. И дальше уже портовому машинисту предстояло вести поезд по-над озерами, через железнодорожный узел, вверх к узким горным долинам, через перевал, в дальний его конец, за холмы, а там – по круговой в порт.
Вагон, в котором я ехала, был прицеплен сразу за локомотивом. Он дернулся и замер на полустанке. Кругом стояла тишина, только под вагоном слегка поскрипывало да булькала неподалеку мелкая речушка.
Вдалеке прокричал гудок и послышался шум локомотива. Совсем близко в кабине промелькнул Колл. Поезд замедлил ход и остановился возле меня.
Я подхватила сумку, рванула к двери вагона, потом опустила окно. Начинало моросить. Колл шел по платформе, впереди него носился кругами Вуфит, его пес.
– Колл!
– Морверн! О тебе только и разговоров в городе. Куда, черт побери, ты запропастилась? Ты ведь возвращаешься?
Я открыла дверь и сошла.
– Ты звонила? Про Рыжего Ханну знаешь?
– Что, на пенсию подался?
– Ах, Морверн! Ты что, ни разу не звонила? Иди же сюда, иди! Большие белые вожди прихватили его. Приостановили выплату единовременного выходного пособия и пенсии из-за дисциплины.
Я посмотрела на Колла. Какая-то волна пробежала по мне. Мы стояли рядом с локомотивом у двери кабины. Колл дернул серебристую ручку и толкнул дверь. Вуфит запрыгнул первым. Колл взялся обеими руками за поручни и вскочил в кабину. Я быстро взошла по ступенькам и захлопнула за собой дверь. Колл скинул свою большую кожаную сумку на засаленный пол за местом машиниста. Я села на второе крутящееся кресло.
Колл сказал:
– Эти черти прислали ему уведомление в ту пятницу. Обвинили его в том, что он будто бы выпил две порции имбирного пива с лагером днем после ночной смены, перед тем как вышел в свой последний рейс.
– Два имбирных с лагером, – проговорила я.
– Обрыдаться можно, как глупо, да-а, – протянул Колл, расправляя на полу газетные листы, на которых тут же свернулся калачиком Вуфит.
– Конечно, в управлении знают, что под Новый год происходило кое-что похлеще, – заметила я.
– Знаю, лапа. Меня самого внесли на локомотив. Только любят они подложить свинью старым коммунякам да профсоюзным деятелям. Мило подставили Рыжего Ханну. Сущий бред, но управление на все закрывает глаза, когда им удобно, – ворчал Колл, открывая пластиковьш контейнер, разворачивая банку с собачьей едой и вываливая немного в миску – Вуфит тут же жадно набросился на угощение.
Колл достал серебряную табакерку и сделал себе самокрутку. Я прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, потянулась и дала прикурить Коллу.
– И давно ты уже в самоволке? – спросил Колл.
– Неделя и шесть дней завтра будет. Про работу мою что-нибудь слышно?
Колл вскинул брови:
– Не слишком там ладно, Морверн. Прихвостень позвонил Рыжему Ханне уже на третий день.
– Тс-с! – произнесла я.
– Где, черт побери, тебя носило? – полюбопытствовал Колл.
Я пожала плечами:
– Танцевала да на пляже валялась, пока деньги не кончились, потом ночь провела в Лондоне.
– Что ж, все хорошо, пока молода, – засмеялся Колл, подошел к двери за моим сиденьем, открыл ее рывком, высунулся наружу, ожидая сигнала смотрителя. – Это нам, – объявил он.
Хлопнув дверью, Колл вернулся к месту машиниста, уселся в кресло. Рука его нырнула вниз, и гудок взревел глухо у нас под ногами. Он вдавил рукоять, выпустив воздух, выходивший с шипением, затем перевел другой рычаг вперед, и позади нас завыл мотор. Двигатель помещался в соседнем отсеке, и гул в кабине стоял такой, что не до разговоров было. Колл полностью сосредоточился на большом перегоне вниз по перешейку. С разговорами пришлось бы погодить и на всем пути в порт, на подъездах к которому локомотив порой, из-за большого угла наклона, взвизгивает тормозами так громко, что страх берет, потом гудит ровно, спускаясь с холма и неся нас по долинам, стучит себе колесами: так-так-так.
Я хотела что-то сказать, но в этом не было большого смысла. Нас трясло на долгом прямом перегоне перед перевалом. Вуфит поднялся с подстилки, я налила ему воды. Колл двинул ручку. Зашипели цилиндры над ветровыми стеклами, приводя в движение стеклоочистители. Я поглядела на гостиницу с башенкой на самом верху лестницы; позади нее кладбищенская аллея вела к Зеленой церкви, осыпавшей под дождем лепестки на траву. А впереди была платформа Фоллз, где с гребня горы низвергались водопады, но издали казалось, что на хребте развели множество костров. Ветер дул так свирепо, что водопады задувало вспять, за край хребта в облаках.
Мы продвигались на восток к Бэк-Сеттлмент, потом на запад, пока не оказались позади Комплекса, а дальше вниз, в порт, по длинному отрезку мимо сигнальной будки. Обеими руками я опустила окно. Порт вокруг бухты выглядел как обычно. Кабину слегка качнуло, послышалось шипение, когда Колл толкнул ручку тормоза. Мы проносились вдоль края платформы. Я развернула кресло, наклонилась и подхватила сумку. Вуфит вскочил, закружился, помахивая хвостом. Локомотив замер, издав напоследок слабый гудок, когда Колл дернул вниз красную ручку, с которой краска почти облезла, на стене позади него. Я открыла дверь кабины. Вуфит выскочил из локомотива и принялся обнюхивать пассажиров, которые толпились у ворот, где Зиппер проверял билеты. Я спрыгнула на платформу.
Колл стоял в двери кабины и окриками отгонял Вуфита от пассажиров. Потянув носом воздух, Колл изрек:
– М-м-м, единственно, когда эти механизмы хорошо пахнут, так это после твоего визита, Морверн Каллар.
Я засмеялась:
– Метнусь, пожалуй, к дому. Спасибо, что подбросил.
– А, делов-то! Беги себе и отыщи наконец того мужчину.
– Он будет на месте.
– Не удивлюсь. Береги себя, проказница.
– Ты тоже. Пока, Вуфит! – Я присела и потрепала пса по загривку.
Я пересекла площадь и посмотрела вверх. Еще не поздно было заглянуть в супермаркет.
Миновав парковку, я двинулась сквозь раздвижные двери, мимо журнала приходов и уходов. Сирена, в полном одиночестве сидевшая на кассах, повернула голову и уставилась на меня. Я открыла дверь, ведущую наверх, к женской раздевалке и офису Прихвостня. В раздевалке никого не было. Я отомкнула свой шкафчик, отодвинула в сторону нейлоновую форму и скатанные в комок колготки. Вытащила школьного фасона туфли и внимательно осмотрела полку. Сгребла косметику, пузырек парацетамола и витамины и отправила все это в сумку.
Пройдя дальше, я постучала в дверь Прихвостня и вошла.
– Ну-ка, ну-ка, поглядите, кто к нам пожаловал! Наша загорелая супермодель, – изрек Прихвостень.
Повисла долгая тишина.
– Не собираешься ли поведать, почему опоздала на две недели? – спросил Прихвостень.
– На тринадцать дней, – поправила я.
– Не я один пострадал от этого – ты знаешь, Морверн. Весь отдел страдает из-за отсутствия одного члена коллектива.
– Я не член.
– Не умничай.
– А я и не умничаю. – Я закашлялась.
– Где ты была?
– А вот это не ваше дело. Просто скажите: мне приступать и где? Потому что если нет, то на кой я тогда в вашем офисе торчу?
– А сама ты как думаешь?
– Ясно.
У дверей офиса всегда стоял стул из оранжевого пластика. Им-то я и запустила через весь офис. Задняя ножка задела стол, раздался дрожащий звук, и стул отскочил в угол комнаты. Прихвостень забился под стол, выкрикивая что-то про полицию.
– Забейся под камень, из-под которого выполз, Прихвостень! – выпалила я и рванула дверь с такой яростью, что она врезалась в полки с папками.
Я вышла на парковку, прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки под одним из фонарей и перешла эту самую Блэк-Линн, «то течет под портом.
Дождь сеялся в ночи сквозь ореолы фонарей. Я зашла в «Хэддоуз», попросила маленькую водочки и отсчитала немалую часть тех денег, что ссудил мне тот самый Том со Сьюзен.
Чуть не бегом проскочила мимо видеопроката, Сент-Джонз и «Феникса». Парни на машинах кружили по портовым дорогам, локти наружу. Я откопала в сумке ключи от дома.
У двери на коврике валялось семь каталогов из магазинов моделей на юге и конверт с чудной маркой, адресованный мне. Я все подобрала и бросила на Его стол. Поставила компакт-диск De Devil Dead Ли Перри, высушила волосы и скрутила их на затылке во французский пучок. Включила обогреватель и водогрей.
Я забыла прихватить что-нибудь, чем водочку разбавлять, а холодильник, конечно, пустовал – хоть шаром покати, так что пришлось мне открыть бутыль сладкого вина и его мешать с водкой. Еще нашлась банка консервированного картофеля. Я ее открыла, слила жидкость и стала запихивать картофелины в рот одну за другой. Пережевывая их, пялилась в черноту окна.
Когда вода нагрелась, я хлебнула еще напитка, немного отдававшего болотом, разделась перед огнем, стоя в мокрых джинсах на одной ноге и стягивая штанину с другой. Побрила ноги, понежилась в ванне, вытерлась насухо, изведя все чистые полотенца. Под влиянием экстатической музыки преклонила колени на блестящих половицах и помолилась с жаром. Вскочила и принялась расхаживать в величайшем возбуждении. Поставила вместо De Devil Dead другой диск Ли Перри – From The Secret Laboratory. Перескочила вперед, сразу на шестую дорожку. Теперь и с молитвой дело пошло на лад. Когда я закончила, меня трясло от мертвецкого холода.
Я оделась, достала из шкафа кожанку и натянула ее. Выпила еще водочки, схватила зонтик и метнулась на улицу.
Я жалась под зонтиком, ветер рвал его из рук, по краям дрожали капли.
У телефонной будки я закрыла зонт и проскользнула внутрь. Номер в Комплексе не отвечал. Я позвонила Ви Ди в Бэк-Сеттлмент.
– Это Морверн.
– Морверн, ты где? Отец из-за тебя волнуется, будто ему своих проблем мало.
– Я дома.
– Мы думали, тебя похитили или еще чего стряслось.
– А он где?
– Да там, в порту. Я сказала, чтоб он не волновался. Мы справимся. Ты на работе была?
– Ага. Выгнали.
– Ох, Морверн! – вздохнула она и засмеялась. – Что же с вами, Калларами, делать? Может, подвернется какая-нибудь работенка в отеле до окончания сезона?
Телефон запищал, требуя еще одной монеты. Я уставилась в потолок.
– Морверн?…
Я аккуратно повесила трубку, послушала, как дождь барабанит по крыше, толкнула дверь. Коротким путем добралась до каменной «причуды», стараясь не растянуться в потоках грязи. С верхней площадки лестницы Иакова поглазела на порт и рыбацкие суденышки у причала. Попробовала разглядеть то место за Комплексом, ближе к горам, где перевал уходит на запад, к деревне за электростанцией, но увидела лишь облака, бегущие над оранжевыми огнями уличных фонарей.
Спускаясь по лестнице Иакова, я старалась огибать лужи. Вода хлестала с утеса выше. Лавочки стояли пустые – ни одной целующейся парочки. Я посмотрела вниз на темную улицу под утесом и тусклые огни дежурного заведения Рыжего Ханны – «Бара политиков».
Я толкнула дверь, стряхивая воду с рукавов кожанки. Все оборачивались и провожали меня взглядами, пока я шла к холодильной камере, где мясник Пови хранил свои припасы и куда «политики» поставили бильярдный стол – больше он никуда не влезал. Я просунула голову в дверь: вокруг стола топтались пятеро мужиков, двое играли. Один из зрителей отводил в сторону большой шмат мяса, свисавший с крюка, чтоб игрок мог хорошо прицелиться. Остальные дышали на руки.
– Глянь, стриптизерша! – ляпнул парень в спецовке.
– Ты чего? Это ж девочка машиниста, – сказал другой.
Я отошла к стойке:
– Рыжий Ханна был здесь сегодня?
– Да он уж который день не заглядывает, – произнес голос позади меня.
Я оглянулась. Там сидел старик, совсем седой, на глазах слезы – он их все промокал платочком. Впрочем, старый был далек от рыданий, на столе перед ним стояла двойная порция.
– Я – Тод Столб, а ты – Морверн, дочь Рыжего Ханны, работаешь в супермаркете, да?
– Больше уже не работаю. Так вы его видели?
– Давненько не видывал. Это не в его духе – так долго пренебрегать нами.
– Есть хоть подозрение, где он может быть?
– Ни тени. Ты б лучше приземлилась здесь да порадовала старого дурака. Чем себя побалуешь?
– Не пойдет. Я не смогу ответить тем же.
– Да садись ты! Рыжий Ханна с меня шкуру спустит, если узнает, что ты здесь была, а тебя не угостили. Это ж вечер клуба Буднего дня. А ну-ка, принесите девушке с потрясным загаром выпить!
– «Саутерн комфорт» и лимонад, пожалуйста, – заказала я.
– Чего? – не понял бармен.
– «Саутерн комфорт».
– Такого не держим.
Я посмотрела на бутылки:
– Тогда «Свитхарт стаут», пожалуйста.
Я присела возле Тода Столба. Из-за дверей морозильной камеры неслись возгласы – парни делали ставки.
Ввалилась толпа народу – сплошь молодняк, мокрые до нитки, с пакетами. Тод Столб подтолкнул меня локтем:
– Глянь! Клуб Буднего дня.
Народ разместился на скамейке и принялся разделывать перочинным ножиком буханку и большой блок плавленого сыра.
Тод Столб говорит:
– Кормим пять тысяч. Не перевелся еще дармовой супчик в этих краях. Они же все на пособии, так что мы все вносим по пятьдесят пенсов и, когда приходит время вечеринки, устраиваем себе небольшое угощение.
Один из старших в клубе Буднего дня выкрикнул:
– Это что, твоя внучка, Столб?
– Нет, дочь Рыжего Ханны.
– Что ж теперь, революцию устраивать? Мы поддержим, только это дело вам, молодым, проворачивать надо.
– Ага, мы за тебя постоим, – подхватил Тод Столб.
Я кивнула.
– Ты не отца своего ищешь, дорогуша?
– Его.
– Что, не слышала новость? Знаю, где ты его наверняка найдешь сегодня. Как и добрую половину других «святош Вилли». Все они сегодня на соседней улице. В «Западню» стриптизерш пригласили, так все железнодорожники там. Каково, а? – засмеялась пожилая женщина.
Один из парней, торчавших в морозилке, вышел и говорит:
– Так что, я колпаки снимаю?
– Ага, – кивнул бармен.
Парень из морозилки встал на длинный ряд сидений и начал отвинчивать стеклянные плафоны с ламп над ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Поезд полз на запад, потом на восток сквозь вечер и прочь от Центрального пояса. Вплоть до пересечения с окружной железной дорогой поезд вел тамошний машинист.
Состав, следующий обратно в порт, должен был пересечь окружную дорогу в семнадцать сорок по пути вниз. И дальше уже портовому машинисту предстояло вести поезд по-над озерами, через железнодорожный узел, вверх к узким горным долинам, через перевал, в дальний его конец, за холмы, а там – по круговой в порт.
Вагон, в котором я ехала, был прицеплен сразу за локомотивом. Он дернулся и замер на полустанке. Кругом стояла тишина, только под вагоном слегка поскрипывало да булькала неподалеку мелкая речушка.
Вдалеке прокричал гудок и послышался шум локомотива. Совсем близко в кабине промелькнул Колл. Поезд замедлил ход и остановился возле меня.
Я подхватила сумку, рванула к двери вагона, потом опустила окно. Начинало моросить. Колл шел по платформе, впереди него носился кругами Вуфит, его пес.
– Колл!
– Морверн! О тебе только и разговоров в городе. Куда, черт побери, ты запропастилась? Ты ведь возвращаешься?
Я открыла дверь и сошла.
– Ты звонила? Про Рыжего Ханну знаешь?
– Что, на пенсию подался?
– Ах, Морверн! Ты что, ни разу не звонила? Иди же сюда, иди! Большие белые вожди прихватили его. Приостановили выплату единовременного выходного пособия и пенсии из-за дисциплины.
Я посмотрела на Колла. Какая-то волна пробежала по мне. Мы стояли рядом с локомотивом у двери кабины. Колл дернул серебристую ручку и толкнул дверь. Вуфит запрыгнул первым. Колл взялся обеими руками за поручни и вскочил в кабину. Я быстро взошла по ступенькам и захлопнула за собой дверь. Колл скинул свою большую кожаную сумку на засаленный пол за местом машиниста. Я села на второе крутящееся кресло.
Колл сказал:
– Эти черти прислали ему уведомление в ту пятницу. Обвинили его в том, что он будто бы выпил две порции имбирного пива с лагером днем после ночной смены, перед тем как вышел в свой последний рейс.
– Два имбирных с лагером, – проговорила я.
– Обрыдаться можно, как глупо, да-а, – протянул Колл, расправляя на полу газетные листы, на которых тут же свернулся калачиком Вуфит.
– Конечно, в управлении знают, что под Новый год происходило кое-что похлеще, – заметила я.
– Знаю, лапа. Меня самого внесли на локомотив. Только любят они подложить свинью старым коммунякам да профсоюзным деятелям. Мило подставили Рыжего Ханну. Сущий бред, но управление на все закрывает глаза, когда им удобно, – ворчал Колл, открывая пластиковьш контейнер, разворачивая банку с собачьей едой и вываливая немного в миску – Вуфит тут же жадно набросился на угощение.
Колл достал серебряную табакерку и сделал себе самокрутку. Я прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, потянулась и дала прикурить Коллу.
– И давно ты уже в самоволке? – спросил Колл.
– Неделя и шесть дней завтра будет. Про работу мою что-нибудь слышно?
Колл вскинул брови:
– Не слишком там ладно, Морверн. Прихвостень позвонил Рыжему Ханне уже на третий день.
– Тс-с! – произнесла я.
– Где, черт побери, тебя носило? – полюбопытствовал Колл.
Я пожала плечами:
– Танцевала да на пляже валялась, пока деньги не кончились, потом ночь провела в Лондоне.
– Что ж, все хорошо, пока молода, – засмеялся Колл, подошел к двери за моим сиденьем, открыл ее рывком, высунулся наружу, ожидая сигнала смотрителя. – Это нам, – объявил он.
Хлопнув дверью, Колл вернулся к месту машиниста, уселся в кресло. Рука его нырнула вниз, и гудок взревел глухо у нас под ногами. Он вдавил рукоять, выпустив воздух, выходивший с шипением, затем перевел другой рычаг вперед, и позади нас завыл мотор. Двигатель помещался в соседнем отсеке, и гул в кабине стоял такой, что не до разговоров было. Колл полностью сосредоточился на большом перегоне вниз по перешейку. С разговорами пришлось бы погодить и на всем пути в порт, на подъездах к которому локомотив порой, из-за большого угла наклона, взвизгивает тормозами так громко, что страх берет, потом гудит ровно, спускаясь с холма и неся нас по долинам, стучит себе колесами: так-так-так.
Я хотела что-то сказать, но в этом не было большого смысла. Нас трясло на долгом прямом перегоне перед перевалом. Вуфит поднялся с подстилки, я налила ему воды. Колл двинул ручку. Зашипели цилиндры над ветровыми стеклами, приводя в движение стеклоочистители. Я поглядела на гостиницу с башенкой на самом верху лестницы; позади нее кладбищенская аллея вела к Зеленой церкви, осыпавшей под дождем лепестки на траву. А впереди была платформа Фоллз, где с гребня горы низвергались водопады, но издали казалось, что на хребте развели множество костров. Ветер дул так свирепо, что водопады задувало вспять, за край хребта в облаках.
Мы продвигались на восток к Бэк-Сеттлмент, потом на запад, пока не оказались позади Комплекса, а дальше вниз, в порт, по длинному отрезку мимо сигнальной будки. Обеими руками я опустила окно. Порт вокруг бухты выглядел как обычно. Кабину слегка качнуло, послышалось шипение, когда Колл толкнул ручку тормоза. Мы проносились вдоль края платформы. Я развернула кресло, наклонилась и подхватила сумку. Вуфит вскочил, закружился, помахивая хвостом. Локомотив замер, издав напоследок слабый гудок, когда Колл дернул вниз красную ручку, с которой краска почти облезла, на стене позади него. Я открыла дверь кабины. Вуфит выскочил из локомотива и принялся обнюхивать пассажиров, которые толпились у ворот, где Зиппер проверял билеты. Я спрыгнула на платформу.
Колл стоял в двери кабины и окриками отгонял Вуфита от пассажиров. Потянув носом воздух, Колл изрек:
– М-м-м, единственно, когда эти механизмы хорошо пахнут, так это после твоего визита, Морверн Каллар.
Я засмеялась:
– Метнусь, пожалуй, к дому. Спасибо, что подбросил.
– А, делов-то! Беги себе и отыщи наконец того мужчину.
– Он будет на месте.
– Не удивлюсь. Береги себя, проказница.
– Ты тоже. Пока, Вуфит! – Я присела и потрепала пса по загривку.
Я пересекла площадь и посмотрела вверх. Еще не поздно было заглянуть в супермаркет.
Миновав парковку, я двинулась сквозь раздвижные двери, мимо журнала приходов и уходов. Сирена, в полном одиночестве сидевшая на кассах, повернула голову и уставилась на меня. Я открыла дверь, ведущую наверх, к женской раздевалке и офису Прихвостня. В раздевалке никого не было. Я отомкнула свой шкафчик, отодвинула в сторону нейлоновую форму и скатанные в комок колготки. Вытащила школьного фасона туфли и внимательно осмотрела полку. Сгребла косметику, пузырек парацетамола и витамины и отправила все это в сумку.
Пройдя дальше, я постучала в дверь Прихвостня и вошла.
– Ну-ка, ну-ка, поглядите, кто к нам пожаловал! Наша загорелая супермодель, – изрек Прихвостень.
Повисла долгая тишина.
– Не собираешься ли поведать, почему опоздала на две недели? – спросил Прихвостень.
– На тринадцать дней, – поправила я.
– Не я один пострадал от этого – ты знаешь, Морверн. Весь отдел страдает из-за отсутствия одного члена коллектива.
– Я не член.
– Не умничай.
– А я и не умничаю. – Я закашлялась.
– Где ты была?
– А вот это не ваше дело. Просто скажите: мне приступать и где? Потому что если нет, то на кой я тогда в вашем офисе торчу?
– А сама ты как думаешь?
– Ясно.
У дверей офиса всегда стоял стул из оранжевого пластика. Им-то я и запустила через весь офис. Задняя ножка задела стол, раздался дрожащий звук, и стул отскочил в угол комнаты. Прихвостень забился под стол, выкрикивая что-то про полицию.
– Забейся под камень, из-под которого выполз, Прихвостень! – выпалила я и рванула дверь с такой яростью, что она врезалась в полки с папками.
Я вышла на парковку, прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки под одним из фонарей и перешла эту самую Блэк-Линн, «то течет под портом.
Дождь сеялся в ночи сквозь ореолы фонарей. Я зашла в «Хэддоуз», попросила маленькую водочки и отсчитала немалую часть тех денег, что ссудил мне тот самый Том со Сьюзен.
Чуть не бегом проскочила мимо видеопроката, Сент-Джонз и «Феникса». Парни на машинах кружили по портовым дорогам, локти наружу. Я откопала в сумке ключи от дома.
У двери на коврике валялось семь каталогов из магазинов моделей на юге и конверт с чудной маркой, адресованный мне. Я все подобрала и бросила на Его стол. Поставила компакт-диск De Devil Dead Ли Перри, высушила волосы и скрутила их на затылке во французский пучок. Включила обогреватель и водогрей.
Я забыла прихватить что-нибудь, чем водочку разбавлять, а холодильник, конечно, пустовал – хоть шаром покати, так что пришлось мне открыть бутыль сладкого вина и его мешать с водкой. Еще нашлась банка консервированного картофеля. Я ее открыла, слила жидкость и стала запихивать картофелины в рот одну за другой. Пережевывая их, пялилась в черноту окна.
Когда вода нагрелась, я хлебнула еще напитка, немного отдававшего болотом, разделась перед огнем, стоя в мокрых джинсах на одной ноге и стягивая штанину с другой. Побрила ноги, понежилась в ванне, вытерлась насухо, изведя все чистые полотенца. Под влиянием экстатической музыки преклонила колени на блестящих половицах и помолилась с жаром. Вскочила и принялась расхаживать в величайшем возбуждении. Поставила вместо De Devil Dead другой диск Ли Перри – From The Secret Laboratory. Перескочила вперед, сразу на шестую дорожку. Теперь и с молитвой дело пошло на лад. Когда я закончила, меня трясло от мертвецкого холода.
Я оделась, достала из шкафа кожанку и натянула ее. Выпила еще водочки, схватила зонтик и метнулась на улицу.
Я жалась под зонтиком, ветер рвал его из рук, по краям дрожали капли.
У телефонной будки я закрыла зонт и проскользнула внутрь. Номер в Комплексе не отвечал. Я позвонила Ви Ди в Бэк-Сеттлмент.
– Это Морверн.
– Морверн, ты где? Отец из-за тебя волнуется, будто ему своих проблем мало.
– Я дома.
– Мы думали, тебя похитили или еще чего стряслось.
– А он где?
– Да там, в порту. Я сказала, чтоб он не волновался. Мы справимся. Ты на работе была?
– Ага. Выгнали.
– Ох, Морверн! – вздохнула она и засмеялась. – Что же с вами, Калларами, делать? Может, подвернется какая-нибудь работенка в отеле до окончания сезона?
Телефон запищал, требуя еще одной монеты. Я уставилась в потолок.
– Морверн?…
Я аккуратно повесила трубку, послушала, как дождь барабанит по крыше, толкнула дверь. Коротким путем добралась до каменной «причуды», стараясь не растянуться в потоках грязи. С верхней площадки лестницы Иакова поглазела на порт и рыбацкие суденышки у причала. Попробовала разглядеть то место за Комплексом, ближе к горам, где перевал уходит на запад, к деревне за электростанцией, но увидела лишь облака, бегущие над оранжевыми огнями уличных фонарей.
Спускаясь по лестнице Иакова, я старалась огибать лужи. Вода хлестала с утеса выше. Лавочки стояли пустые – ни одной целующейся парочки. Я посмотрела вниз на темную улицу под утесом и тусклые огни дежурного заведения Рыжего Ханны – «Бара политиков».
Я толкнула дверь, стряхивая воду с рукавов кожанки. Все оборачивались и провожали меня взглядами, пока я шла к холодильной камере, где мясник Пови хранил свои припасы и куда «политики» поставили бильярдный стол – больше он никуда не влезал. Я просунула голову в дверь: вокруг стола топтались пятеро мужиков, двое играли. Один из зрителей отводил в сторону большой шмат мяса, свисавший с крюка, чтоб игрок мог хорошо прицелиться. Остальные дышали на руки.
– Глянь, стриптизерша! – ляпнул парень в спецовке.
– Ты чего? Это ж девочка машиниста, – сказал другой.
Я отошла к стойке:
– Рыжий Ханна был здесь сегодня?
– Да он уж который день не заглядывает, – произнес голос позади меня.
Я оглянулась. Там сидел старик, совсем седой, на глазах слезы – он их все промокал платочком. Впрочем, старый был далек от рыданий, на столе перед ним стояла двойная порция.
– Я – Тод Столб, а ты – Морверн, дочь Рыжего Ханны, работаешь в супермаркете, да?
– Больше уже не работаю. Так вы его видели?
– Давненько не видывал. Это не в его духе – так долго пренебрегать нами.
– Есть хоть подозрение, где он может быть?
– Ни тени. Ты б лучше приземлилась здесь да порадовала старого дурака. Чем себя побалуешь?
– Не пойдет. Я не смогу ответить тем же.
– Да садись ты! Рыжий Ханна с меня шкуру спустит, если узнает, что ты здесь была, а тебя не угостили. Это ж вечер клуба Буднего дня. А ну-ка, принесите девушке с потрясным загаром выпить!
– «Саутерн комфорт» и лимонад, пожалуйста, – заказала я.
– Чего? – не понял бармен.
– «Саутерн комфорт».
– Такого не держим.
Я посмотрела на бутылки:
– Тогда «Свитхарт стаут», пожалуйста.
Я присела возле Тода Столба. Из-за дверей морозильной камеры неслись возгласы – парни делали ставки.
Ввалилась толпа народу – сплошь молодняк, мокрые до нитки, с пакетами. Тод Столб подтолкнул меня локтем:
– Глянь! Клуб Буднего дня.
Народ разместился на скамейке и принялся разделывать перочинным ножиком буханку и большой блок плавленого сыра.
Тод Столб говорит:
– Кормим пять тысяч. Не перевелся еще дармовой супчик в этих краях. Они же все на пособии, так что мы все вносим по пятьдесят пенсов и, когда приходит время вечеринки, устраиваем себе небольшое угощение.
Один из старших в клубе Буднего дня выкрикнул:
– Это что, твоя внучка, Столб?
– Нет, дочь Рыжего Ханны.
– Что ж теперь, революцию устраивать? Мы поддержим, только это дело вам, молодым, проворачивать надо.
– Ага, мы за тебя постоим, – подхватил Тод Столб.
Я кивнула.
– Ты не отца своего ищешь, дорогуша?
– Его.
– Что, не слышала новость? Знаю, где ты его наверняка найдешь сегодня. Как и добрую половину других «святош Вилли». Все они сегодня на соседней улице. В «Западню» стриптизерш пригласили, так все железнодорожники там. Каково, а? – засмеялась пожилая женщина.
Один из парней, торчавших в морозилке, вышел и говорит:
– Так что, я колпаки снимаю?
– Ага, – кивнул бармен.
Парень из морозилки встал на длинный ряд сидений и начал отвинчивать стеклянные плафоны с ламп над ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21