– Ну… ну…Кортес постучал Зефирину по спине.– Я хочу сделать вам честное предложение, – сказал конкистадор, когда дыхание вернулось к ней.«Он говорит о честности с самым нечестным в мире видом!» – подумала Зефирина, почти развеселившись.– Если вы хотите оставить свой наряд и одеться, как подобает особе вашего пола, посмотрите… может быть, вам это понравится.Фернан Кортес открыл два больших сундука, в которых находились роскошные платья. Зефирина была женщиной, она не могла не восхититься шелковыми тканями, кружевами и инкрустированными драгоценностями.– Откуда это чудо?– Ба! Добыли кое-что у французских и английских корсаров… Мы не всегда теряем, сеньора…Кортес взял платье цвета нарцисса с серебряным отливом и подал Зефирине.– Наденьте, чтобы доставить мне удовольствие, этот оттенок божественно идет к вашим волосам…Сильные руки Кортеса прикоснулись к груди Зефирины. Та медленно отвела их. Отбросив платье, она сухо заявила:– У нас с вами никогда не было соглашения, что я должна доставлять вам удовольствие, сеньор Кортес. Вы позволите…Зефирина отстранила его, желая пройти к двери.Фернан Кортес больно схватил ее за руку. Зефирина вскрикнула. Кортес прижал ее к стене, и она ощутила желание конкистадора.– Маленькая дурочка, требовательная, гордая, настоящая француженка, злая и суровая, хуже вас никого нет. Я жалею, что увез вас, вы говорите мне только о своих заботах и огорчениях. Клянусь святой Маргаритой, я должен бы выбросить вас за борт или запереть в трюме с одним сухарем, чтобы вы разделили его с крысами.Кортес не привык, чтобы ему сопротивлялись. В бешенстве он дергал ее за волосы, разодрал колет, обхватил под батистовой рубашкой ее груди…Зефирина не могла сдержать дрожь. Прикосновение этих мужских рук вызвало у нее восхитительное ощущение вдоль позвоночника.Как всегда, она чувствовала раздвоение между плотью и рассудком. Мужчина остановился, взволнованный переменой, которую ощутил в партнерше. Он потянулся к ее губам.Зефирина отвернула голову. Чтобы утаить сладостное содрогание внизу живота, она заговорила с конкистадором вызывающе.– Бросьте меня в океан, чего же вы ждете, мессир Кортес? Или зарежьте, как вы сделали с сорока тысячами индейцев. Я доставлю вам меньше хлопот, ведь я крещеная.Кортес, побледнев, отступил.Зефирина почувствовала, что задела слабое место. Был ли способен этот мужчина испытывать угрызения совести? Пресытился ли он резней после своей «конкисты»?Словно пытаясь стереть пятно, Кортес вытер лоб тыльной стороной ладони.Зефирина воспользовалась этой паузой.– Если вы решите, мессир, бросить меня за борт, то знаете, где найти меня.Непринужденно поклонившись, она вышла из рубки. Кортес ее не удерживал. В коридоре ее охватила нервная дрожь, и, войдя в каюту, она ощутила сильное сердцебиение. Мадемуазель Плюш стонала:– Ах! Все движется… Мои ноги задираются!Гро Леон храпел.Зефирина чувствовала, что больше не может. Ей был нужен Фульвио, чтобы защитить ее от других мужчин и… особенно от нее самой. Но Фульвио не было, она была одна в этой ореховой скорлупке, уносившей ее к неизвестным землям.Зефирина улеглась в кровать рядом с дуэньей. Еще долго она всхлипывала, как маленькая девочка, прежде чем заснула, сжав кулачки.Кортес остался в рубке. Сидя за рабочим столом, он руками обхватил голову. Эта женщина задела его за живое. Часто по ночам он испытывал кошмары и просыпался от ощущения, что плавает в крови. Его часто посещало воспоминание о бойне в Теночтитлане. Кортес восхищался своим «коллегой» Франсиско Писарро: тот, судя по всему, считал индейцев животными.Иногда Кортес сомневался в себе, в своих законных правах кастильского полководца.В дверь тихо постучали. Очнувшись от своих раздумий, конкистадор поднял голову. Это был капеллан.– Монсеньор, я сейчас буду служить мессу для экипажа на нижней палубе…– Я иду, отец Жозе… Ах, я был бы счастлив, если бы отныне вы служили еще одну хорошую мессу по утрам и еще одну под вечер.– С радостью, ваша милость… Ах! Три мессы в день; благочестие монсеньора – пример для команды.Фернан Кортес поправил воротник из сеговийских кружев на своем колете и последовал за святым отцом к обедне.Дни текли монотонно. Зефирина ухаживала за Плюш, убирала каюту, ходила за безвкусной пищей в каюту для офицеров, когда те заканчивали еду.Она не видела Кортеса, разве что издали на мессах, которые посещала не всегда. Конкистадор не пытался приблизиться к ней; более того, казалось, он ее избегал. Зефирину это не огорчало. Она решила не выполнять обещание, вырванное у нее силой и стечением обстоятельств.На четвертый день она столкнулась с Кортесом и его свитой в коридоре. Она заставила себя поздороваться с конкистадором. Тот, не останавливаясь, наклонил голову и исчез по направлению к выходу на наружный трап.«Он взбешен, тем хуже для него… – подумала Зефирина. – Все, чего я прошу, это чтобы он понял и оставил меня в покое».Для пущей предосторожности на пятый день она осталась взаперти в своей каюте и не вышла даже поесть. Забаррикадировавшись с Плюш и Гро Леоном, она спала плохо, чутко прислушиваясь к шумам на палубе и в желудке, изнывавшем от голода, внезапно просыпалась, каждое мгновение ожидая услышать стук в дверь. Никто не пришел нарушить ночной покой.С женской нелогичностью Зефирина заснула под утро, удовлетворенная своей победой и раздосадованная тем, что Кортес сдался так легко.На шестой день она отважилась выйти за едой.Кроме эконома, который выдавал продовольствие, ответственного за воду, в чью чрезвычайно важную задачу входило тщательное распределение драгоценной влаги, она не встретила ни одной важной персоны.Эта стратегия оказалась успешной – Зефирина использовала ее и в последующие дни.Она оставалась взаперти с Плюш, которая могла только стонать.Для Зефирины, столь деятельной, дни тянулись невыносимо медленно, тем более что эгоист Гро Леон улетал с утра играть с юнгами на мачтах. Пикколо избрал себе пристанище в узком кружке игроков в кости, состоявшем из Родриго, Луиса и Фигуераса, водолаза, отвечавшего за корпус галиона.Седьмой, восьмой и девятый дни ничем не отличались от предыдущих. Зефирина начинала приходить в ярость. Наконец, на десятый день к полудню она услыхала заветные слова сигнальщика:– Земля! Земля!Это были Канарские острова.Зефирина не отказала себе в удовольствии подняться на палубу, чтобы полюбоваться на этот легендарный архипелаг, темневший на горизонте.С подзорной трубой в руке Кортес стоял в окружении своих офицеров. Среди них были Кристобаль и Педро де Кадикс.Отдав несколько приказаний, конкистадор подошел к Зефирине.– Счастлив видеть вас здоровой.– Действительно, я болела, но сейчас мне лучше! – нехотя призналась Зефирина.Кортес наклонил свой султан. Для такого дня он вдел в уши рубины, крупные, как пробки графина, отметила про себя Зефирина.– Я в восторге, что вы поправились, сеньора, – сказал Кортес.Казалось, ему хотелось верить в ее болезнь. Пальцем он погладил клюв Гро Леона.Освещенный солнцем галион с эскортом из каравелл и галер прошел между розовым и зелеными островами Ла Пальма и Санта-Крус-де-Тенериф.– Знаете ли вы, сеньора, что древние называли их «Счастливыми островами» и утверждали, что здесь находится земной рай? – спросил Кортес.Видимо, он решил заключить мир. Зефирина ничего не имела против и постаралась ответить ласково.– Действительно, мессир… разве сам Платон не говорил в «Тимее», что это последние остатки королевства Атлантиды, уничтоженной природным катаклизмом?– Saumon! Satisfait! Saucisse! Здорово! Удовлетворен! Киска! (фр.).

– верещал Гро Леон.Какое-то время конкистадор и Зефирина состязались в эрудиции. Видимо, Кортесу хотелось показать свое интеллектуальное превосходство над пассажиркой.Он сообщил ей, что великий Юба Мавританский в двадцать пятом году до Рождества Христова обнаружил архипелаг на своем пути и назвал его «Собачьи острова», так как вывез отсюда сторожевых собак.– Но ведь это француз, нормандец Жак Бетанкур открыл их снова в 1402 году, – возразила Зефирина.Кортес согласился и отметил, что героическое сопротивление гуанчей Древнее население Канарских островов.

, первых обитателей островов, задержало их завоевание Испанией.– Гуанчи? – спросила Зефирина, впервые уличенная в невежестве.Обрадованный своим успехом, Кортес объяснил ей, что нынешние аборигены являются наследниками довольно загадочной цивилизации, но имевшей смущающее сходство с сарацинами и индейцами Новой Испании.– Вы хотите сказать, мессир Кортес, – пробормотала Зефирина, заинтересованная сверх всякой меры, – что сарацины, боровшиеся с крестоносцами Иерусалимского королевства, и туземцы с той стороны Сумеречного моря были связаны…?Предположение было таким дерзким, что Зефирина закончила его шепотом…Кортес ответил ей тем же тоном.– Человек, который не путешествует, не может себе этого представить. Но я думаю, что если Юба смог явиться сюда, Другие тоже могли приплыть, хотя бы на плоту… Видите ли, сеньора, – Кортес еще более понизил голос, – я не верю, что мессир Христофор Колумб открыл Индию…– Как? – у Зефирины захватило дыхание.– Есть другие земли за Южным морем, Кристобаль и я убеждены в этом. Конечно, мы не можем уверенно утверждать. Все сложно, так как земля не только шар, но… она вращается, сеньора… она вращается, – Кортес перекрестился.«Теория Фульвио!» Зефирина стала находить, что конкистадор значительно интереснее, чем казалось с самого начала.За конкистадором пришел лейтенант – пора было начинать маневры. Кортес поклонился Зефирине и присоединился к лоцману. Галион остановился в виду обрывистого базальтового массива: острова Гомера.Естественная бухточка предлагала замечательное укрытие для флотилии. Корабли отдали якоря перед маленьким портом Сан-Себастьян. Шлюпки были спущены на воду, и пассажиры сошли на берег.Первое, что хотела узнать Зефирина, стоит ли на якоре у острова «Сантьяго».– Нет, – ответил местный житель, – другая флотилия зашла в порт Санта-Крус-де-ла-Пальма.– Корабли еще там? – с бьющимся сердцем спросила Зефирина.– Дудки, малыш, они подняли паруса вчера утром…Слушаясь только своего материнского инстинкта, Зефирина отыскала Кортеса, который расположился в лучшем доме порта, чтобы попросить его, не задерживаясь, отплыть завтра же.Конкистадор посмотрел на нее, как на обезумевшую.– Мадам, я отвечаю за эту эскадру и должен быть уверен в безопасности. Мы отплывем, когда будем готовы…В своем нетерпении догнать донью Гермину Зефирина имела оплошность настаивать.– Мессир, умоляю, поторопитесь, я умираю от разлуки с сыном и я…Кортес сухо отрезал:– Не вижу никакого веского довода, чтобы доставлять вам удовольствие, сеньора. К тому же должен предупредить о решении, которое я принял относительно вас…– Относительно меня? – с беспокойством повторила Зефирина.– Вы останетесь здесь после нашего отплытия ожидать прихода следующей флотилии, которая выйдет из Севильи через месяц.– Мессир, вы не имеете права! – простонала Зефирина.– Что вы сказали? Я имею все права. Что вам жаловаться… Воздух здесь превосходный. Сеньора, имею честь!Фернан. Кортес повернулся на каблуках, оставив Зефирину, подавленную этим решением.Чтобы отомстить, конкистадор бросал ее на Канарском архипелаге. ГЛАВА XXIНОЧЬ НА КАНАРСКИХ ОСТРОВАХ «Если ты думаешь избавиться от меня, голубчик, то ты очень ошибаешься…» – подумала Зефирина в порту Сан-Себастьян.Она воспрянула духом, зная, что располагает несколькими днями стоянки, чтобы решить, как действовать.С Пикколо, мадемуазель Плюш и Гро Леоном она устроилась в маленьком глинобитном домике старого гуанчо по имени Хиерро.За пять реалов гуанчо уступил свою деревянную, достаточно удобную кровать Зефирине и Артемизе Плющ. С тех пор как последняя ступила на твердую землю, она воскресла.Хиерро говорил по-испански довольно плохо, но Зефирина понимала его. У него была тусклая кожа, ставшая от солнца похожей на пергамент. Гордое лицо: нос с легкой горбинкой, взгляд живой и одновременно мрачный – таков был облик надменного старика. Зефирина уже видела мавров. Этот человек имел бесспорное сходство с ними.Вулканический остров Гомера очаровал Зефирину. Она была уверена, что базальтовые скалы таят в себе секреты.На четвертый день пребывания Зефирина пустилась в путь с гуанчо в качестве провожатого. Пикколо и Гро Леон последовали за хозяйкой. Мадемуазель Плюш, которую длинные прогулки не привлекали, осталась в доме гуанчо, чтобы выстирать и накрахмалить рубашки всей компании.Хиерро босиком быстро шел по крутым и каменистым тропинкам. Зефирина легко следовала за ним. Этот переход напомнил ей долгие прогулки, которые она совершала с Фульвио по склонам Этны.После нескольких часов подъема гуанчо добрался до высшей точки острова. Хиерро босиком быстро шел по крутым и каменистым тропинкам. Зефирина видела весь Канарский архипелаг. В пределах досягаемости она разглядела зеленеющий остров Ла Пальма и Тенериф. Она видела кратеры трех потухших вулканов, которые поднимались на шесть тысяч футов над уровнем моря.Внезапно слова, выгравированные на пластинках ее медальона, приобрели свое значение. Зефирина знала их наизусть: «Удачливый Саладин отлил из золота и серебраРозу в песке, как запутанное завещание,С другой стороны волнующегося океана,Опасаясь жестокосердных язычников,Около Мудрого Брата огонь и солнце – это посланиеОт (3451:10)х3 Сарациния опасается грубого железа» Пока Пикколо и гуанчо любовались пейзажем, она открыла свой медальон. Она взяла три пластинки, находившиеся внутри, и сложила их, получив три треугольника, пересеченных стрелами, кольцами с факелами, напоминающими жерла кратеров, и наконец, прямоугольники, пронзенные копьями.– Хиерро, ты видел у себя на острове что-нибудь, похожее на этот рисунок? – спросила Зефирина, показывая пластинки гуанчо.Человек пробормотал что-то непонятное, потом дал знак Зефирине и Пикколо следовать за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46