Но тогда я чувствовала себя настолько униженной, что мне хотелось уползти куда-нибудь и умереть. Теперь я знаю, что папа был не в себе, он был в какой-то степени болен, и это помогает мне понять, почему же все это случилось. Я также знаю: то, что он сделал со мной, – ужасно. Но тогда я этого не осознавала. Это может показаться безумным, но жертвы часто считают, что они каким-то образом сами спровоцировали насильника. Я уехала в интернат, полагая, что отец забудет о своих мыслях в отношении меня.
В тот вечер он позвонил мне с яхты в школу и пригласил поужинать с ним и с мамой. Он сказал, что мама сейчас как раз собирает дома продукты, и что я должна взять такси и приехать домой, а если не найду там маму, идти к пристани, где он заберет меня на лодке. Отец клятвенно заверил меня, что мама будет на яхте. Я поверила ему, потому что еще раньше мама сказала, что будет помогать отцу собираться в плавание. И он все время повторял, что она с ним…»
Да, он был лгун, Кэти. Он обманывал всех.
«Гарри поговорил с моей воспитательницей, получил у нее разрешение, и я взяла такси. Когда я приехала домой, там никого не было. Посмотреть на календарь, чтобы узнать о планах мамы, не догадалась. Я пошла к пристани, там меня ждал Гарри. На полпути к яхте я подумала, а что если мамы на "Минерве" нет? Но было уже поздно. И Гарри вел себя нормально.
На яхте я поняла, что мамы там нет. Я сразу же попросила Гарри отвезти меня на лодке домой. Я повторяла и повторяла эту просьбу. Он сказал, чтобы я успокоилась, что он мне ничего плохого не сделает. Но он опять лгал. Он стал меня насиловать. Раньше я не оказываю ему особого сопротивления, но на этот раз стала бороться с ним. Он повторял, что любит меня, но не останавливался.
Я схватила какой-то предмет, по-моему, лампу и ударила его по голове. Но он продолжал насиловать меня. А потом стал говорить мне ужасные вещи, которых я не заслуживала. Это взбесило меня. Я как будто помешалась. Не помню, как в руках у меня оказался нож. Я не хотела сильно ранить Гарри, только чуть-чуть, чтобы он никогда больше этого не делал. Но нож каким-то образом вошел ему в грудь. Я не ударяла ножом, а он вошел Гарри в грудь. И Гарри упал и стал белым. Мне трудно это писать, потому что ты, наверное, думаешь, какая я ужасная. Я только пытаюсь сказать, что не хотела убивать Гарри, и считаю этот поступок самым страшным в своей жизни. И если бы могла воскресить отца, то немедленно сделала бы это.»
Меня переполняет странная гордость за дочь.
«Я не могла в это поверить, но он умер. Просто умер. Он не дышал. И тогда меня охватила паника. Мне нужно было рассказать все маме. На резиновой лодке я доплыла до пристани, прибежала домой, по календарю увидела, что мама у Молли, и позвонила ей. Она сразу же приехала, дала мне снотворного и уложила в кровать. Потом она бросилась на яхту. Вернувшись через некоторое время, мама не сказала мне, что собирается предпринимать. Но все, что она делала потом, она делала ради того, чтобы спасти и защитить меня. Все. Она взяла ружье, переправилась на яхту и попыталась изобразить самоубийство отца. Позже она сказала мне, что для нее это было не так уж и трудно. Я имею в виду, выстрелить в Гарри из ружья. Ведь он был уже мертв. Она так говорила, а на самом деле, я уверена, это было очень трудно.»
На глаза у меня набегают слезы, в горле першит.
– Да, мне было трудно, – произношу я вслух, – очень трудно.
«Бедная мама! Она думала, что дело этим и обойдется. Она не представляла себе, что все гораздо сложнее.»
– Нет, не представляла, – со стоном соглашаюсь я. И вновь меня охватывает чувство безнадежности.
«Я не знаю, в чем состояла причина, но что-то было не так. Мама поняла: полиция сразу обнаружит, что она попыталась изобразить самоубийство Гарри. Тогда она решила вывести яхту в море.»
У тебя это звучит так просто, Кэти. Но на самом деле я обдумывала план долгие часы.
«И она вывела "Минерву" и затопила ее. Для нее это было очень трудно – ведь она не любит яхты и ненавидит море. Мама не рассказывала мне подробности, но, судя по всему, она сама чуть не заблудилась и не погибла. От мамы потребовалось все ее мужество. И я рада, что ей это удалось. Без нее я бы не вынесла всего этого.
Я должна сказать, что мама никогда не рассказала бы тебе этого, потому что с самого начала пообещала мне не раскрывать этой нашей тайны ни одной живой душе. Она это сделала для того, чтобы я чувствовала себя в безопасности. И это сильно помогало мне, хотя я и боялась, что полиция когда-нибудь докопается до правды.
Мама убедила меня, что самое большое, что ей грозит – это обвинение в попытке сокрытия факта самоубийства. Она сказала, что может получить максимум несколько месяцев тюрьмы, это не такая уж страшная плата. Я очень боялась, что ее отправят в тюрьму, и счастлива, что этого не случилось.
Я никогда не прощу себя за то, что сделала. Это ужасно. Но то, что совершил Гарри, тоже ужасно.»
– Да, ужасно, – эхом отзываюсь я, как будто он может услышать меня.
«В Америке я снова пойду к психиатру. Я знаю, что полностью не вылечусь от своего горя, но, возможно, мне станет легче.
Джошу тоже было нелегко. В тот вечер он видел, что мама брала ружье, хотя долго не связывал это со смертью отца. Видимо, очень тяжело переживал мысль о том, что его мать могла совершить нечто ужасное. Как только мы узнали о страхах Джоша, то рассказали ему о гибели Гарри так, чтобы он не думал плохо о папе. Я сказала, что во всем виновата я. Разумеется, ни словом не упомянув о насилии со стороны Гарри. Я придала смерти отца видимость трагической случайности. Сказала, что отец много пил, а это, действительно, так, что в тот день он еще принял какие-то таблетки и был в плохом настроении. Что я тоже вела себя не лучшим образом, наговорила ему кучу дерзостей, и от этого он разъярился. Схватил меня и хотел проучить, но в этот момент яхту качнуло и мы оба упали. В руках у меня был нож, которым я резала овощи для ужина. Я изобразила все как абсолютную случайность, поэтому ты никогда не должен рассказывать Джошу правду. Бедный брат! Как же он страдал! Джош сказал нам, что мы должны были обо всем рассказать ему с самого начала.
Я все рассказала тебе потому, что не хочу, чтобы ты плохо думал о нашей маме. Она слишком хорошая и не заслуживает этого.
Мне страшно писать это письмо. Страшно рассказывать правду постороннему. Но я всегда считала, что тебе можно доверять. И уверена: ты меня не обманешь и сразу же сожжешь это письмо.
Твой адрес я нашла на мамином столе. Потом звонила тебе два дня назад, но не призналась, что это я. Ты, наверное, удивлялся, кто это звонит. Я просто хотела убедиться, что ты в Англии.
Наверное, мама умрет, если узнает об этом письме. Но мне нужно было поговорить с тобой.
Кэти.
P.S. Ты мог бы написать мне в Америку и подтвердить получение письма?»
Я аккуратно складываю листки и убираю их в конверт. Долго сижу в тишине, пока ее не разрывает рев двигателя спортивной машины. Она останавливается рядом, и из нее выходит блондинка с длинными волосами, держа на руках пушистую болонку. Я жду еще минут пять и иду к дому Морланда.
На этот раз Ричард открывает дверь с первым стуком. Не говоря ни слова, он мягко берет меня за руку, проводит в холл и захлопывает дверь. Затем поднимает мои ладони к своим губам и нежно целует их. Этот его жест можно было бы посчитать несколько манерным, если бы в нем не скрывалось большое чувство.
Ричард с поклоном приглашает меня следовать за ним на кухню.
Письмо Кэти лежит на столе. Так же, не говоря ни слова, Морланд ставит посредине кухни металлическую корзину для мусора, берет первый лист письма и, держа его над корзиной, поджигает.
– Я должен был догадаться, – серьезно говорит он.
– Почему?
– Этот твой звонок Кэти с яхты. Ее нервный срыв. – Ричард горестно взмахивает рукой с зажатой в ней погасшей спичкой. – То отчаяние, с которым ты ее защищала. – Он поджигает очередной лист.
– Но никто не смог бы догадаться.
Переубедить Морланда невозможно. Он говорит с каким-то укором самому себе:
– Я должен был понять.
Я протягиваю ему копию.
– Лучше и ее сожги тоже.
Он держит листы в руках. Начинает быстро говорить и прерывается, только когда время от времени бросает на меня короткий взгляд.
– Все это время, с самого Рождества, меня мучила мысль о том, как я ошибся в тебе. Я не мог поверить, что меня так жестоко провели, так подло обманули. – Он сжимает губы. – Но самое мучительное, самое страшное было думать о том, как тщательно ты должна была спланировать все это.
– Спланировать все это… – Я грустно улыбаюсь. – Нет, не я. Это Гарри все спланировал.
– Вывести яхту в море, – быстро продолжает Морланд, как будто торопясь высказаться. – Это было для меня самое важное. Чем больше я думал о том, какой сильной ты должна быть, чтобы совершить это, тем все больше убеждал себя: ты способна на что угодно.
– Но я должна была вывести яхту в море, должна. – Я собираюсь с силами, чтобы доказать Ричарду самое главное. – Самоубийство. Когда я решила инсценировать самоубийство Гарри, то поняла, что не могу допустить ни малейшей ошибки. Где-то я читала, что при выстреле на руках стреляющего оседают мельчайшие частички пороха. Поэтому я положила одну руку Гарри на ствол ружья, а другую прижала к скобе курка. Свои отпечатки пальцев стерла. Я думала, что все в порядке. – Я прищуриваюсь, как бы вглядываясь вглубь каюты. Сжимаю пальцами виски и горько усмехаюсь. – Но все оказалось напрасным. Не вышло самого главного – не было кровотечения. Я выстрелила в Гарри из ружья, а крови из раны не было. И я поняла, что все будет немедленно раскрыто. В полиции поймут, что в момент выстрела Гарри был уже мертв. – Я бросаю взгляд на стоящие на кухонной полке не очень чистые кастрюли, которые накрыты несвежим полотенцем. – И это было еще не все. Когда я нажала на курок, ружье дрогнуло в моих руках. Видимо, я не плотно прижала его к телу Гарри. И огнестрельная рана… Она не закрыла рану от ножа. Во всяком случае, так мне показалось. Насколько я знаю, полиция так и не нашла в груди Гарри колотую рану. Значит, в конечном счете я справилась. Но тогда я подумала, что ее обнаружат. И… – Я безнадежно машу рукой. – И мне пришлось что-то придумывать. Чтобы все скрыть.
Морланд не двигается. Я чувствую, что он внимательно смотрит на меня. Затем он сжимает мою руку и взволнованным голосом произносит мое имя. Вслед за этим медленно, страницу за страницей, сжигает ксерокопию письма.
Мы провожаем взглядами падающие в корзину пепельные лоскуты последнего листа.
– Ты же не сомневалась, что я это сожгу?
– Нет. Но хотела в этом убедиться. Не могла иначе. Ты, наверное, уже заметил, что я довольно последовательна в таких делах.
Глаза у Ричарда загораются добрым огнем.
– Да, заметил. – Он бросает горелую спичку в корзину. – Я напишу Кэти. Я сохранил адрес.
– Я знала, что ты скажешь это.
– А что я могу сказать лично тебе? Я размышляю всего секунду.
– Думаю, ты мог бы сказать, что как-нибудь навестишь нас. Я знаю, Джош будет в восторге. И Кэти тоже.
– А ты?
– А я больше всех.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55