По вечерам, как и я, околачиваешься возле кондитерской.– Подумаешь, Лен, а как у тебя получается быстро бегать и подтягиваться по пятнадцать раз? Это же выходит само собой, верно? Так и у меня.Ленни почуял в этом доводе изъян.– Нет, постой. Я-то люблю спорт, вот у меня и получается. А ты что, любишь грамматику?– Чокнутый, что ли? Ненавижу, – решительно ответил Герби. В своей тайной страсти к премудростям языка сознаться было так же стыдно, как в привычке к опиуму; если на то пошло, Ленни скорее простил бы ему опиум. – Просто легко дается.Ленни задумался.– Все-таки, – вымолвил он наконец, – что ни говори, а по мне, лучше быть как я и хорошо играть в мяч, чем как ты – училкиным любимчиком и знать про всякие там придаточные и причастия.– Ясное дело, – покорно согласился Герби, – но это от меня не зависит. Что мне, нарочно писать неправильные ответы на экзаменах? Не стану же я от этого быстро бегать.Теперь Ленни взглянул на своего врага другими глазами. Ему пришло в голову, что, быть может, тот вовсе и не маменькин сынок, а просто у него неправильно устроены мозги.– Слушай, Герб, ты ведь иногда бываешь почти своим парнем. В лапту, например, играешь неплохо. Только вот почему тебе неинтересно то, что интересно другим ребятам? Возьмем бейсбол. Спорим, ты даже не знаешь, кто лидирует в национальной лиге.Герби промолчал.– Спорим… нет, не может быть… уж основной состав-то «Янки» ты знаешь, правда же?– Конечно. Бейб Рут играет первого полевого и отбивает четвертым, Лу Гериг играет первого бейсмена и отбивает третьим, а… а… – Упитанный коротыш неловко запнулся.– Во даешь, даже это перепутал. Гериг – четвертый, а Рут – третий. Герби, – сочувственно произнес Ленни, – это ужасно.Герби кивнул и залился краской стыда. Настала его очередь есть мороженое, но у него пропал аппетит, и он отказался.– Ну и ну, Герби, даже Банни Липмен, уж на что тупой, и то знает результаты десяти лучших игроков в обеих лигах. Сам видишь, у тебя чего-то не в порядке.– Да я сам рад бы понять, в чем тут дело, честно, Ленни, – пролепетал вконец униженный Герби. Перед бейсболом он и вправду обнаруживал всегда загадочное бессилие ума. Мальчики, которые выглядели круглыми Дурачками в классе, могли без передышки сыпать именами и цифрами: «В двадцать шестом Рэббит Мэренвилль выбил двести тридцать пять тысячных, в двадцать седьмом Уилси Мур сделал одну «сухую» подачу…» – и так далее до бесконечности, а Герби ничего этого не знал. Он тщетно пытался вникнуть в содержание спортивных отчетов в газетах. Цифры испарялись из его головы, как струйки воды на раскаленном июльском тротуаре.– Это беда поправимая, – заметил Ленни. – С твоей башкой стоит только захотеть, и мигом станешь своим парнем.– Ну помоги мне, Ленни, я попробую, – сказал Герби и про себя решил все лето изучать бейсбольное священное писание – «Справочник Сполдинга». Не прошло и пяти минут, как он позабыл об этом, но в тот миг решение его было непреклонным, и он испытывал благодарность к Ленни, наставившему его на путь истинный. Герби с рвением вернулся к своим репетиторским обязанностям и так преуспел, что Ленни явился в класс миссис Горкин, бормоча под нос все необходимые секреты английского синтаксиса.О наступлении суровой поры переводных испытаний свидетельствовали разложенные по партам желтые листы удлиненного формата, принятого в судопроизводстве. Большие, величавые, они казались орудиями правосудия. Еще нагоняло страху (а также затрудняло списывание) и то, что детей пересаживали на новые места. Герби очутился на предпоследней парте в бывшем ряду для девочек, а Ленни, который изловчился и вовремя попался на глаза учительнице, удалось сесть как раз у него за спиной.Миссис Горкин огласила законы военного времени. Она поведала угрюмым детям о том, какие страшные наказания ждут их за разговоры, обмен знаками и подглядывание. Подобно своим ученикам, она ни в коей мере не считала переводные испытания обычным экзаменом. Это была битва. Дети отстаивали полгода жизни – учитель жаждал отмщения за глупость и равнодушие. Она не знала пощады – они не останавливались ни перед чем. Пойманный с поличным оставался на второй год. Все было просто и ясно, как на войне.– Сейчас, – сказала миссис Горкин, – я подниму карты, висящие на доске. Без команды к работе не приступать.От ее прикосновения Африка с Азией свернулись, обнажив лик Судьбы. На доске кроваво-красным мелом было выведено десять вопросов. В остальные дни учебного года учителя обходились белым мелом – по правде говоря, и читался он гораздо легче цветного, – зато алые буквы слегка сгущали атмосферу страха.– Начали! – рубанула учительница. Тридцать ручонок обмакнули тридцать новеньких стальных перьев в тридцати недавно наполненных чернильницах, и на желтых листах тридцатью разными почерками начал проступать ответ на первый вопрос.Герби Букбайндер шутя расправился с экзаменом за половину отведенного времени. В его легкомысленной голове, не обремененной ценными сведениями о результативности бейсболистов и турнирном положении команд, буйствовали бесполезные сорняки инфинитивных оборотов и сослагательных наклонений. Пока другие трудились в поте лица, Герберт мог позволить себе роскошь побездельничать. Вдруг за спиной раздалось едва слышное «Эй!». С осторожностью кошки, изготовившейся для прыжка с высокой стены, он чуть-чуть откинул назад голову, давая понять, что сигнал принят.– Герби, – донесся отчаянный шепот, – скажи еще, что такое этот чертов дактиль?Штука в том, что Герби не привык ловчить. У большинства школьников в этом месте души вырастает мозоль, как у лошади, – там, где трет сбруя, но Герби всегда справлялся без подсказок и списывания, и совесть его сохранила чувствительность. Когда он ходил в первый класс, отец как-то отвел его в сторону и сказал:– Сын, что бы ты ни делал, выполняй свою работу как можно честнее. Не ловчи. Делай неправильно. Только не ловчи.Герби запомнил это на всю жизнь.– Герби, елки-палки, не слышишь, что ли? Чего такое дактиль?Шепот стал громче – опасно громким. Миссис Горкин посмотрела прямо на Герби, и он почувствовал, как краснеет. Она отвела взгляд.– Герби, ты свой парень или нет? Чего такое дактиль? Какой мальчишка со времен юных Каина и Авеля способен выстоять, когда его в упор спрашивают: «Ты свой парень?» Неважно, на что толкают его – словчить, украсть, соврать родителям, жестоко обойтись со слабым или того хуже, – какому же мальчишке достанет мужества отказаться быть «своим»? Герби сделал вид, что снова принялся за работу. Он украдкой достал из кармана штанов клочок бумаги и написал на нем «аутфилдер». Потом откинулся на спинку сиденья и опустил вниз руку. Горячая потная рука Ленни нащупала и выхватила записку.Голос миссис Горкин, как ледяная стрела, распорол воздух:– Герберт Букбайндер и Ленни Кригер, встать!У Герби от страха затряслись поджилки. Они с Ленни вскочили на ноги и застыли как вкопанные – руки по швам.Рыжая учительница чеканным шагом подошла к опустевшей парте и после короткого обыска выудила из-под сиденья Герби скомканный клочок бумаги. Весь класс следил, выпучив глаза, как она разгладила его и прочитала. При виде одинокого бейсбольного термина она так потешно изумилась и растерялась, что несколько учеников рассмеялись вслух. Лишь гневный взгляд экзаменатора оборвал их веселье.– Продолжайте работать, кто не хочет присоединиться к этим двоим!Двадцать восемь голов склонились над партами.Миссис Горкин долго испытующе смотрела на слово «аутфилдер». Потом подняла глаза на мальчиков, безмолвных и неподвижных. Затем проверила изнанку записки, возвратила ее в исходное положение и перевернула вверх тормашками. Потом поглядела на свет. Но так и не обнаружила ничего, кроме того, что было написано на ней – «аутфилдер». Учительница повернулась и пошла к своему стролу, бормоча: «Аутфилдер… аутфилдер… аутфилдер?» Схватила лист бумаги, карандаш и понаписала целый столбик сущей чепухи: филдераут, аутерфилд, филдаутер, аутрефилд и так далее, – перечитала написанное, скомкала и выкинула в мусорную корзину.– Вон из класса! – бросила она стоящим мальчикам. – Встать лицом к стене, и чтобы ни слова, ни звука, понятно?Герби вышел из класса впереди Ленни с чувством, что его молодой жизни наступает преждевременный конец.В течение пятнадцати мучительных минут мальчики стояли в тихом коридоре лицом к оштукатуренной стене. Наконец раздался гонг на перемену. Из класса послышалось шарканье ног и бумажный шелест.– Ничего она нам не сделает, – шепотом нарушил тишину Ленни.Герби промолчал.– А ты перетрухал.Молчание.– А я нет. Все это враки, не оставят нас на второй год.Молчание.– Подумаешь, а если и оставят? Да мы через месяц переведемся в свой класс.Тишина.– Да чего ты, Герб?– Тсс, – произнес наконец Герби. – Мало нам врезали?– Так я и знал, – скривился Ленни. – Трусишь. Трусишь, как девчонка. Трус.– Ты боишься не меньше меня, Ленни Кригер, – разозлился Герби. – Вон у тебя голос дрожит. Просто воображаешь, как всегда. Заткни свой ржавый репродуктор.– Ладно, генерал Помойкин. Запомним. Собираешься наябедничать на меня, да?Дверь класса отворилась.– Кругом!Герби и Ленни развернулись. Миссис Горкин предстала перед ними с уничтожающей усмешкой ангела смерти.– Итак, господин Букбайндер, что же означает «аутфилдер»?– Ну, мэм, это игрок бейсбольной команды, который играет позади баз…– Не прикидывайся дурачком! Объясни мне вот это! – Она сунула ему под нос злополучный клочок бумаги.– Я этого листка в глаза не видал, – подал голос Ленни.– Помалкивай! Герберт Букбайндер, зачем ты передал Ленни слово «аутфилдер»?– Это… это я хочу им быть в его команде… аутфилдером, мэм. Мы с ним говорили про это в обед.Миссис Горкин ухватила его за ухо:– Уж не хочешь ли ты сказать, что во время экзаменационной работы ты (дерг!), самый толстый из всех маленьких толстяков (дерг!), размечтался о спорте?– У-ю-юй! Мэм, я дописал работу. Наверно, я поступил плохо, что передал записку, но мне-то шпаргалки не нужны, а чем «аутфилдер» помог бы Ленни?Миссис Горкин посмотрела ему прямо в глаза. Он с ангельским видом выдержал ее взгляд. Она беспомощно пожала плечами.– За ответ на этот вопрос я не пожалела бы и недельного жалованья. Ваши работы я забрала. Возвращайтесь на свои места.После школы, выходя со двора, Ленни шепнул Герберту:– Ничего она нам не сделает, Герб. Вот увидишь. Спасибо, ты свой парень.В воскресных приложениях к газетам Герби часто читал про конец света. Его охватывал суеверный страх при мысли, что в Землю вдруг врежется комета, или луна упадет в океан, или остынет солнце, – вот с таким примерно чувством он ждал и выдачи табелей. По утрам он просыпался с камнем на сердце, ибо каждый день приближал ту минуту, когда его объявят второгодником. Правда, невежество, помогающее держать детей в страхе, дает и надежду на чудо. В ожидании неминуемой кары Герби втайне верил, что в последний миг будет помилован губернатором или президентом, и ни словом не обмолвился родителям о горе.Наступил роковой день. Тридцать надраенных до блеска и одетых с особенной опрятностью детей в классе миссис Горкин тряслись за свою судьбу, наблюдая, как учительница не торопясь снимает резинку с пачки табелей, которые предстояло выдать в последний раз. Пуще всех дрожали Герби и Ленни, только Герби своим явным испугом внушал жалость, а Ленни, вздернув брови и насмешливо ухмыляясь, вызывающе поглядывал вокруг.– Ларри Рэвитс, переведен в восьмой «А-2», – объявила учительница.Рэвитс, бледненький очкарик, который в списке лучших учеников неизменно занимал второе место, радостно ринулся вперед, взял свой табель и стал у стены. Один за другим «хорошисты», переведенные в следующий класс, поднимались со своих мест, получали табель и выстраивались в шеренгу, возглавляемую Рэвитсом. Затем к шеренге присоединились посредственные ученики, также переведенные. Число оставшихся за партами таяло: десять… шесть… четыре. Двое из этих четверых были Герби и Ленни. Учительница смолкла. У нее в руках не осталось больше ни одного табеля.Тут она встала и спокойно вышла за дверь.Класс загудел:– Не повезло тебе, Герби.– Не бойся, Ленни, это она пугает вас.– Ну, вредина.– Хорошо, я не оказался на вашем месте.– Счастливо оставаться в седьмом «В», мужики!Маленькая дурнушка Шерли Шварц, тайная обожательница Герби, неприметно стоявшая почти в конце шеренги, беззвучно плакала. Хотя оба преступника хранили молчание в ответ на все вопросы одноклассников, она, как и остальные, знала, что если кому и нужна была шпаргалка, так это Ленни. Симпатии в классе разделились. Одни больше жалели засыпавшегося атлета, другие – толстяка, который хотел помочь ему. Зато всем было одинаково приятно наблюдать драматические события со стороны, из шеренги переведенных счастливчиков.Отворилась дверь, и миссис Горкин в мертвой тишине возвратилась за свой стол. Она принесла четыре табеля, пестривших красными чернилами.– Томазо Гази, восьмой «А-2» – с испытательным сроком.Главный сорванец в классе – смуглый, пружинистый, бьющий без промаха рыцарь рогатки – метнулся вперед, прижал табель к груди и встал в строй.– Мэри Керр, восьмой «А-2» – с испытательным сроком.Крупная неряшливая девочка, ленивая и глупая, встала с громким ревом, всхлипнула: «Спасибо» – и получила свой пропуск в безмятежную жизнь.– Леонард Кригер.Долгая пауза.– Седьмой «В-3».Класс охнул и простонал. Одна голова с плеч долой. Ленни небрежно «подгреб» к учительнице. Он нахально вырвал табель у нее из руки (полагалось бы сурово наказать его за это, да что взять с покойника) и с дерзкой ухмылкой занял свое место.– Герберт Букбайндер.Учительница произнесла имя и смолкла. Герби нерешительно встал. Учительница помедлила минуту, и он замер в тягостном ожидании, один, среди пустых парт, на глазах у затаившего дыхание класса. Наконец, она заговорила:– На мой взгляд, ты опозорил своих родителей и меня. Я считаю, что на экзамене по английскому языку ты совершил обман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45