Но когда ты так долго живешь с кем-то, начинаешь счищать верхние слои. И видишь, что там внутри. Я считал Бет одной из замечательных женщин, но теперь изменил мнение. Возможно, Келли и Наташа тоже не остались бы замечательными, если бы я на них женился. Жизнь разъедает все. Ты не знаешь, что собой представляет человек, до тех пор, пока жизнь не подвергнет тебя испытанию. Это проявляется в испытаниях. И тогда в мгновение ока все, что ты думал о ком-то, перестает существовать. Это может быть необходимость принять решение, или проявить смелость, или повести себя достойно, или даже необходимость самопожертвования. Бет не та, за кого я ее принимал. И дело не в ее непригодности для совместной жизни – она негодна для развода.
– Мне Бет нравилась.
– Кэрол, я хочу тебе сказать кое-что. Это важно.
– Что, Спайк?
– Мне очень хреново.
– Я думала, ты скажешь что-нибудь существенное в продолжение разговора.
– Да. Конечно. О чем я говорил? Да. Когда я начал встречаться с женщинами… я считал, что они хорошие. Что они лучше меня. Чуть ли не существа высшего порядка.
– Женщины изменились. «Хорошие» означало просто «находящиеся в подчиненном положении».
– Может, они изменились. Может, выбрались из чулана. В любом случае, что мы имеем? Мы все вместе, все равны.
Кэрол от души смеется. Она вертит в руках рюмку с водкой.
– Дэнни, а я принадлежу к числу трех замечательных женщин?
Я качаю головой, подбираю сметану, стекающую с моего блина.
– Чтобы определить, надо переспать. Это становится понятно, когда снята оболочка, понимаешь?
– Значит, за все годы, что мы знакомы, ты разглядел только мою оболочку?
– Но это оболочка наивысшего качества. А кстати, чем все закончилось у вас с тем женатым придурком? Как его, Ховардом?
– Он оказался лживым, двуличным интриганом.
– Что-то мне твои слова напоминают. Держу пари, за это ты его и любишь.
Кэрол задумалась.
– Да нет, пожалуй. По-моему, я начинаю понимать, что дурные мужчины – это просто дурные мужчины. Не больше и не меньше. Они не ждут женщину, которая придет и спасет их, изменит, перекроит и исправит. Они просто идиоты. По жизни. Неоперабельные. Ховард меня больше не интересует. Ни этот, ни любой, подобный ему. Пусть они все застрелятся.
– Вот и молодец, Брюшко-хлопушка.
– Я найду хорошего мужчину. Как ты, Дэнни.
Она смотрит на меня. Заигрывает? После стольких лет знакомства? Когда наши отношения настолько устоялись и сформировались?
– Не бывает хороших мужчин и хороших женщин. Просто люди ведут себя так, как им на роду написано.
– Но они способны удивить тебя.
– Конечно.
Когда мы возвращаемся в квартиру, сомнений у меня не остается. В водочном меню я дошел до шелковичной, поэтому, возможно, мысли у меня путаются. И уж точно заплетаются ноги. Но уверенности мне придает Кэрол. То, как она держит меня под руку, то, как близко ее лицо к моему. Что-то случилось. За тридцать с лишним лет она устала сопротивляться моим чарам.
Я все еще переживаю по поводу постановления, но водка и Кэрол смягчили удар. Она смеется, толкая меня вверх по лестнице. Господи, какая женщина! Что мешает нам переспать? Это было бы совершенно естественно. Странно, что этого раньше не случилось. Я ревновала. Лягушки могут превращаться в принцев. Она меня хочет. А что в этом странного? Мы оба одиноки, мы нравимся друг другу, любим друг друга. Это самое естественное продолжение.
Она, конечно, очень осторожна. Ей нужно помочь, слегка подбодрить. Нужно, чтобы я показал ей, чего она хочет. Люди часто говорят «нет», хотя на самом деле имеют в виду «да». Все эти годы мы оба говорили «нет». А имели в виду «да».
Господи, как мне одиноко. Одиноко и погано. Десять лет совместной жизни, и все пошло прахом.
– Давай, Спайк. Еще один пролет. Чертов лентяй.
– Хочешь кофе?
– Лучше я тебе кофе сварю.
Она идет ко мне, чтобы выпить кофе. Все сходится. Я не хочу сегодня оставаться один. А что будет с нашей дружбой? Я зашел слишком далеко, чтобы думать о нашей дружбе.
Кэрол выгружает меня на диван. Я плюхаюсь на подушки. Комната кружится. Кэрол пытается привести меня в вертикальное положение, чтобы напоить кофе. Я собираюсь с силами, приподнимаюсь. Она обхватила меня за шею, положение у нее не очень устойчивое. Она удерживала мой взгляд в лягушатнике. Платье у нее задиралось. Она любит Поппи. Она любит меня. Лягушка может превратиться в принца.
Неожиданно я обхватываю ее за голову и тяну на себя. Прежде чем она успевает оказать сопротивление, я целую ее в губы, язык ищет проход внутрь. Моему пьяному опустошенному сознанию все кажется абсолютно логичным и ясным.
Кэрол хочет высвободиться. Пытается превратить все в шутку.
– Хватит, Спайки. Что ты делаешь, пьянь несчастная?
Я тяну ее вниз. На этот раз она теряет равновесие и падает на меня. Я чувствую ее вес. Чувствую, как ее грудь прижимается ко мне. Обнимаю ее, начинаю целовать в шею.
Кэрол уже не смеется.
– Спайк! Что ты… Нет!
Им надо показать, чего они хотят. Надо позволить им снять с себя ответственность. Я просовываю руку между ее ног, пытаясь найти то, что нашел у Шерон Смит. Найти эти врата. Очень быстро нащупываю трусики. Она отталкивает меня, но я крепко держу ее другой рукой. Вдруг я чувствую, как рука Кэрол протягивает руку к моей голове, прикасается к волосам, и понимаю, что она сдается, она начала понимать, чего хотела, возможно даже не осознавая этого.
А потом горячая жидкость льется по моей рубашке, лицу, брюкам. Я весь в кофе – в горячем кофе. Я ору:
– Какого черта ты это сделала?
Воспользовавшись ситуацией, Кэрол спрыгивает с дивана, а я встаю весь мокрый. Она бледная и дрожит.
– Ты – ИДИОТ, Дэнни. Ты тупой, жалкий… Что ты…
Я уставился на нее, меня трясет. В голове прояснилось, и я понял весь ужас того, что натворил.
– Кэрол. Прости. Я не хотел… ты знаешь. Я думал, ты… не сердись.
Она заплакала и стала собирать вещи.
– Кэрол, я вызову такси. Прости меня. Это было глупо… Попытайся меня простить.
Но я разговариваю с ее спиной. Кэрол идет к двери.
Она ушла. Присоединилась к Бет, и Элис, и Мартину, ушла в никуда.
11
Люди способны удивить тебя. И не тогда, когда их скрутила боль, или задавила нужда, или они вцепились бульдожьей хваткой – все это нормальные человеческие инстинкты. Не тогда, когда ими движут неудача и ярость, гордость и месть. В подобных случаях я даже сам себя не способен удивить. Мой идиотский поступок был абсолютно предсказуем. Почему? Да потому, что я кретин, то же происходит и с остальными.
Я все разрушил. Этим закончились все мои попытки наладить жизнь. Я потерял свою семью, Мартина, Элис, а теперь еще и Кэрол. Есть ли во вселенной более разрушительная сила, чем жажда любви? Вокруг меня выжженная земля.
Прошла неделя с тех пор, как я предпринял свою нелепую, обреченную попытку с Кэрол. Одно-единственное свидание с попыткой изнасилования, с облапыванием, единственная за более чем тридцать лет знакомства похотливая выходка с моей стороны, и этого оказалось достаточно, чтобы не оставить камня на камне от нашей дружбы.
Я звонил ей неоднократно. Каждый раз автоответчик. Сегодня пасмурно, и от этого моя маленькая квартирка кажется еще меньше и неопрятней. Бесплатный гном из «Макдоналдса» застрял между диванными подушками. Я скребу бритвой лицо, оставляя порезы в трех местах, потом варю кофе, настраиваю приемник на «Четвертый канал» и смотрю в окно. Сегодня мне нужно доделать проект по «хрум-Батончику». Нужно перечислить алименты, мою расплату за многочисленные и тяжкие грехи.
Я смотрю в окно, слышу, что принесли почту. Я люблю смотреть в окно. Ни на что – просто на изгородь, на птиц, на кусок неба, – голова при этом пустая и ясная. Иногда до меня доходит, что это бесцельно, бессмысленно, и я срочно занимаю себя чем-нибудь, чтобы скрыть правду. Но сегодня я не чувствую ничего, кроме меланхоличного покоя.
Встаю и иду в халате к двери. Это письмо. По крайней мере, на счет не похоже. Поднимаю его и начинаю изучать. Сердце сжимается. Я надеялся, что оно от Кэрол, но это от Бет.
Бет пишет мне, только если: (1) она чего-то хочет и (2) она хочет чего-то столь невероятного, что не решается присутствовать в тот момент, когда я об этом узнаю.
Я раздумываю над тем, чтобы отослать письмо обратно нераспечатанным, но знаю, что любопытство возьмет верх. Все это особенно неприятно, потому что мы уже разведены, черт побери. Почему она не может просто оставить меня в покое? Это будет продолжаться вечно? Меня будут преследовать и грабить до конца моих дней?
Я отпиваю кофе, ставлю чашку на захламленный стол с остатками вчерашнего ужина. В моей квартире страшный бардак. Безразличие к жизни не порождает ничего, кроме беспорядка.
Открываю конверт – медленно, с неохотой. И сразу вижу, что письмо длиннее, чем обычно. Как правило, письма короткие, злобные и по существу – маленькие бумажные кинжалы. Я делаю глубокий вдох, беру себя в руки и начинаю читать.
Дорогой Дэнни!
На днях я получила Постановление по почте. Наверное, ты тоже его получил. Не знаю, как ты на это среагировал. Скорее всего, обрадовался. Думаю, ты меня сейчас нинавидишь.
У Бет всегда были трудности с правописанием. Она говорила, что это дислексия. Я мысленно исправляю «и» на «е» в «ненавидишь»: привычка, оставшаяся с корректорских времен.
Я тоже тебя ненавидела, Дэнни, все последние… даже не знаю, как давно это началось. С тех пор, как все разрушилось. Но я просто хотела сказать, что тот день, когда я получила это Постановление, был одним из самых грустных в моей жизни.
Дэнни, как это могло случиться? Ведь у нас дочка, Дэнни. Мы друг друга любили, Дэнни. А сейчас не можем даже разговаривать, не можем находиться в одной комнате. Это какое-то бизумие.
Я беру карандаш и помечаю «и» в «безумии».
Помнишь, ты случайно назвал меня «дорогая», когда забирал Поппи, я потом закрыла дверь и расплакалась. Я долго не могла успокоиться. Целый час, наверное. А ты видел только мою улыбку. Вероятно, это и есть оборотная сторона несчастья.
Не знаю, как тебе объяснить, что я чувствую на самом деле.
Ты считаешь меня стервой, – возможно, я иногда так себя и вела, просто потому, что меня очень сильно обидели. Ты больше не хотел меня – или не хотел бороться за нашу семью. Я знаю, что не все шло гладко, и в этом была отчасти моя вина. Я бы хотела вернуться в прошлое и…
Но я не могу, правда? Мы не можем. Мы десять лет были вмесьте, Дэнни. Это большой отрезок жизни. У нас есть доч. Я уже это говорила, да?
Я убрал мягкий знак из «вместе» и добавил в «дочь».
Не знаю. Я уже ничего не знаю. Почему так происходит в жизни? Почему все переворачивается с ног на голову? Я не желаю тебе зла. Ради всего свитого, веть ты мой муж!
Я кладу карандаш, оставляя ошибки неисправленными.
Прости, уже не муж, так веть? Больше не муж. Пройдет время, прежде чем я к этому привыкну. Ты иногда делал меня счастливой, Дэнни. Ты помнишь наш отпуск в Дэвоне? Когда Поппи только начала ходить? Я не забуду этого никогда.
На листок капают слезы, большими каплями, вразнобой, они смазывают чернила. Первая страница закончилась.
Не представляю, что делать дальше. Ты считаешь, что я использовала Поппи против тебя, но я никогда, слышишь, никогда не буду против того, чтобы она виделась с тобой, Дэнни. Я никогда не сделаю этого. Она так тебя любит. И так скучает по тебе.
Я хочу извиниться, извиниться за все. Не знаю, в чем я виновата, в чем ты виноват. Все равно прости. Прости за то, что я сделала не так, что бы это ни было. Иногда я веду себя как полное дерьмо, знаю. Но я старалась, честно старалась.
Поверь, Дэнни, воспитывать ребенка одной очень трудно. Я понимаю, ты считаешь, что я хотела денег, но деньги ничего для меня не значат, правда, я просто испугалась, и еще разозлилась, а сейчас, когда все позади, злости не осталось – только страх и печаль, и еще желание понять, как же это получилось. Я бы вернула все деньги, если бы мы смогли опять жить вместе. Я бы бросила деньги в костер, если бы знала, что тогда Поппи опять сможет просыпаться каждое утро и видеть своих папу и маму.
Но этого не будет никогда, правда, Дэнни? Думаю, мы слишком много вылили грязи друг на друга.
Похоже, я слишком затянула письмо. Я просто хочу, чтобы ты знал, Дэнни, что все-таки, может быть, однажды мы сумеем стать друзьями? Поппи была бы этому очень рада. И я тоже. Но, боюсь, все слишком далеко зашло.
Как бы все ни повернулось, пожалуйста, поверь тому, что я пишу. Я знаю, как ты стараешься быть хорошим, знаю, как много это значит для тебя, и хотя ты, возможно, никогда не почувствуешь себя достаточно хорошим, чтобы угодить своей матери, но я не твоя мать, и это одна из причин, почему все не заладилось. Я не хочу сейчас вникать в это, просто хочу сказать, что ты хороший человек. Я желаю тебе добра, Дэнни, и искренне, искренне надеюсь, что ты еще найдешь свое счастье. Я скучаю по тебе. Скучаю по нам обоим.
До свидания, Пуки. Наверное, я уже не имею права так называть тебя, да? Но в последний раз можно. Будь ласков с Поппи, когда она с тобой. Люби ее так, как умеет любить только отец.
Вот и все.
Твоя (бывшая) жена.
Бет.
Люди способны удивить тебя.
Я сижу, верчу письмо в руках и размышляю: может, Бет и была одной из трех замечательных женщин.
Я встретил Бет через два года после того, как расстался с Наташей Блисс, мне было чуть больше тридцати. Кое-что во мне изменилось: и талия расплылась, и волосы поредели, и паника стала ощутимее, – конечно, ведь все мои друзья женились, а я по-прежнему оставался один и мои отношения с женщинами шли под уклон.
Когда я расстался с Хелен, мне было грустно, но впереди ждал другой мир, мир случайных связей, мир побед, вечеринок и наркотиков.
А к моменту, о котором идет речь, в моей жизни иссякали две важные вещи. Во-первых, запас женщин. И неудивительно: если ты не определился к тридцати, большинство хороших женщин уже разобрали. Есть вероятность, что молодая девица захочет получить в вашем лице папашу, но вы когда-нибудь встречались с девушкой моложе вас лет на десять (а вам при этом, скажем, тридцать один)? Я встречался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32