OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Фрэнсис Клэр. Обман. – Роман»: АО „Издательство «Новости»"; Москва; 1998
ISBN 5-7020-1062-0
Аннотация
Береговая охрана провинциального английского городка буквально сбилась с ног. Бесследно исчез бизнесмен и экс-парламентарий Гарри Ричмонд, который вышел на яхте в море. Наконец, удается обнаружить и яхту, и самого Гарри, вернее, его труп. Несчастный случай? Месть конкурентов? Или кара Божия? Лишь два человека знают, что произошло на самом деле, и каждый считает себя виновником трагедии.
Клэр Фрэнсис
Обман
Посвящается Джеймсу
ГЛАВА 1
Орган громко гудит на одном неровном аккорде. Раскаты звуков подавляют шорох одежды, покашливания, шелест страниц молитвенников. Я поднимаюсь с опозданием, и Джош, вскочивший с откровенной и бесстыдной поспешностью, недоуменно оборачивается, скорчив гримасу от нетерпения. Джош – это наш девятилетний сын. Пока еще не только мой, а наш. Хотя Гарри погиб уже три месяца назад, я никак не могу привыкнуть к тому, что Джош остался без отца. Такая мысль кажется мне слишком бесповоротной.
Последний псалом. У меня на душе становится легче. Я думаю, этого ощущения быть не должно, но служба слишком затянулась. Уже произнесены три эпитафии, которые почти не относились к тому Гарри, какого я знала. Я ужасно устала: ноги затекли, в голове тяжесть.
Утро пролетело невероятно быстро. Мне хотелось бы проиграть его сначала. Но с того момента, как я разбудила детей и мы молча сели за завтрак, мой мозг как бы отключился.
Так со мной бывает часто. Даже после стольких дней без Гарри я все еще не верю в его смерть и мне кажется, что однообразная череда молитв, эпитафий и псалмов мне просто приснилась.
Я остро осознаю, что для меня эта панихида очень важна, что она предоставляет мне и детям единственный шанс свыкнуться со смертью Гарри. Но эту возможность я использовала не до конца. Единственное чувство, которое я испытываю в полной мере, это опустошенность. Именно опустошенность и еще ужасно неприятное ощущение в желудке, которое после всего случившегося стало уже таким привычным, что я его почти не замечаю.
Мы с чувством начинаем вторую строфу. Кэти стоит почти вплотную слева от меня. С самого начала службы она сжимает мою руку. Ее холодное, но твердое прикосновение не позволяет мне шевельнуть пальцами, но дает огромную поддержку. И я знаю, что она получает такой же заряд сил, если не больше, от меня. Мы с ней навсегда вместе.
Отец Кэти – не Гарри, хотя ей всегда хотелось быть его дочерью. Пятнадцатилетняя Кэти – дочь от моего первого брака с музыкантом, который исчез из ее и моей жизни много лет назад. Последний раз я слышала о нем лишь то, что он живет в какой-то пляжной общине в Мексике. Так что фактически Кэти потеряла не одного, а двух отцов, и это для нее двойной удар, который она, хрупкая и впечатлительная, не была готова выдержать. Она тяжело восприняла смерть Гарри, и поначалу я думала, что дочери будет трудно примириться с происшедшим. Ей бы это и не удалось, если бы не семь недель, которые мы провели в Калифорнии.
Она теперь сильнее, но не настолько, чтобы быть в состоянии скрывать свои чувства. А сегодняшняя служба – не место для горести. Я напоминаю себе, что это благодарственный молебен за жизнь Гарри.
Хор исторгает летящие ввысь созвучия. Он несомненно хорош: в нем есть несколько прекрасных голосов. Я отыскиваю нужное место в листке с текстом и нараспев произношу: «О, услышь нас, когда мы молим Тебя за тех, кто сейчас в море!»
Этот псалом, как и все остальные песнопения для службы, выбрала Энн, сестра Гарри. Право выбора было предоставлено ей отчасти из-за того, что Энн решительно хотела сама организовать молебен. Она тоже очень остро переживает гибель брата.
Выбор этого псалма был очевиден, если не сказать неизбежен: Гарри пропал как раз в море. Но он такой будоражащий, что, на мой взгляд, лучше бы его опустили. Хотя мне не следует забывать, что Энн очень намучалась с подготовкой службы. Огромные венки выглядят восхитительно, листки с текстами псалмов прекрасно отпечатаны, людей собралось много. Энн лично обзванивала или писала многим из них на тот случай, если бы они пропустили объявление в газетах.
Наконец последний стих. Где-то рядом слышатся сдавленные рыдания. Это Энн, стоящая рядом с Джошем. Она мнет в руке платок, прикрыв им лицо. За дрожащими перьями на шляпке растерянно мигает Чарльз, ее муж. Встретившись с ним взглядом, я замечаю в его глазах беспокойство. Я смотрю на него успокаивающе, и он отвечает мне благодарной улыбкой, не скрывающей, однако, его растерянности. Продукт Итона, охоты и Сиринчестерского сельскохозяйственного колледжа, Чарльз легче справляется с проблемами сельского хозяйства, чем с эмоциональными переживаниями.
Когда мы поем последние слова, что-то внутри меня меняется: темнота отступает в сторону, и я наконец могу сосредоточить свои мысли на Гарри, на его образе, каким мне его хотелось бы запомнить. На Гарри, который подарил мне столько лет удовлетворенности жизнью, который дал мне Джоша и стал для Кэти отцом (а она так об этом мечтала!), который, несмотря на все свои недостатки и слабости, не был неудачником, каковым он боялся казаться.
Столь неожиданные мысли грозят захлестнуть меня потоком чувств, которых я инстинктивно избегаю. Я поспешно перевожу взгляд на блестящие волосы Джоша. Он пошел в меня и уже сейчас чуть высоковат для своего возраста, почти мне до плеча. Когда он поднимает голову, я вижу его профиль: немного курносый, с полными губами и длинными ресницами. Никогда не любивший петь, он уже бросил шевелить губами и смотрит теперь куда-то поверх алтаря. На лице у него выражение смирения. Я чувствую внезапный приступ любви к этому странному ребенку, такому сдержанному сейчас, а вообще необыкновенно беспечному. Его восприятие жизни одновременно и озадачивает, и восхищает меня.
Все опускаются на колени. Священник произносит благословение. Наступает молчание. Я шепчу последние молитвы за Гарри, сжимая руку Кэти еще сильнее. Прежде я молилась нечасто, но со времени смерти Гарри делаю это регулярно. И это, по-моему, не лицемерие: я действительно чувствую потребность в молении. Я молюсь за Гарри, которого любила и поддерживала во многих начинаниях. О Боже, как бы мне хотелось, чтоб он был жив!
Мы встаем. Я украдкой смотрю на Кэти. Губы сжаты, глаза устремлены вперед. Только по движению ноздрей заметно частое дыхание. Мы встречаемся взглядами и успокаиваем друг друга. Пока мы обе в порядке. Я беру Джоша за руку и готовлюсь к самому ужасному моменту – когда придется пройти по проходу на глазах у огромного количества людей.
Я начинаю собирать вещи, но Энн дотрагивается до моей руки и показывает, что нужно еще подождать. Я понимаю, что забыла о последнем пункте программы, который так дорог Энн.
В другом конце церкви звенит горн. Прощальный сигнал. Я пыталась вежливо и тактично отговорить Энн от этой затеи и теперь жалею, что не настояла на своем. Во время службы в воздушно-десантном полку Гарри стал участником фолклендской войны, но он говорил, что никогда не участвовал в настоящих боях. Воспоминания того времени не вызывали в нем чувства гордости или удовлетворения. Тем не менее вокруг него был создан ореол героя войны, и его сторонники активно использовали это в предвыборной кампании Гарри. Такое приукрашивание оказалось чрезмерным даже по мнению самого Гарри. Я чувствовала, что молебен – неподходящее место для дальнейшего раздувания этого ореола, но, похоже, я была единственной в семье, кто так думал и кто выражал озабоченность по этому поводу. В семейных вопросах мне не удается отстаивать свою позицию, так что, когда Энн выдвинула эмоционально подкрепленные аргументы, я сдалась.
Говорят, что звук горна способен вызвать слезу у самых стойких людей. Я чувствую, что Кэти, до сих пор прекрасно державшаяся, в этот момент сдается. Она опустила голову, хмурится, рот перекошен. Я с силой встряхиваю ее за руку.
– Уже почти закончилось, – хрипло шепчу я ей на ухо.
Она делает вид, что не слышит, и я ее успокаиваю:
– Держись, детка, держись.
Звук горна замирает, и процессия священников начинает двигаться из церкви. Ну вот и все.
Я поднимаю глаза и вижу, что перед Кэти останавливается Джек. Джек был деловым партнером Гарри. К тому же он крестный отец Джоша. Я понимаю, что он намеревается сопровождать нас до дверей церкви. Мне этого не хочется, но я подавляю в себе это чувство. Хотя предпочла бы дойти до дверей только с детьми.
Но от Джека непросто избавиться, и мне это не удастся, как и любому другому. Даже в приглушенной атмосфере церкви он подавляет меня, и я с обреченностью позволяю ему взять себя под руку.
Мы начинаем движение. Я заставляю себя смотреть людям прямо в лицо, даже улыбаться и радуюсь, что справилась с собой, так как вижу, что у смотрящих на меня людей взгляды теплые и добрые. Народу гак много. Многих я не ожидала тут увидеть – людей из моего прошлого: соседей из Саффолка, родителей бывших одноклассников Кэти и Джоша… Я глубоко тронута.
Служитель широко распахивает тяжелые церковные двери. Внутрь врывается лондонский воздух, тяжелый и горячий от выхлопных газов. Я останавливаюсь недалеко от дверей, расположив детей рядом, готовая к традиционным рукопожатиям. Прежде чем успеваю остановить себя, Вопросительно смотрю на Джека, как бы спрашивая его одобрения.
Считая это своим долгом, он легко сжимает мою руку и отвечает взглядом, в котором смешивается понимание и участие.
– Все в порядке? – спрашивает Джек. Голос у него низкий и грубоватый. – Ты очень хорошо держалась, Эллен. Очень хорошо.
Видимо, он хочет похвалить меня за то, что я не плакала, не растерялась, не вела себя таким образом, какой могли бы посчитать небезупречным.
Вспомнив о детях, он добавляет многозначительно:
– Вы все молодцы. Отец бы вами гордился.
Джек с фамильярной улыбкой поворачивается к Кэти, но она упорно избегает его взгляда, ей явно не до него. Как будто не замечая этого, Джек треплет волосы Джоша.
Джеку очень идет легкий костюм, который, скорее всего, был куплен в «Савиль Роу». И в целом у него вид преуспевающего человека. Несмотря на вовлеченность в общие с Гарри деловые проекты, Джек никогда не испытывал таких неудач, как мой муж. Мне кажется, что глаза Джека светятся довольством. Наверное, еще одна победа. В работе или с женщинами, сказать сложно. Пока его мысли где-то далеко, я тихо высвобождаю руку.
– Я буду называть тебе имена людей по мере того, как они будут подходить, – произносит Джек, всматриваясь в приближающихся гостей.
– Спасибо.
– Ты знаешь, что Рейнольдс здесь? И Дрейкот тоже.
– Рейнольдс? Кто это?
Он покачивает головой, как будто я отколола неприличную шутку, и чеканно отвечает:
– Это лидер отделения партии.
Я знаю это. Просто хотела уточнить. Дрейкот, насколько помню, заместитель министра здравоохранения. С тех пор как я опозорила Гарри, приняв министра окружающей среды за одного захудалого лейбориста, перепутав не только их партийную принадлежность (что уже само по себе ужасное преступление), но еще и должности, изо всех сил старалась точно запоминать все имена и ранги. Гарри, остро переживавший любую свою неудачу, долгое время не давал мне покоя из-за этой оплошности.
Волнение перед последним испытанием, должно быть, отражается на моем лице, потому что Джек успокаивающе говорит:
– Ничего, я тебе всех представлю.
Я улыбкой благодарю его, чего вполне достаточно.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – Он снова сжимает мою руку.
– Да, конечно. – Я слабо улыбаюсь, чтобы это продемонстрировать.
Джек склоняется поближе.
– Молодчина. Я знал, что ты справишься, – произносит он покровительственным тоном. Роль верного друга семьи ему, похоже, очень нравится.
Подошли Энн и Чарльз.
Джек, у которого есть готовые слова на любой случай, говорит Энн:
– Прекрасная панихида. Мои поздравления. Но Энн интересую я. Она громко шепчет:
– Как быть с детьми, Эллен? Может, отвезти их в гостиницу? С них достаточно. Ведь вы устали, дорогие? Наверняка устали. Сейчас вам захочется есть. Джош, в гостинице есть шоколадный торт.
У самой Энн детей нет, но она гордится своим умением обращаться с ними. По ее мнению, дети счастливы только тогда, когда их вкусно покормят. И не только дети. Энн так и не вышла за пределы этой философии, поэтому к сорока трем годам очень располнела, ни разу в жизни не попробовав сесть на диету.
Зная, что ей нельзя противоречить открыто, я мягко отвечаю:
– Спасибо за заботу, Энн, но я думаю, они хотели бы остаться здесь.
Энн смотрит на меня раздраженно и с недоумением, как будто я сказала какую-нибудь глупость. На самом деле мы уже неоднократно обсуждали этот вопрос, и я сразу объяснила ей, что хочу быть вместе с детьми до конца церемонии: чтобы они познакомились с друзьями и коллегами их отца, чтобы послушали все то хорошее, что о нем будут говорить, чтобы взглянули на него глазами других людей.
Энн сдается и, видимо, лишь потому, что за спиной у нее уже собралась целая толпа.
Большая часть моих родственников находится с противоположной стороны церковного крыльца. Мой отец, нечасто приезжающий к нам из Корнуолла, стоит с отсутствующим и беззащитным выражением лица, которое появилось у него задолго до смерти мамы, случившейся четыре года назад. Моя свекровь Диана, щурящаяся на солнце. Верная Маргарет, секретарь Гарри, всегда занимавшаяся разными торжествами и юбилеями, талантливо организовывавшая его рабочий день. Все мы относимся к ней как к члену семьи.
Джек в своем духе. Напористый и внушительный, он начинает представлять гостей: член парламента, деливший с Гарри тесный кабинет во время недолгой парламентской карьеры мужа; министр здравоохранения, явно с трудом сумевший вырваться сюда из-за своего напряженного графика; деловые партнеры Гарри, многих из которых я не знаю, вежливые, с крепким рукопожатием и рассеянными улыбками, тихо бормочущие что-то детям.
Я смотрю на Кэти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55