Теперь же он с радостью отправил бы сына домой. Однако менять свои решения было не в характере Джейкоба Букбайндера. Ему даже доставляло удовольствие безжалостно отметать собственные сомнения, приговаривая: «Сделай, а там видно будет». Раз уж он пригласил Герби на ужин в ресторан, значит, Герби получит свой ужин.– Пошли, мой мальчик, я вижу, мы опоздали, – сказал он и открыл перед сыном дверь.Представление Герби, как и ожидал его отец, вызвало неприятную заминку, но старший Букбайндер стойко выдержал недоуменные взгляды и объяснил, что привел сюда сына в награду за успешное окончание учебного года. Луис Гласс, румяный черноусый толстяк, пожал Герби руку и поздравил его. На своем веку он встречал немало юнцов, которые с годами превращались в доходных клиентов. Пауэрс, который и так уже был не в духе оттого, что пришлось затемно тащиться в Бронкс, с нескрываемым раздражением выбил пепел из трубки и сунул ее в карман.Кригер выразил свое отношение в следующих словах:– Что отец, что сын. Гейби… большое будущее. Может не спешить, лучше будет. Маленький толстый мальчик в колледж… может лучше нет. Тихо ехать, дальше будет. Гейби… другое дело… само собой. Умная голова… очень замечательно…Столик был на четверых. Пока тараторил мистер Кригер, официант придвинул сбоку узкий сервировочный столик, занявший часть прохода. За него и уселся Герби, причем со стороны он выглядел как совершенно лишний отросток в этой мужской компании. Всем раздали меню, и взрослые невнимательно и наспех заказали себе ужин.На Герби дело застопорилось.– Пап, что мне взять? – растерянно спросил он, обескураженный списком блюд.– Ты уже большой и можешь выбрать сам. Возьми что хочешь.Герби пробежал глазами по страничке сверху вниз и обратно, и в голове у него все перемешалось в одно большое блюдо из бисквита, пирожных, копченой лососины, гуляша, овощей в сметане, жареного цыпленка, рубленой селедки, чернослива и мороженого.– Я… я не очень хочу есть, – промямлил он.– Тогда переходи сразу к горячему. Мы тоже не берем закусок, – посоветовал отец и ткнул пальцем в нужный раздел меню.Это облегчило дело. А все равно разбегались глаза: тут тебе и бараньи отбивные, и цыплята, жаренные на вертеле, и запеченные утки, и бифштексы, и прочая, прочая, – пытка, да и только, и для молодого человека не менее мучительная, чем для официанта, приземистого, пузатого и лысого, в черных засаленных штанах и серой заляпанной куртке. Пока Герби терзался сомнениями, этот служитель переминался с ноги на ногу, зевал, постукивал карандашом по своему блокнотику, принимался кашлять несколько раз и сверлил мальчика недобрым взглядом, явно желая ему дальней-предальней дороги и слабого здоровья.– Ну же, Герби, человек не может стоять здесь весь вечер, – проговорил отец.– Ребенок, очевидно, не знает, чего он хочет. Закажите ему сами, – не выдержал Пауэрс.– Я буду вареную треску, – неожиданно выпалил Герби первое, что попалось ему в тот миг на глаза.Все пришли в изумление, даже официант.– Не глупи, сын. Здесь столько вкусных мясных блюд, а ты выбрал треску? Возьми лучше бифштекс.Но Герби казалось, что теперь ему никак нельзя поступиться треской, а иначе где же его гордость, какой же он тогда мужчина, хотя терпеть не мог треску.– Неужели человеку нельзя заказать, что нравится? – обиделся он. – Я заказал вареную треску, значит, мне так хочется.– Принесите ему вареную треску, – пожал плечами отец. Официант выдернул меню из судорожно сжатых пальцев Герби и ушел восвояси. Герби мрачно проводил взглядом сутулую спину, пока та не исчезла за вращающейся дверью в кухню, и горько пожалел о своем упрямстве.Последствия его поступка оказались хуже, чем он предполагал. У Голдена была в основном мясная кухня. Рыбу включили в меню на всякий случай: а вдруг какой-нибудь чудак потребует именно рыбы. Вскоре официант вернулся с четырьмя шипящими бифштексами, источающими божественный запах, и с тарелкой, на которую плюхнули два комка, белый и зеленый. Белый комок – это была треска, погребенная под тягучим мучным соусом, зеленый – неожиданная пакость в виде протертого шпината, который полагался к рыбе. Поставив перед Герби тарелку, официант подмигнул, и мужчины дружно рассмеялись. Герби густо покраснел.– Вид у рыбы отвратный, – заметил отец. – Официант, уберите эту замазку и принесите мальчику бараньи отбивные.– Пап, ну пожалуйста, я хочу это, – возмутился Герби. Он защитил тарелку руками, и по клейкой белой массе пробежала легкая дрожь. От одной мысли, что придется есть это, у мальчика сжималось горло. Однако он твердо решил: съесть или погибнуть.– Оставьте, Букбайндер, ведь он уже взрослый, – ухмыльнулся Пауэрс. – Разве он не перешел в восьмой класс?Отец Герби бросил прищуренный взгляд на молодого человека из Манхэттена.– Хорошо, сын, – сказал он Герби. – Коли заказал, то ешь.И Герби, который услышал в словах отца просьбу не опозорить его, приступил к еде. Под взглядами мужчин он съел шпинат и рыбу до последнего кусочка. В других книгах герои совершают более благородные и яркие подвиги, но что ни говорите, а Герби Букбайндер геройски уплел без остатка те две гадкие кучки, зеленую и белую, и даже не поморщился.– Ну как, Букбайндер, – спросил Пауэрс, когда бифштексы были съедены и он, откинувшись на спинку стула, принялся набивать трубку из кисета крокодиловой кожи, – поговорим о деле или сначала отправите мальчика домой?– Мальчик не помешает, – холодно ответил Букбайндер, – если никто из вас, джентльмены, не возражает против его присутствия.– А что, – дружелюбно заметил Луис Гласс, – по-моему, Герби полезно послушать деловой разговор. Чем раньше начнешь приучаться к делу, тем лучше, тем лучше, а, Герби? – похлопал он мальчика по спине и закурил сигару.Официант принес десерт. У Голдена было заведено подавать к кофе плоскую вазочку с пирожными и оставлять ее на столе. На вазочке умещалось восемь пирожных. Перед уходом посетителей официант проверял, сколько пирожных не хватает, и включал их в счет. Никто из мужчин не польстился на предложенные им пирожные, поэтому официант поставил вазочку перед Герби и удалился. При виде восьми кремовых пирожных разных форм и расцветок мальчик почувствовал, как к нему возвращается вконец было испорченный аппетит. Луис Гласс протер пенсне, висевшее на черном шнурке у него на шее.– Что ж, господа, – проговорил он, – я полагаю, мы вполне успеем уладить наше дело, пока пьем кофе.– Меня это устраивает как нельзя лучше, – поддержал его Пауэрс. – Я опаздываю в театр.Букбайндер и Кригер промолчали.Герби выбрал на пробу облитый шоколадом цилиндр, наполненный взбитыми сливками, и сделал первый укус. Ему почудились трели райских птиц. В сравнении с этим блаженством померкло даже фраппе.– Нам предстоит обсудить только одно, – продолжал Луис Гласс. – Я уже излагал вам, Букбайндер, какую выгоду сулит и вам, и Кригеру слияние «Бронкс-ривер» с «Интерборо». И со всей определенностью заявил, что «Интерборо», которая является сегодня крупнейшей в Нью-Йорке компанией по производству льда, гарантирует вам обоим высшие руководящие должности. А поскольку я выступаю в роли их юрисконсульта, мои слова – не пустой звук. Не пустой… Известно вам и мое мнение по поводу так называемой голубой бумаги – это документ совершенно несостоятельный, обыкновенная записка из блокнота, которая не может служить законным основанием для передачи вам каких-либо акций, и я предупреждал, что если вы доведете дело до суда, то суд решит его не в вашу пользу.Пока длилась эта речь, Герби с упоением доел в три приема трубочку со взбитыми сливками. Затем он остановил свой выбор на соблазнительном овальном пирожном, сплошь увитом зеленым и шоколадным кремом, и принялся за него.– Стало быть, у вас есть, как мне представляется, два пути, – продолжал юрист, отмахиваясь от клубов сизого дыма, который валил из пыхтевшей трубки Пауэрса. – Либо вы благоразумно соглашаетесь преумножить свой достаток – я имею в виду слияние, – либо весьма опрометчиво пускаетесь в судебную тяжбу за контрольный пакет акций Хозяйства и, как я уже отмечал, проигрываете ее. Проигрываете…Одурманенный пирожными, Герби смутно расслышал окончание очередного диалога и удивился привычке мистера Гласса эхом откликаться на собственный голос. Правда, едва проглотив последний кусочек мятно-шоколадного пирожного, он тотчас позабыл о своем недоумении: надо было срочно выбирать следующее пирожное. Мальчик не предполагал, что за это угощение придется платить. Пирожные поставили перед ним, как дома ставили миску с фруктами, именно так он к ним и относился. После пытки треской, казалось ему, единственная возможность получить удовольствие от ужина в ресторане – до отвала налопаться пирожных. Он взял шоколадный эклер и начал сосредоточенно уплетать его.Когда юрист кончил говорить, Букбайндер и Кригер переглянулись. Отец Герби раскрыл было рот, но тут громко и торопливо залопотал Кригер:– Я так скажу. Голубая бумага может да, может нет, наверняка кто скажет? Я говорю по-доброму. Руководящая должность… десять тысяч в год… очень замечательно, может, три тысячи… не так замечательно. Но по-доброму черным и белым на бумаге сколько гарантируется? Все джентльмены, слово надежное, как золото, но черным и белым… на бумаге еще нет. Тридцать лет в деле черным и белым на бумаге всегда надежнее. Мистер Гласс замечательно объяснять… все добрые друзья Держаться вместе… Я так скажу…(Покончив с эклером, Герби не мешкая начал расправляться с коричневым шариком наподобие картошки, только внутри у него оказалась изумительная начинка из апельсинового крема.)– Если я правильно вас понял, мистер Кригер, – Перебил его Луис Гласс, – думаю, вы можете не продолжать. В качестве условия сделки «Интерборо» готова дать письменное обязательство назначить вам обоим жалованье в размере… – он покосился на Пауэрса, который, по-прежнему пыхтя трубкой, ответил ему легким кивком, – …пяти тысяч в год, это только для начала. Для начала…– Вы неправильно его поняли, и все, что он наговорил, ничего не значит, – воскликнул Джейкоб Букбайндер с искаженным от ярости лицом, в котором трудно было узнать человека, который совсем недавно улыбался своему сыну. Герби не раз приходилось видеть такое выражение на отцовском лице, про себя он называл его «деловым» и страшно его боялся. Теперь сладкоежка стал внимательнее прислушиваться к разговору, рассеянно уплетая между делом желтый слоеный «наполеон».– Джейк, я так скажу, мирненько, – снова залопотал Кригер, но отец Герби, не обращая внимания на компаньона, ледяным тоном обратился к юристу:– Кригер повторяет то, что он наговорил мне, когда мы с ним обсуждали это дело, но вас, очевидно, интересует наше окончательное решение. Короче, мы не продаем. Я думаю, голубая бумага имеет силу.– И вы, мистер Кригер, того же мнения? – спросил Пауэрс.– Я сэкономлю вам полчаса на пустых разговорах, – язвительно вставил Букбайндер. – У меня есть доверенность от Кригера и наших жен на право голоса по всем нашим акциям. Кригер вынужден принять мою сторону.Юрист и Пауэрс посмотрели на Кригера. Тот робко кивнул.Герби потерял нить спора, и ему стало скучно. «Наполеон» оказался почему-то не таким вкусным, как первые четыре пирожных. Он наспех дожевал его и взялся за вишневое. Тут мальчик заметил новое тревожное обстоятельство: официант стоял рядом и таращился на него со смешанным выражением ужаса и любопытства. И от каждого кусочка, проглоченного Герби, глаза у него все явственнее вылезали из орбит. Герби никак не мог сообразить, куда тот смотрит. Он с беспокойством оглядел свой костюм, не капнул ли кремом, обернулся назад, но, судя по всему, кроме него, самого обыкновенного мальчика, никаких диковинок здесь не было. Взгляд официанта смутил его. Герберт без особого удовольствия доел вишневое пирожное и потянулся за лакомством, которое приберег напоследок: этакая коробочка из чистого шоколада, доверху наполненная кофейным кремом. Едва Герби сделал первый укус, как с тревогой заметил, что у побледневшего официанта отвисла нижняя челюсть. Мальчик решил, что беднягу тошнит, небось съел что-нибудь в своем задрипанном ресторане. Герби и самому было не по себе. На удивление, расчудесная шоколадная коробочка по вкусу не слишком отличалась от вареной трески и была такая же клейкая.Пока внимание Герби было отвлечено официантом, разговор взрослых ушел вперед. Он попробовал вникнуть в его суть, продолжая прикладываться к пирожному, правда, все реже и реже. Говорил Пауэрс:– …совершенно не понимаю, зачем мне надо было тащиться вечером на край города, чтобы выслушивать прежние глупости. Я думал, вы образумились.– Позволю себе заметить, это крайне неосмотрительно, крайне неосмотрительно, – сказал юрист, раздавив в пепельнице недокуренную сигару. – Уверяю вас, голубая бумага ровным счетом ничего не стоит. На мой взгляд, мистер Пауэрс имеет полное право на продажу «Бронкс-ривер айс», однако следует признать, что, будучи юрисконсультом «Интерборо», я не могу советовать компании приобретать собственность, право на которую подлежит хотя бы тени сомнения. Хотя бы тени сомнения…– Утром поговорю с Берлингеймом, – зло бросил Пауэрс, – и, если он захочет купить, я продам, и без всяких оговорок в пользу господ Букбайндера и Кригера. Деловые люди не поступают, как поступили они, следовательно, я не обязан брать в расчет их мнение. Больше мне нечего сказать.– Да, я не в своем уме, – запальчиво ответил ему Букбайндер. – Я хочу остаться хозяином, а не ходить в помощниках у Берлингейма.– Пап, – слабо донеслось из-за столика Герби. Отец обернулся и взглянул на него. – Пап, мне нехорошо.Герби обмяк и тупо уставился в одну точку. Повисшая как плеть рука сжимала остаток шоколадной коробочки. Лицо мальчика цветом сильно смахивало на съеденный им протертый шпинат.– Господи помилуй, да его тошнит! Зачем только ты ел эту тухлую рыбу? – встревожился отец.– Мистер, наша кухня здесь ни при чем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45