Княгиня Бигалло ответила чуть слышно:– Фульвио, дорогой… Как я рада принять вас у себя вместе, как я понимаю, с княгиней Фарнелло!Черные глаза Каролины пытались сквозь маску угадать лицо Зефирины. Зефирина, войдя во дворец, оставила, в соответствии с местным обычаем, свою подбитую мехом накидку в руках у Паоло. Каролине Бигалло пришлось удовлетвориться созерцанием лишь груди, талии и рук Зефирины.«Шлюха… дрянь… хоть бы ей стать горбатой!» – клокотало в душе у Каролины, обнаружившей, что соперница красива. Но вслух, взяв себя в руки, она сказала:– Мне так хочется стать вашей подругой, княгиня Фарнелло. Вы знаете, Фульвио мне как брат… Он от меня ничего не скрывает.Зефирина, несмотря на «любезность» хозяйки дома, почувствовала в ее голосе желчь. И, опустившись перед ней в реверансе, ответила:– Князь, со своей стороны, также говорил мне о братских чувствах, которые он к вам питает, мадам. Я просто счастлива познакомиться в этот вечер со старшей сестрой, которую он обрел в вашем лице…При этих словах у Мортимера начался приступ кашля, а Фульвио поспешил вмешаться, представив хозяйке лорда.– Что это на вас напало, тигрица? – спросил Фульвио, когда направился с Зефириной в бальный зал.– Вы хорошо ее знаете, – заносчиво сказала Зефирина. – Если пожелаете познакомить меня даже со всеми вашими любовницами, мне это безразлично, но только пусть они не наступают мне на ноги.– Я еще не видел никого, кто бы отважился так рисковать, – заявил Фульвио.Зефирина была уверена, что под маской он смеялся. Она отвернулась, и тут на ее счастье во всех бальных залах начали танцевать фарандолу. Схваченная поначалу за руку каким-то дервишем в чалме, Зефирина внезапно обнаружила, что танцует с человеком в костюме нищего. Позади него отплясывал огромный парень в длинной белой рубашке с красными пуговицами.– Что означает этот костюм? – спросила Зефирина.– То, что он жертва французской болезни, мадам, которую французы, в свою очередь, называют итальянской болезнью…И нищий громко расхохотался. Во всех бальных залах по углам стояли огромные столы, ломившиеся от множества закусок и выпивки.– Не мучит ли вас жажда, прекрасная персиянка? – спросил нищий.При звуках виол синьоры и дамы приготовились танцевать павану. Несколько растерявшись в этой суматохе, Зефирина согласилась последовать за своим партнером. Предложив молодой женщине кубок с мальвазией и нарезанную маленькими кусочками и запеченную в тесте дыню, нищий снял с лица маску.– Уф-ф, от такого количества свечей здесь невыносимая духота.Перед Зефириной стоял молодой человек лет двадцати пяти, с бледным лицом, обрамленным тонкой бородкой. У него были красивые карие глаза и уверенная улыбка соблазнителя.– Я не спрашиваю вашего имени, прекрасная персиянка, но не согласитесь ли вы показать мне это личико, которое, я уверен, необыкновенно красиво?– Только после того, как я узнаю, кто вы, – ответила Зефирина, позволив себе самую чуточку кокетства.– Мануэль Массимо… к вашим услугам… Теперь ваша очередь.– Подождите немного, – сказала Зефирина.– Вы француженка, и вам недостает слов.– Нет, мессир, просто я еще не назвала вам время, когда покажу свое лицо.– Будь проклято мое любопытство. Я теперь всю ночь буду ходить за вами по пятам, прекрасная персиянка, чтобы узнать, кто вы, потому что, клянусь Богом, вы не Конти, не Савелли, не Гаэтани… Вы мне подарите эту павану?Молодой человек был очень симпатичным, обольстительным и веселым. Выйдя на середину зала вместе с пятьюдесятью другими парами, приготовившимися к танцу, Зефирина спросила:– Скажите, князь Массимо, не был ли римлянин Максимус вашим предком?Медленные и торжественные движения паваны начались с приветствия мужчин и приседания дам, потом все пары, взявшись за руки и подняв их вверх, делали шаги вперед, потом назад. При этом танцующие могли беседовать и улыбаться. Мануэль Массимо кивнул головой, покрытой лохмотьями:– Я не смог бы это доказать, но какой-то слушок об этом вот уже тысячу лет бытует в нашей семье…Говоря это, молодой человек рассмеялся, обнажив зубы ослепительной белизны. Он чуточку отступил. Теперь шла фигура «вращения». Мужчина, стоя на одном колене, должен был водить рукой даму вокруг себя.– Вот посмотрите, – сказал он, подняв голову к Зефирине, – мы тут в Риме все такие. Маттеи, например, считают, что их род восходит к Муцию Сцеволе, Ченчи – к Кресценцию Центиусу, Санта Кроче – к Валериусу Публиколе, Альтиери – к Гамилькару, Фарнелло – к Фабиусу Руллианусу, римскому консулу…Молодой человек встал. Теперь был его черед вращаться вокруг неподвижно стоящей Зефирины. Изящно округлив руки над головой, Зефирина внимательно смотрела на Мануэля, стараясь понять, с умыслом ли он произнес фразы, относящиеся к князю Фарнелло. Но молодой человек, казалось, решил просто поухаживать за ней и с удовольствием провести вечер.Пока Мануэль, уперев одну руку в бедро, склонился перед другой дамой, Зефирина рассеянно искала глазами своего мужа. Один из лесных королей пылко прижимал к своей груди какую-то рабыню. Не Фульвио ли это? Она свернула себе шею, пытаясь получше разглядеть эту парочку.– Да, прекрасная дама, вот я и сбился с прямого пути!Сбившись с ритма и перепутав движения, в то время, как танцующие должны были меняться партнерами, Зефирина отдавила ноги какому-то галлу, который был без маски. Это оказался князь Колонна. Его грубоватое лицо любезно улыбалось.– Извините меня, монсеньор, я немного… задумалась.– Да, я заметил. Теперь нам надо догнать других.Но задача эта оказалась не из легких. Князь и Зефирина все время попадали не в такт. Когда другие танцоры сходились, они расходились, если другие вращались, они стояли без движения. Зефирину вдруг начал душить смех, также, впрочем, как и ее нового партнера. Она потеряла Мануэля с какой-то торговкой каштанами. Павана, наконец, кончилась, и некоторое время она оставалась с князем Колонна.– Не желаете ли, прелестная персиянка, уединиться в какой-нибудь комнате, чтобы показать мне свое лицо? – прошептал Колонна тоном человека, которому не терпится довести дело до конца.Зефирина была в нерешительности. Она прекрасно понимала, куда он клонит. От необходимости ответить ее избавил несчастный случай. Некая дама, наряженная ангелом, подожгла свечами свои крылья.– Горит… горит…С ужасными криками и смехом все принялись поливать ангела фруктовыми соками и компотами, чтобы затушить пожар.Страху было больше, чем причиненного вреда. Даму, пожелавшую упасть в обморок, увели куда-то на верхний этаж. Bo-время этого переполоха Зефирина потеряла князя Колонна и не особенно сожалела об этом.Какое-то время она еще побродила по гостиным, переходя от одного накрытого стола к другому. Слуги без устали предлагали шербет и прочие разные лакомства. Зефирина как раз что-то жевала, когда какой-то патриций в красной тоге пригласил ее на следующую павану. Зефирина было согласилась, но тут застежка на одной из ее туфель лопнула, и Зефирине пришлось объяснить патрицию свою беду.– На верхних этажах камеристки очень быстро вам все починят. Идите и возвращайтесь побыстрее, я буду вас ждать, прелесть моя.Зефирина решила последовать совету патриция, тем более что в гостиных всеобщее безумие достигло апогея. Вино текло рекой, и гости не отказывались пить его сверх всякой меры. Теперь уже можно было по пальцам пересчитать тех, кто еще не был пьян.Зефирина с трудом пересекла бальный зал и поднялась на следующий этаж, где было заметно спокойнее. Там она легко отыскала камеристок, которые старательно чинили и поправляли все неполадки.Ангел Рая, полуобнаженная, посапывала в уголке, пока одна из мастериц приводила в порядок крылья.Поджидая свою туфлю, Зефирина неожиданно почувствовала грусть, какая случается, когда оказываешься среди людей, веселящихся без всякой причины.«Я совсем одна в целом мире…» – подумала Зефирина, и ей захотелось заплакать.Поблагодарив женщину, починившую туфлю, и дав ей за это цехин, Зефирина задумалась, возвращаться ли в гостиные. Там было так шумно и так невыносимо душно, что она решила поискать во дворце уголок попрохладнее, где можно отдохнуть от всех безумств.Второй этаж был освещен значительно меньше, чем первый. Зефирина не спеша направилась по коридору. Попробовав войти в одну из комнат, она увидела там компанию дам, которые, судя по громкому смеху, рассказывали друг другу что-то очень презабавное. Зефирина прислушалась.– У Колонна, моя дорога, эта штука больше, чем у Аполлона.– А у Орсини?– Меньше мышонка.После этих слов все принялись смеяться и галдеть, точно куры в курятнике.Раздосадованная тем, что ничего в этом галдеже не поняла, Зефирина двинулась дальше. Дойдя до места, где коридор делал поворот, она увидела распахнутую дверь и собралась войти в полутемный – горела всего одна свеча – будуар, как вдруг услышала шорох шелков, доносившийся из глубины. Стараясь не привлечь к себе внимания, Зефирина попятилась назад, и тут до нее донесся страстный шепот:– И я, я тоже этого хочу, дорогой князь…Не в силах преодолеть любопытство, Зефирина прижалась к стене. Осторожно заглянув в будуар, она заметила в темном углу, на низеньком диванчике полулежащую парочку. Мужчина не снял маски. Однако он был в костюме лесного короля. Женщина, чьи задранные юбки обнажили все ее прелести, оказалась прекрасной Каролиной Бигалло.«Фульвио и Бигалло…»Чувствуя отвращение, Зефирина собралась уйти, но тут другая пара пристроилась в полумраке коридора, буквально преградив ей путь. Это оказались Мануэль Массимо и торговка каштанами. Без тени смущения эта дама позволила задрать себе юбку, и что еще хуже, расставила ноги, громко шепча:– Ну же, ну… милый… скорее…Смущенная и сгорающая от стыда Зефирина не смела ни шевельнуться, ни тем более пройти мимо своего недавнего «покорителя». Прижавшись спиной к деревянной панели, ни жива ни мертва, Зефирина не в силах была оторвать взгляд от торговки каштанами, тело которой медленно двигалось то вперед, то назад. Зефирина кусала губы, чтобы не закричать. Продолжая обнимать и целовать в губы прислонившуюся к стене женщину, Мануэль быстрым движением раздвинул нищенские лохмотья. Зефирина едва не лишилась сознания. Ей показалось, что Мануэль словно пришпилил женщину, совершая медленное, но неутомимое движение вперед-назад. Женщина простонала:– Быстрее, мой милый…С каким-то хрипом, больше похожим на рычание, Мануэль Массимо сильно ударил ее нижней частью живота. Зефирине не хотелось оборачиваться в ту сторону, где на диванчике вволю наслаждались ее муж и Каролина. По звукам, доносившимся оттуда, Зефирина поняла, что они достигли последней стадии. Не желая больше ничего видеть, она закрыла лицо руками.Так вот что такое любовь. Вот это скотство. Как же она была права, отбиваясь от Фульвио. Он бы ее вот так же унизил, как эту Каролину, которая там кудахчет.– Как хорошо… еще… иди же… И вот последний вскрик.Торговка каштанами и Мануэль привели в порядок свою одежду и, как ни в чем не бывало, спустились в гостиные, где продолжались танцы.Путь был свободен. Зефирина ринулась в темноту, подвернув на бегу ногу. Вздохи, смех, возгласы и крики неслись из всех будуаров, занятых множеством пар. Полураздетые мужчины и женщины менялись друг с другом партнерами. Доведенная до крайнего отвращения этой поистине сарданапальской ночью, Зефирина остановила наконец свой бег в зимнем саду, заполненном зелеными растениями. С глазами, полными слез, она сорвала с лица маску и опустилась на плетеный диванчик, чтобы перевести дух.«Как я была права, что ненавидела Фульвио. Гнусный тип, не выношу его… ненавижу… презираю».От ярости Зефирина терзала свой кружевной платок.– О… миледи, какой приятный сюрприз!Зефирина перестала вытирать глаза, Мортимер, вполне возможно, нуждавшийся тоже в отдыхе, сел на соседний плетеный стул, повесив свой кипарисовый венок над кустами гортензий. Он не снял маску, но Зефирина узнала бы его голос из тысячи других.– Ах, Мортимер, это вы… – вздохнула молодая женщина, немного тревожась оттого, что говорит громко.– Вы позволите сесть рядом с вами, миледи? – спросил вежливо герцог де Монтроуз.– Ну, конечно, идите сюда.Зефирина подобрала юбку своего платья, чтобы освободить место рядом с собой. Своей особой походкой, казавшейся в темноте еще более прямой, английский герцог подошел к Зефирине.– О, миледи, отчего у вас такие грустные глаза? Присаживаясь рядом с ней, Мортимер взял руку Зефирины и поднес к своим губам.Губы его, горячие, мягкие, нежные, от пальцев двинулись к запястью.– Ах, Мортимер, – снова вздохнула Зефирина, не отнимая руки. – Я уверена, вы чувствуете то же, что и я. Эта ночь просто омерзительна, вместе со всеми находящимися здесь людьми. Это… это…Зефирина просто не находила слов. Воспользовавшись ее замешательством, Мортимер обнял Зефирину за талию.– Да, миледи, я тоже думаю, как вы. О… Я вообще не могу понять, как муж может оставить такую красивую женщину.– Нечего сказать, муж, со своей Бигалло, этой гнусной, вульгарной бабой. Знаете, чем занимается в эту минуту мой муж? – сказала, задыхаясь, Зефирина.Извиваясь, точно змея, герцог поглаживал одной рукой грудь Зефирины, а второй все сильнее прижимал ее к себе.– Бедная очаровательная миледи… мне хочется утешить вас.Губы Мортимера приближались к губам Зефирины.– Да, Мортимер, утешьте меня… мне хочется отомстить ему…– О… да, миледи. Я отомщу за вас, – твердо сказал Мортимер.Слова эти герцог произнес каким-то странным тоном. И прежде, чем Зефирина успела пошевелиться, губы его впились в нее властным поцелуем, от которого она почувствовала во всем теле дрожь. Никогда бы Зефирина не подумала, что флегматичный англичанин способен на такую страсть.Не пытаясь сопротивляться, Зефирина ответила на этот жгучий поцелуй. Она ощущала властную силу этих пухлых губ, которые, разжав ее зубы, овладели ее языком, нежно коснулись нёба, а затем, влажные и горячие, снова вернулись к ее губам, будто утоляли жажду у источника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46