Все они серьезно разглядывали зеленое сукно игральных столов, словно пришли не играть, а присутствовать при совершении религиозного обряда. В общем-то странно, что это именуется азартной игрой. Лиза и Эльза никогда не захаживали сюда по причине своей добропорядочности. И еще по причине трусливого нрава. Поэтому с обеими мне было спокойно, что позволяло безмятежно проводить свободное время. Видите ли, я играю без особой страсти, делая очень небольшие ставки. Крупье знали меня в лицо. Все же это феноменальные люди – крупье, какой удивительной памятью, каким глубоким знанием людей они обладают. Уже через пять минут все безошибочно знали, кто я и что из себя представляю. Мне думается, происходившее вокруг они воспринимали как занятное действо. С одним из них я иногда потягивал напитки в баре. Как-то вечером он подсел ко мне за стойкой и сказал: «Ну вот, у нас опять появился трубач». Я рассмеялся в ответ и объяснил, что я не трубач, а пианист. Он махнул рукой и сделал шаг назад – «от жиги до жиголо расстояние с тонкий волосок». Я сразу угостил его джином с тоником, потому что испытываю непростительную слабость ко всяким каламбурам. Крупье звали Марком, и его работа явно принижала уровень его интеллекта. Может, поэтому он был одержим игрой слов. Он был просто не в состоянии говорить нормальными предложениями. Это была какая-то мания. После второй порции джина с тоником он указал кивком на даму в накидке из черного шелка, она возвышалась у стола, за которым играли в рулетку. Этот ночной мотылек без сомнения «размотылит» тебя в ночи, сказал он. Это ведь твоя работа, а? Если захочешь, она уже через три минуты прилетит к тебе. Высший класс. Трудно удержаться. – Мы посмотрели друг другу в глаза, и мне стало ясно, что он запросто разгадал бы всю мою жизнь. – Ну, зачем дело стало? Для тебя это самый раз – ездит на роскошной черной тачке, не то что юнцы сопливые на каких-то уродливых мотоциклах.
– Боже мой!
– Марк явно оказывал безвозмездные услуги. Итак, я схожу звякну, а вернусь, уже взойдут озимые. Ясно, дружище? – проговорил он и исчез. Собственно, без особого желания я направился к столу, где играли в рулетку. Медленно обойдя стол, я остановился рядом с нею. София представляла собой весьма неординарное явление. Она была в черных лаковых туфлях на высоченных каблуках, что само по себе встречается не так уж часто. Руки, к сожалению, были прикрыты накидкой. Черные жемчужины заставили меня кое о чем задуматься, а судить о ее лице вообще не представлялось возможным. Оно не было юным, и тем не менее в нем присутствовали все признаки молодости.
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, если лицо действительно юное, то его масса сосредоточена в верхней части.
– Масса?
– Да, именно так. Юное лицо в некоторой степени представляет собой упирающийся в вершину треугольник, с узким подбородком и мягко обрисованными скулами. А старое лицо, наоборот, согласно законам тяготения повернуто на сто восемьдесят градусов: теперь вершина располагается сверху, а масса снизу, щеки провисают, контуры подбородочной линии размазаны, а худощавые скулы проступают на лице.
– Господи Боже.
– Н-да! Именно так. У Софии лицо представляло собой упирающийся в вершину треугольник с туго натянутой кожей и округленными пухлыми губами. Тем не менее она поражала своими старыми хитрыми лисьими глазами. Только какое-то время спустя до меня дошло, что ей сделали пластическую операцию – очень искусно, дорого. И все-таки это была подтяжка.
– Ого!
– По той же причине она носила парик, такой черный, с короткой стрижкой. Дело тут вот в чем. Чтобы прикрыть шрамы, требуется много волос. Но, как известно, с годами волосы и у женщин становятся все более редкими.
– Боже, Боже праведный.
– Не падайте духом, госпожа доктор. У вас еще остается немного времени.
– Мне совсем плохо.
– Жизнь не торжество по случаю дня рождения ребенка. Это ведь ваши слова.
– Ну ладно. София – полная развалина. Что дальше?
– Руки у нее были нежно-белые, видимо, вытравленные кислотой, содержащей витамин А. Она носила одно-единственное кольцо, но за него можно было бы запросто купить весь игорный дом. И казалась очень спокойной. Это был добрый знак. Суматошные типы – чаще всего бедолаги, которые мучительно нажитое безрассудно тратят в угоду проверке бессмысленных теорий и систем. И вот они сидят в мятых пиджаках, держат в руках блокноты и вносят цифры в крохотные клеточки, отслеживая распаленными взглядами жесты крупье. Однако действительно азартные и прежде всего богатые игроки внешне абсолютно равнодушны. Они словно между прочим делают ставки или кивают крупье, который делает ставки за них и точно знает, сколько поставить. За столом сидели несколько русских. Их легко узнать по бесформенным часам-браслетам из массивного золота и красноватому оттенку дешевых средств для окрашивания волос. Они вполголоса обсуждали свои потери, а потом с видом глубочайшего презрения бросали жетоны на сукно. Казалось, что София не обращает на происходящее ни малейшего внимания. Поглядывая на крупье, дама надула губы. В ответ он поставил несколько тысяч марок на цифру тринадцать. Пока еще катился шар, за несколько секунд до магической фразы крупье «Rien ne va plus», я снял с мизинца кольцо с бриллиантом, подарок одной вдовы меховщика из Вильгельмсхафена, и положил его рядом с ее жетонами на цифре тринадцать. Шар продолжал подпрыгивать, потом немного споткнулся, и в результате остановился в клетке с цифрой двенадцать. София не отрывала взгляда от игрового стола.
– А вы смелый молодой человек, – проговорила она чуть слышно, и в какой-то момент я подумал, уж не пригрезилось ли мне.
– Лучше проиграть вместе с вами, чем выиграть без вас, – произнес я точно так же едва слышно. Вернулся в бар и сел спиной к игральному столу. Я выжидал. Высший класс. У меня оставалось время. Я отвел ей четверть часа. Через десять минут я почувствовал ее присутствие рядом с собой.
– Без кольца ваши руки нравятся мне значительно больше, – заметила она.
– Очень рад, что отделался от этой вещи столь почетным образом, – отозвался я и посмотрел на нее. Радужная оболочка ее глаза светилась фиолетовым, видимо, она носила цветные контактные линзы.
– Думаю, стоит отметить наш проигрыш, – сказала она с осторожной улыбкой, что было мне даже очень понятно, потому что мускулатура лица под натянутой кожей была полностью смещена. Но ее голос очаровал меня. Он был теплым и гортанным, напомнив мне кое-кого.
– Да, да.
– Она заказала две порции джина с тоником, что свидетельствовало о ее понятливости. Пока мы поднимали наполненные бокалы, слегка опустила веки.
– Сколько ей было лет, как вы думаете?
– Это совершенно несущественно. София была Софией. Вам знакомо ощущение, когда после грозы заходишь в дом, который не проветривали. И вот вы еще чувствуете духоту, которую вне помещения уже разогнал дождь, а внутри как-то тягостно слащаво? Вот София и напомнила такой непроветренный дом, до краев заполненный духотой, сгустившейся, довлеющей и даже слегка затхлой, вследствие чего в ее присутствии иногда было просто нечем дышать. Призрачный контраст с молодежным маскарадом, и тем не менее она притягивала меня к себе своим махровым могильным запахом…
– Пожалуйста, прекратите.
– А почему? Вы же просили меня рассказать, вот я и рассказываю.
– Меня это пугает.
– Ах нет.
– Ах все-таки…
– Пакуйте свой чемодан. И если будете молодцом, я вам еще больше расскажу о несравненной Софии.
Я никогда, никогда не хотела бы больше с ним встречаться. И, собственно, зачем? Это было бы лишь жалким признаком того, что существовало нечто, без него значительно более реальное. Он стал бы объектом палаты вещественных доказательств, сданных на хранение. Объектом пронумерованным, неживым. Он не смог бы доказать ничего из того, чего не знала бы я. Он присутствует во всем, что во мне есть, во всем, что я делаю; он сформировал меня, он мне больше не нужен; он видел, какой я была; его взгляд на меня стал моим собственным при отсутствии сопротивления с моей стороны, и это бремя было сладким.
– Ну, дальше. Мы остановились на Софии.
– Вы не теряете времени даром.
– У меня ощущение, что времени больше нет.
– Тиритомба, тиритомба, заглянуть хотел бы я в глаза твои. Тиритомба, тиритомба, потому что очень сладкая любовь.
– С Софией все было прекрасно?
– Она все только осложняла. Теперь уже три женщины, когда я играл, сидели в первом ряду. Становилось тесно. Что-то должно было случиться. Оценивая профессионально, это, конечно, прибыльная ситуация. Все охотно ее создают, нагревая руки, как это принято выражаться. Банкноты достоинством в тысячу марок, перевязанные розовым бантом, – вы только представьте себе, это была Лиза. А Эльза делала из банкнот цветы и вставляла их в цветочные букеты, которые посылала мне в номер. София же просто вкладывала в конверты чеки на оплату наличными. Иногда пожертвования казались мне финансовым отпущением грехов, именно так. Им приходилось отмываться от вины за то, что разбогатели. Поэтому они постоянно совали мне в карман деньги. Мои дела складывались великолепно. Я поменял пансион на очень приятную гостиницу и пошил себе два или три костюма.
– А еще вы купили эти ужасные очки, как у летчиков. С голубыми тонированными стеклами, фу-ты, черт.
– Жаль, мои клиентки не те, что у «Рей Бэн».
– Да уж.
– Хорошо, тогда сходите после всего в магазин за покупками.
– Ах, все так складывается.
– Например, чтобы пообщаться с Марком.
– Значит, теперь я имею отношение к клубу?
– Нет, с вами все обстоит по-другому.
– Ах так?
– Послушайте внимательно. Я себе эту профессию не выбирал.
– Не могу сдержать слез. Кем же тогда вы хотели стать? Ну например?
– Кошачьим ветеринаром. Или дизайнером по шумам.
– Как это понимать – дизайнер по шумам?
– Я бы с удовольствием разрабатывал шумы, да, именно так. Шумы – это моя страсть. Вагинальное всасывание захлопывающейся дверцы холодильника. Хрипообразное вздрагивание кофемолки по окончании помола. Или похожий на щелчок звук при открывании герметически закрытой банки с икрой. Звуки бывают самые невообразимые. Их специфика чаще всего недооценивается. Однажды я втрескался в сахарницу, да, именно втрескался, а случилось это в гостинице в Кабурге. Сахарница была сделана из серебра, и когда я открывал крышку, почувствовал пружинящее сопротивление. При закрывании крышки, однако, послышался словно пробивавшийся сквозь ватную оболочку звук «донг». От воспоминания об этом едва слышном «донг» я чуть не помешался.
– Жизнь у вас не из простых.
– О да.
– Где же вы научились убивать?
– Простите, что вы сказали?
– Не разыгрывайте из себя туго соображающего. Мне это любопытно.
– Не знаю. Наверное, интуиция.
– Хризантема утонула. Не самая красивая смерть.
– Оставим в покое Хризантему.
– Боже праведный, вы никогда не размышляете о том, что натворили?
– Представьте себе, нет.
– А я вам не верю.
– Хризантема была лишь тенью. Она была в тягость самой себе и другим. Я избавил ее от этого.
– Вы сыграли в судьбу.
– Это не игра.
– Знаю.
– Вы никогда не рассказывали о себе.
– Не о чем рассказывать.
– Не лукавьте.
– На занятия с инструктором по вождению автомобиля уходил не весь вечер. Но все, что происходило потом, неинтересно.
– Полагаю, о присутствующих не говорят.
– Само собой разумеется.
– В какую же игру играете вы?
– Видимо, в вашу.
– Не слишком ли много догадок?
– Это же очень даже увлекательно – или?…
– Он действительно был инструктором по вождению автомобиля?
– Нет. Он торговал автомобилями.
– Ваша игра мне не очень по вкусу.
– Ну что же. Тогда он был торговцем компьютерами. Не столь уж привлекательное занятие. Ремесленник-самоучка. Чудак да и только. Всю информацию он накапливал в своем компьютере и таким образом управлял нашей жизнью. Буквально все без разбора попадало в его архив. Компакт-диски, книги, коллекционные сорта вин… Впрочем, все это длилось недолго.
– А что потом?
– Вам наскучит слушать.
– А где вы родились?
– В провинции. Небольшой городок. Самое скучное место в мире.
– Вы все сваливаете в одну кучу.
– Видите ли, так мы дополняем друг друга. Наверное, вы считаете себя очень хитрой.
– Точно. А София, она была такая же хитрая?
– Ну ладно, я заканчиваю. Видите вон там магазин?
– Да.
– Я жду вас.
– Моя хитрющая девочка, вы ведь уже дрожите.
– Четверть часа порой кажется вечностью.
– Как изящно вы это выразили.
– Я бы предложила вам еще одну специальность.
– Ну?
– Профессию режиссера.
– Гм!
– Продавщица сказала: нет, это не та вешалка. Эти халаты для врачей, для медсестер у меня есть кое-что вон там. Ученица или старшая медсестра? В ответ я не могла не рассмеяться.
– Ах, фрау доктор, выбор сестры-ученицы оказался удачным.
– Я всегда стараюсь чему-нибудь научиться в жизни. Дело в том, что я очень любознательная.
– Жадная.
– Жадная до знаний. И любопытная тоже. Рассказывайте дальше. Лиза, Эльза и София. Одна компания на белой скамейке перед большой раковиной.
– Так и есть.
– Вы были знакомы раньше?
– Разумеется, нет. С Лизой и Эльзой было довольно просто, потому что они все скрывали друг от друга. А вот с Софией отношения складывались крайне сложно. Дело в том, что она всю жизнь ждала своего принца, при этом неоднократно выходила замуж и отделывалась от мужей, но теперь – теперь она настроилась отхватить крупный кусок от торта, не довольствуясь двумя-тремя крошками. Не так просто было ей объяснить, почему мы не можем, взявшись за руки, прогуливаться по дорожкам, обсаженным азалиями. Дело в том, что она, естественно, порывалась продемонстрировать свое сокровище. Я пока официально в браке, разъяснил я ей, хотя семейная жизнь уже развалилась. Ее это не останавливало, и она продолжала гоняться за мной. Если жена нас увидит вместе, что-нибудь с собой сделает. Поэтому надо еще подождать. Я всю жизнь ждала, парировала София, обнажая свои дорогие зубы и вытягивая очаровательные губки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22