… Это озеро – единственное в своем роде.Судя по положению солнца, наступил полдень, когда великий жрец, Инка Манко и Мамма Оккло вышли из золотого храма. Сопровождаемые охраной, придворными и преданными им людьми, они прошествовали в двадцати пяти шагах от Зефирины и Фульвио.Молодая женщина вздрогнула, узнав среди тех, кто следовал за доньей Герминой, бычий торс ее верного слуги, преданного душой и телом – Бизантена. Теперь этот отвратительный убийца нес на руках Луиджи.Опустив голову, как и все инки на пути Сапы Инки, Фульвио успокаивал Зефирину. Время действовать еще не пришло.Манко и его свита спустились в подземелье. Смешавшись с толпой, Фульвио, Зефирина и их друзья последовали за ними.И опять они шли несколько долгих часов. Зефирине казалось, что теперь они идут по другим коридорам.Пандо-Пандо подтвердил ее предположение. Процессия свернула на северо-восток. Была глубокая ночь, когда семеро спутников вышли из подземелья.Они с удивлением обнаружили, что находятся в густом лесу. ГЛАВА XXXVНОЧЬ В ЛЕСУ Дрожа от холода, Фульвио и Зефирина со своими спутниками оторвались от колонны, чтобы немного отдохнуть.Гро Леон взлетел на ветку. Женщины были измучены до предела. Ноги Зефирины и мадемуазель Плюш покрылись волдырями, желудок требовал пищи. Пандо-Пандо направился к прогалине и вернулся с несколькими листиками коки, которые все тут же принялись жевать. Скоро муки голода прекратились, и они быстро уснули.«Я рядом с ним, он обнимает меня», – мелькнуло в голове у засыпавшей Зефирины.Внезапно она почувствовала, как губы Фульвио коснулись ее шеи, и у нее закружилась голова. Руки мужа проникли к ней под рубашку и принялись ласкать ее грудь. Затем Фульвио впился в ее рот яростным поцелуем. С силой раздвинув губы, он принялся неистово кусать их. Она столь же страстно отвечала ему.– Однако же у нас слишком неподходящее ложе для любви, сударыня! – усмехнулся Фульвио.И отстранился от нее.Зефирина, застонав, вновь придвинулась к нему. Телом она чувствовала, как его горячая плоть желает обладать ею.– Фульвио, любовь моя… – прошептала она. Нежно, но вместе с тем решительно он вновь отстранился от нее.– Спите, моя дорогая.Луна осветила лес своим бледным светом. Фульвио встал. Растерянная Зефирина задрожала.– Куда вы идете?– Спите, не бойтесь, я вернусь.Зефирина съежилась на своей зеленой подстилке. Слезы навернулись у нее на глаза. Фульвио отверг ее. Однако усталость взяла свое, она уснула, продолжая вздрагивать во сне.Фульвио похлопал по плечу Буа-де-Шена и Паоло.– Ты останешься дежурить, – сказал он итальянцу.Сам же он в сопровождении нормандца двинулся мимо расположившихся на земле индейцев к началу колонны. Там посреди леса были поставлены три палатки, которые охраняли вооруженные инки. Из одной донесся крик ребенка, которому что-то привиделось во сне.– Это ведь ваш малыш, да, капитан? – прошептал Буа-де-Шен.Фульвио мгновенно оценил расстановку сил. Чуткие стражи были начеку. Нападающим пришлось бы столкнуться не меньше чем с пятью сотнями индейцев.– Нет, подождем!Фульвио и Буа-де-Шен столь же тихо вернулись к месту ночлега своих спутников.– Я скоро сменю тебя! – сказал Фульвио Паоло. Затем он вновь – вернулся к Зефирине. Шкура пумы соскользнула с ее головы, и можно было любоваться ее золотистыми волосами. В неярком свете луны Фульвио склонился над молодой женщиной. Он внимательно изучал тонкие черты лица Зефирины. На этом лице, ставшем еще прекрасней, чем прежде, он различал следы горестей, тревог и печалей.«Неужели моя Саламандра предала меня?» – с горечью подумал Фульвио.До знакомства с Зефириной прекрасный князь Фарнелло всегда вел себя с женщинами как надменный завоеватель, и когда они надоедали ему, безжалостно бросал их. Неужели она смогла заставить его страдать, она, его маленькая жена, которую он некогда встретил в Павии? Неужели это она выкрикивала ему свои проклятия, свое презрение?Чем дольше она отвергала его, тем больше Фульвио желал ее, стремился подчинить ее себе. Когда же наконец Саламандра сдалась, то оказалось, что Фульвио просто не представлял себе, что можно так любить женщину.Страсть, которой пылала к нему Зефирина, разжигала пламя его собственных чувств. Рождение близнецов буквально ослепило его. Жестокое расставание стало самым страшным испытанием. Жизнь в неведении об участи детей и Зефирины была ужасна. Увидев Зефирину рядом с Кортесом, Фульвио испытал столь сильное потрясение, что до сих пор не мог оправиться от него. Перед его взором постоянно вставали Канарские острова и фелука, где была Зефирина. Она улыбалась, обратив лицо к конкистадору. Фульвио очень хорошо знал жизнь. Он безошибочно угадал в ее взоре любовное вожделение.Извиваясь словно зверь, разъяренный от бессилия изменить ход событий, горделивый Леопард «видел» Зефирину в объятиях Кортеса. Вряд ли Малинцин приукрашивала события, признаваясь Фульвио, что она несчастна, потому что Кортес любит «бледноликую Зефирину» и постоянно думает о ней.Сгорая от ревности, в Панаме Фульвио отомстил за себя, утешив Малинцин.В течение многих дней Фульвио скрывался во дворце, наслаждаясь золотистой кожей прекрасной индеанки из племени ацтеков. Если бы князь был до конца искренен, то, вероятно, признал бы, что, будучи долгое время лишен общения с женщинами, он просто поддался своему инстинкту мужчины-завоевателя. Но как бы там ни было, Малинцин быстро ответила ему взаимностью, и быть может, даже побудила его сделать первый шаг. В объятиях друг друга любовники нашли утешение в своих сердечных горестях.Зефирина зашевелилась во сне.– Фульвио… Луиджи… Коризанда! – слетело у нее с губ.Из груди Фульвио вырвалось рыдание. Забыв о ревности, Фульвио лег рядом с Зефириной. Затем он лежал и слушал ее ровное дыхание. Фульвио зарылся лицом в ее волосы. Он вновь медленно обретал сладость этого тела, к которому некогда был так привязан. Его руки обвили гибкую талию. Зефирина повернулась. Движением, унаследованным от далеких предков, она во сне положила голову на плечо мужа. Фульвио вздохнул. С Зефириной никогда нельзя было ничего предугадать.Стоило только Фульвио решить, что его вновь обретенная супруга заслуживает лишь презрения за ее предполагаемую измену или измены (ибо в случае с Сото у него не было уверенности), как он тут же бросился спасать ее от жертвенного кинжала жреца. Он хотел бы подвергнуть ее подробному допросу, но события разворачивались так, что у него просто не было такой возможности.Из-за деревьев донеслось мычание альпаги. Горький ком подступил к горлу Фульвио. Он коснулся пустой глазницы потерянного в сражении глаза. Он, великий кривой Ломбардец, князь, перед кем все сгибались в почтительном поклоне, могущественный монсеньор, владеющий многочисленными поместьями, дворцами, землями, слугами, лежал на мху, содрогаясь от рыданий из-за женщины, чье место дома за прялкой.«Если когда-нибудь мы выберемся отсюда, клянусь честью, я выдрессирую ее на свой лад!», – думал Фульвио, снедаемый ревностью.И с этой мыслью князь Фарнелло заснул, прижимая к себе Зефирину. ГЛАВА XXXVIЗАТЕРЯННЫЙ ГОРОД Обходя долины, откуда поднимались ядовитые испарения, инки шли вперед, огибая с восточной стороны город Куско. Они поднимались на север по высокогорной местности, неизвестной захватчикам. По мере того как «сыны Солнца» продвигались по горному склону, их ряды становились все многочисленнее.Отовсюду прибывали беглецы, желающие присоединиться к Сапе Инке Манко. Они рассказывали о жестокостях, творимых внизу «белыми богами».Фульвио распорядился, чтобы маленький отряд следовал за инками на расстоянии двух часов пути. Он боялся, как бы его спутники, невзирая на шкуры пумы, не выдали себя. Они обзавелись кое-каким имуществом. Пандо-Пандо достал лам, и они навьючили на них тюки с одеждой, раздобытой ими у горцев, воду и пищу, столь необходимые для выживания в этих краях.Мадемуазель Плюш по-прежнему не терпела лам. Эти обидчивые животные никогда не упускали возможности выпустить ей в нос обильную струю слюны. Помощь Гро Леона была просто неоценима. Он летал над инками, а затем возвращался к хозяевам и указывал им нужное направление.Вот уже пять дней как они шли по лесу, именуемому горная сельва. Зефирине казалось, что чаща становится все более непроходимой. Чтобы прокормить людей, Пан-до Пандо и Буа-де-Шен охотились на гуанако. Их жестковатое мясо пришлось всем по вкусу. К сожалению, его приходилось есть сырым, потому что разводить костер было слишком опасно.Каждую ночь Фульвио, нормандец и Пандо-Пандо, которому, как понял князь, вполне можно было доверять, прокрадывались к палаткам. Но Мамму Оккло слишком хорошо охраняли, нападение исключалось.– Ты ждать Затерянный Город, мужчина бледноликой Зефирины! – говорил Пандо-Пандо.Он упрямо именовал Фульвио в такой досадной для мужчины его склада манере.С той ночи, когда он позволил себе обнять Зефирину и лечь спать подле нее, Фульвио старался избегать ее. Он был любезен, всегда приходил на помощь, когда надо было перейти по камням горный поток или перебраться через скалу, но затем, под предлогом неотложных дел, которых у него как у начальника отряда всегда хватало, тут же удалялся. По ночам он спал, завернувшись в шкуру ламы, рядом с Буа-де-Шеном и Паоло или же нес караул. Место Зефирины было рядом с мадемуазель Плюш. Подобная холодность приводила молодую женщину в отчаяние. Фульвио беседовал с ней только о детях. Зефирина описывала ему красоту Коризанды, рассказала Фульвио о своем путешествии, о Мадриде, Франциске I, Карле V. Разумеется, она лишь мельком упомянула о доне Рамоне Кальсада и свела на нет рассказ о Кортесе, ибо оба эти имени вызывали в ней глухие угрызения совести. Но Фульвио, словно ясновидящий, снова и снова уводил рассказ к этим людям, а также к Сото. Он был безжалостен. Сменив тему, Зефирина поведала ему, что в тюрьме инков она потеряла талисман Саладина. Она попыталась заинтересовать его, рассказывая о «кровавых розах», обнаруженных ею у Карла V, Атагуальпы и Гуаскара.– Черт побери, моя дорогая, должно быть, вы были весьма близки к ним, раз сумели заметить то, что обычно никто никогда не видит! – с усмешкой ответил Фульвио.Зефирина кусала губы. Все оборачивалось против нее. Теперь к списку ее побед добавились еще король Испании и Сапа Инка!Фульвио упорствовал в своей ревности. Чувства его не поддавались никакой логике: он содрогался от страха, видя ее под кинжалом жреца; теперь же, когда она была спасена, решил, что она должна дорого заплатить за измены.Бредя вперед, Зефирина мучительно пыталась понять, действительно ли ее мужу что-нибудь известно или его обуревают всего лишь подозрения. Глядя на его высокую фигуру, широкие плечи и мускулистые ноги, легко преодолевающие любое препятствие, Зефирина размышляла:«Он хочет испытать меня. Фульвио, ну почему вы так жестоки? Я люблю вас, неужели в вас нет ни капли жалости? Я так страдаю!»В зависимости от времени суток мысли ее иногда принимали воинственное направление.«Если он считает, что я приползу к его ногам, стану вымаливать у него прощение, то ошибается. В том, что произошло, виноват прежде всего он сам, это он не хотел меня слушать на Сицилии! Разве я не говорила ему, что нельзя доверять Карлу V? Но монсеньор всем распоряжается, всеми командует, все знает… Но я не позволю помыкать мной!»К вечеру пятого дня пути Зефирина пребывала в весьма воинственном состоянии духа. В этот вечер маленький отряд перевалил через крутой перевал. Открывшаяся перед их глазами величественная картина, привела всех в восхищение.– Мачу Пикчу, – сказал Пандо-Пандо. Он указал на высившуюся впереди остроконечную вершину горы – затерянный город, плохие белые боги никогда не находить его Развалины Мачу Пикчу были открыты 24 июля 1911 года американцем Хирамом Бинхамом из Йельского университета и сержантом Карраско, отправившимися на поиски столицы, где некогда укрывался Манко.

, – добавил он.Измученные подъемом, Зефирина и ее спутники расположились на отдых на одном из утесов; с тревогой изучали они раскинувшуюся перед ними местность.По дну долины несла свои зеленые воды река Урубамба, над ней, словно орлиное гнездо, нависал таинственный город, спрятавшись в отрогах Мачу Пикчу. Он напоминал зверя, карабкающегося по горному склону.Зефирина понимала, что если они спустятся в долину, то город скроется от их взоров. Два каменистых круглых холма закроют его.– Huavana Picchu Старая вершина.

… Pata Varca! Молодая вершина.

– указал Пандо-Пандо.Восхищенная тремя устремленными к небу скалистыми пиками, Зефирина неожиданно вспомнила предсказание Нострадамуса:«Вы пересечете три океана, Зефирина! На трех вершинах трех неведомых гор, когда с неба посыпятся огненные шары, будут погребены три гидры, мерзкие… злобные… страшные… Вы все будете познавать трижды… Жизнь! Кровь! Смерть! Богатство! Бедность! Изгнание! Любовь! Славу! Ненависть! Болезнь! Золото! Страсть! Трое мужчин разделят с вами вашу жизнь… Первый даст вам свое имя и свою любовь, второй…»– Вы идете, Зефирина?.. О, вы размечтались, дорогая?Услышав сухой голос Фульвио, Зефирина поднялась.Князь держал совет с Пандо-Пандо, Буа-де-Шеном, Паоло и Пикколо. Мадемуазель Плюш дремала подле одной из лам. Гро Леон улетел на разведку.Указывая на пять десятков выдолбленных в скале лестниц, высокие серые стены, храмы, дворец Инки в центре города и окружавшие его дома знатных индейцев, оживленные улочки города, по которым вечно сновали люди, князь спросил каждого, что, по его мнению, следует предпринять, чтобы проникнуть в город. Единственные огромные ворота бдительно охранялись, и стражи внимательнейшим образом осматривали входивших через них инков и их лам.– Нужно попытаться захватить их врасплох, капитан, – предложил Буа-де-Шен.– Подождем наступления ночи, – сказал Паоло.– Но тогда закроют ворота, – возразил Фульвио.– Посмотрите! – воскликнула Зефирина.Она указала на возделанные поля на горных террасах, где трудились индейцы, коренные жители Анд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46