– Ты, наверное, устала от всего этого. И зачем столько возни с поисками яхты?
Странно, что Джек понимает это.
– Леонард говорит, что юридические вопросы будут теперь решены намного быстрее.
Но Джек меня не слушает, он напряженно смотрит на бумаги, которые я достала из конверта.
Я передаю Джеку договор. Он протягивает руку и кладет документ себе на колено. Его взгляд устремлен на название «Маунтбэй». На лице ничего не отражается. Он быстро пробегает глазами первую страницу и переворачивает ее. И закончив наконец чтение, иронично поднимает брови. Он ждет, когда я заговорю.
– Что это такое? – спрашиваю я.
Джек легким движением бросает договор на разделяющий нас маленький столик. Он упирается подбородком в сцепленные пальцы и в упор смотрит на меня.
– «Маунтбэй» – это детище Гарри. Я уже давно не имею к фирме никакого отношения.
– Но когда-то имел?
– Да, но чисто номинальное.
Я не знаю, как это понимать. В глаза бросается нарочитая медлительность, с которой Джек произносит последние фразы. И его ставший вдруг пристальным взгляд.
– Когда именно это было? – спрашиваю я.
– Ну… лет пять назад. В течение примерно года. Я пытаюсь усвоить сказанное.
– Чем занималась эта «Маунтбэй»?
– Занималась? Ничем не занималась. Она была создана специально для того, чтобы через нее проводились деньги.
Я жду, что Джек мне что-то пояснит, но жду напрасно.
– Какие деньги?
– Ну, деньги… – коротко повторяет он.
– Деньги от бизнеса? – перехожу я в наступление.
Он лениво опускает веки, хотя взгляд по-прежнему острый.
– Полагаю, да.
Опять минимальная информация. Такое впечатление, что Джек задался целью сказать мне как можно меньше.
– Джек, – произношу я, нервно улыбаясь, – я очень устала, у меня много проблем. Прошу тебя, помоги мне с этой.
Он непонимающе пожимает плечами.
– Но я же отвечаю на твои вопросы. Что еще ты хочешь узнать?
– Всё.
– Ну, хорошо, спрашивай.
– Но ты же ничего не говоришь.
– Я рассказываю то, что знаю, – медленно произносит он. – Спрашивай.
Видя, что его подход не изменился, я задаю вопрос усталым голосом:
– Значит, «Маунтбэй» участвовала в вашем бизнесе?
– О, нет, она существовала независимо от нас.
– Не понимаю.
Джек постукивает пальцем. Он явно раздражен.
– Она существовала независимо, так как Гарри использовал ее, как бы это точнее выразиться, в деликатных целях.
Я жду, пока он продолжит. Снисходительно прикрывая веки, Джек объясняет:
– Проводка денег через «Маунтбэй» имела известные преимущества. Я имею в виду, с финансовой точки зрения. Ведь назначение проплат, в принципе, должно быть известно налоговой инспекции. В конце концов мы перестали держать их в курсе дел.
Я стараюсь не показать своего удивления. На улице провыла сирена «скорой помощи». Жалюзи раскалились от полуденного солнца.
– А на что уходили деньги? – спрашиваю я. Джек слегка разводит руками.
– Мне кажется, не стоит это обсуждать. – Голос его звучит жестко.
Он как бы дает понять, что мне этого лучше не знать. Во имя моих интересов, или же все-таки, его собственных?
– Извини, – продолжаю я твердо, – ты хочешь сказать, что не знаешь? Или не можешь сказать?
– Просто это не относится к делу. – Он пожимает плечами.
Похоже, я-таки не добьюсь ответа на свой вопрос. Но тут меня осеняет.
– Я выяснила, что у Гарри был счет в брокерской фирме «Симмондс Митчел», которая активно работает на товарной бирже. Это…
– Это было после меня. Гарри занялся всем этим после того, как я ушел из компании. – В слова «всем этим» Джек вкладывает какой-то зловещий смысл.
– Так ты знал об этом?
Джек смотрит на меня взглядом, означающим, что я вновь полезла не в свое дело.
– Да, знал, – раздраженно отвечает он. – Правда, узнал я об этом не от самого Гарри. – Сжав зубы, Джек недовольно добавляет: – Гарри действительно некоторое время возился с товарной биржей, вкладывал деньги. – Последние слова он произносит с явной насмешкой. – Шансы сделать деньги на товарной бирже примерно равны шансам выиграть в рулетку. Гарри сделал классическую ошибку, понадеявшись расплатиться с долгами за счет рискованных операций. Он рассчитывал сорвать куш и заткнуть зияющие бреши в своих финансах. Во всяком случае, я так себе все это представляю. Честно говоря, он со мной такими вещами особенно не делился.
«Но ты же все равно знал, – думаю я. – Точно так же, как он знал все о деньгах от концерта.»
– Гарри рассказал тебе о своих потерях?
– Зачем рассказывать? Я все понимал по его лицу. Если бы это были не потери, а выигрыши, он, наверное, улыбался бы. Не так ли?
– Гарри не говорил тебе… – Я делаю над собой усилие. – …Он не говорил, откуда брал деньги для операций на бирже?
По взгляду Джека я понимаю, что мне не следовало задавать этот вопрос. Значит, я близка к выяснению истинной картины. Правда, не знаю пока, что мне это даст. Немного больше определенности? Понимание того, что деньги пропали навсегда и их уже не вернуть?
– Спасибо, – коротко говорю я.
Джек картинно взмахивает рукой и произносит с легкой улыбкой:
– Думаю, мне не стоит говорить о том, что все эти находки тебе следует держать в глубокой тайне. И дело здесь вовсе не во мне, я же сказал, что давно отошел от этих дел, а в репутации Гарри.
Я удрученно киваю.
– И еще, Эллен. Больше никаких вопросов про «Маунтбэй» к кому бы то ни было. Понимаешь?
Несколько секунд я молчу, потом спрашиваю, изобразив на лице улыбку:
– Что ты имеешь в виду под словом «вопросы»? – В голове возникает мысль о моем письме в банк Гернси. Почему-то мне кажется, что Джек знает о нем. Он бросает на меня мимолетный взгляд, и я вдруг замечаю в нем беспокойство. Боже мой, неужели я попала в точку?
– Что я имею в виду? – с нарочитой серьезностью переспрашивает Джек. – Ну, например, твои вопросы в разговоре с Гиллеспи.
– Ах, вот что… Он начинает подниматься.
– Джек?
– Да? – Он недовольно опускается в кресло.
– Я нашла еще кое-что… – Я достаю из сумки сделанную сегодня утром ксерокопию гостиничного счета и протягиваю Джеку. – Может, это тебе о чем-нибудь говорит?
Он берет бумагу и начинает внимательно ее изучать, всем своим видом выражая непонимание. Однако, на какую-то долю секунды на его лице появляется отблеск неудовольствия и даже страха. Джек неопределенно пожимает плечами.
– Посмотри на фамилию клиента… – Я указываю на верхнюю часть счета.
– Что? – хмурится Джек. – Мичер? – Он поднимает на меня недоуменный взгляд.
– Председатель комитета по архитектуре и строительству. Разве его фамилия не Мичер?
Джек снова смотрит на счет.
– Вполне возможно, – соглашается он и затем неожиданно насмешливо говорит: – Что у тебя за голова, Эллен! Ну, ладно, хорошо. Если это и был Мичер, то что я могу здесь сказать? Такие вещи существуют и никуда от этого не денешься. Но в этом нет ничего противозаконного. Ну поездка с представителем мэрии куда-то на уик-энд, ну дешевый круиз за границу. Ведь у этих людей мизерная зарплата. Конечно, они рассчитывают на маленькие коврижки. Иной они себе и не представляют свою работу. – Голос у Джека становится холодным. – И Гарри был далеко не единственным в бизнесе с недвижимостью, кто прибегал к таким методам.
В голове у меня моментально всплывают подозрения Молли по поводу тесных отношений между Джеком и людьми из комитета по строительству. Теперь я не удивлюсь, если узнаю, что Мичер ездил за границу и за счет Джека.
Я начинаю собирать бумаги фирмы «Маунтбэй».
– С этим следовало быть поосторожнее, – произносит Джек, небрежно указывая на них.
Я вопросительно смотрю на него.
– Лучше их уничтожить. Если хочешь, я могу пропустить их через бумагорезку.
Я прижимаю бумаги к себе.
– Но я думаю написать в банк…
– Как тебе будет угодно. Однако, это неразумно. Я хочу тебе только добра. – Поскольку я не отвечаю, Джек встает и с раздражением добавляет: – Ну хорошо, только потом не говори, что я тебя не предупреждал.
Я медленно поднимаюсь. Мы направляемся к двери.
– Гиллеспи тебе помогает? – спрашивает Джек своим покровительственным тоном. – Он тебя еще не отговорил от идеи покупки нового дома?
Я делаю вид, что вожусь с сумкой. Но Джек не отступает.
– Так как насчет этой идеи, Эллен? Ты отказалась от нее?
– Я очень хочу уехать из Пеннигейта.
Выражение лица у Джека становится откровенно скептическим.
– Я разговаривал с Гиллеспи. Мы договорились, что в ближайшее время ты получишь кредит в тридцать тысяч. Но не больше. Я готов был бы дать больше, Эллен, но не могу. Извини.
Я чувствую полудетскую обиду.
– Понятно. – У меня першит в горле. – Могу я узнать, почему не можешь?
– Если честно, то просто боюсь, что ты отдашь деньги этим идиотам из благотворительного общества.
– Но в конце концов это мое дело.
– Не совсем. И дело не в деньгах. Любые разговоры о возмещении, – Джек повышает голос, – вообще любые контакты с обществом будут восприниматься как признание какой-то вины Гарри. Ты понимаешь это? – Судя по всему, понимания в моих глазах Джек не видит, поскольку он берет меня за плечи и менторским тоном с расстановкой говорит: – Ну как мне тебя убедить? В отношении пропавших денег сейчас никто ничего не может сказать. Нет подтверждающих документов, и никто не способен доказать связь Гарри с компанией «Маунтбэй». – Он делает паузу. – А с помощью вот этого, – Джек указывает на мою сумку, где лежат бумаги, – это сделать можно. Не знаю, о чем думал Гарри, разбрасывая такие вещи по дому, – Джек картинно возводит глаза вверх, потом снова упирается в меня тяжелым взглядом. – Без доказательств люди из общества могут обвинить Гарри всего лишь в халатности, а этим грехом они и сами страдают. А халатность, как ты, надеюсь, понимаешь, Эллен, не то же самое, что мошенничество. Поэтому тебе нельзя делать никаких признаний. И нельзя хранить эти документы…
Я через силу мысленно соглашаюсь с Джеком. И неловко достаю бумаги из сумки. Джек выхватывает их, затем ведет меня в соседнюю комнату. Там он включает большую бумагорезательную машину и быстро пролистывает документы.
– Счет из гостиницы… Это ведь копия… А оригинал есть?
Если я и колеблюсь, то буквально долю секунды.
– Нет.
Это, разумеется, неправда. Оригинал дома. Но ведь это не документ по фирме «Маунтбэй». От простого гостиничного счета не может исходит какая-либо опасность. И кроме того, внутренний голос подсказывает мне не отдавать Джеку все.
Он сует бумаги в машину.
– Ты не должна излишне нервничать, – уже спокойнее произносит он. – Если даже народ и пошушукается немного, это не беда. Все слухи очень скоро умрут сами по себе.
«Пошушукаются!» «Слухи!» Он говорит об этом как о каких-то безобидных вещах, но я-то знаю, что если уж слух возник, то никогда не умирает.
Остаток воскресенья я провожу в состоянии какой-то опустошенности. Молли, Джош… Разговоры, еда… Все это далеко от меня. К вечеру я способна лишь безвольно сидеть перед телевизором. Молли настаивает на том, чтобы остаться еще на одну ночь, и я ее не отговариваю. Мы смотрим комедию. Я почему-то громко смеюсь, хотя фильм не такой уж и веселый.
В девять я отправляю Джоша в кровать. Мы немного беседуем с ним, но он также измотан, как и я. Внизу звонит телефон. Трубку поднимает Молли. Она кричит, что это меня. Когда я иду в свою спальню к аппарату, внутри меня что-то екает.
Голос у миссис Андерсон жесткий. Судя по всему, она кипит от возмущения.
– Я вынуждена просить вас приехать за Кэти и забрать ее домой.
– Что случилось?
– Случилось то, что поведение Кэти стало неприемлемым. Какие бы трудности и стрессы она ни испытывала.
Боже мой, Кэти!
– Но что же все-таки… – мямлю я.
– Я не хочу обсуждать детали! – почти кричит миссис Андерсон. И уже спокойнее добавляет: – Все дальнейшие обсуждения будут происходить в кабинете директора.
Я невольно начинаю извиняться, но, вспомнив, что Кэти не та девочка, за которую надо извиняться, останавливаюсь и говорю, что буду в школе через двадцать минут.
Сначала заведенный издавна ритуал: горячая ванна, душистое мыло, свежее полотенце, чуть подкрахмаленная белая ночная сорочка, сушка волос, чашка какао. Потом мы забираемся в мою кровать и лежим рядом. Я обнимаю Кэти за плечи. Ее пахнущие свежестью волосы щекочут мне щеку. Как в старые добрые времена. Ночник включен, но Кэти все жмется и жмется ко мне, будто желая убедиться, что я здесь.
Наконец я тихо спрашиваю:
– Ну так что случилось? На секунду она напрягается.
– Дура. Какая она дура. Но, конечно, тебе это неприятно. Извини.
– Что же произошло?
Кэти неопределенно дергает плечами.
– Просто я кое-что ей сказала, вот и все… – Но тут же расстроенным голосом добавляет: – Я назвала миссис Андерсон глупой коровой. Она мне надоела, все время приставала, чтобы я рассказала ей о своих проблемах. Обнимала за плечи. Представляешь? – Кэти передергивается. – Больная! Я говорила ей, что не хочу обсуждать свои проблемы, я ведь говорила ей!
Я терпеливо жду. Через несколько секунд Кэти произносит убитым голосом:
– Ну вот… Я и толкнула ее… Я, правда, не хотела.
После небольшой паузы я осторожно спрашиваю:
– Когда ты говоришь «толкнула»..?
– Ну, не знаю, может, это было похоже на удар. Хотя никакого вреда я ей не нанесла… – Дочь глубоко вздыхает. – Я просто потеряла контроль над собой.
– Как тогда с учителем химии?
Я чувствую, что Кэти удивлена.
– Что-то типа этого…
– А с ним-то что произошло? – как можно более индифферентно спрашиваю я.
– Он просто идиот! – восклицает Кэти так, как будто мне давно следовало знать об этом. – Просто отвратный мужик! Эта сладкая улыбочка, эта рука у тебя на плече, заглядывание в глаза… Знаешь, взял себе за правило приближать свое лицо к твоему ну вот на столько. – Она сдвигает большой и указательный пальцы, оставляя маленькую щелочку. – Думает, он такой замечательный! Ну прямо воплощение благородства. Так удивился, когда я сказала ему, чтобы он убрал свои лапы! – Кэти кипит от негодования. – Вот уж настоящий идиот!
Перед моими глазами встают две картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55