Милое поведение Николаса, его внимание к Вильяму успокоили Сару настолько, что она начала представлять, каково это иметь мужа – настоящую семью. Когда-нибудь у Николаса будут собственные дети. Его жена будет сидеть здесь же и любоваться тем, как он общается с ребенком. Может быть, она будет вязать. Или петь.
Миссис Трент появилась ровно по часам, удачно прервав эти неуместные мысли.
Николас перевел взгляд с миссис Трент на Сару.
– Его ведь не надо уносить? Ты не могла бы переодеть его или что там нужно сделать и оставить здесь?
Сара кивнула миссис Трент. Та ушла и вернулась с чистыми пеленками. Сара поменяла Вильяму пеленки, покраснев от заинтересованного взгляда Николаса.
– Это все? – спросил он.
– Пока все.
Он взял его на руки и начал укачивать, пока Вильям не уснул.
– Кажется, я утомил его.
Сара положила ребенка в кроватку и укрыла одеяльцем.
– Просто его всегда укладывают в это время, – улыбаясь, ответила она.
Николас подошел к ней сзади, и она почувствовала его тепло, услышала запах крахмала от его рубашки, острый запах табака, пропитавший одежду.
Его дыхание коснулось ее уха, посылая дрожь по плечам и рукам. – Он красив.
Слезы подступили к глазам, и она яростно заморгала.
От близости Николаса сердце дико забилось. Она дура, что что-то чувствует к этому мужчине. Она могла с легкостью растаять рядом с ним, окутанная его запахом и теплотой. Ее это унижало, и она молилась, чтобы он отошел, прежде чем догадается, что делает с ней.
– Я действительно думаю то, что сказал раньше, – сказал он ей на ухо.
Колени у нее ослабли, но она сумела не шелохнуться.
– Я горжусь тобой.
– Но…
– Ты хочешь сказать про свою мать? Она кивнула.
– Не надо.
Она ожидала, что он начнет бранить ее за Селию. Но он не производил впечатление человека, настроенного на ссору. И это ей не нравилось.
– Но плитки на полу…
– Грувер нашел в загоне для кареты запасные.
– О-о. А цветок твоей матери?
– Я всегда считал его чересчур кричащим.
– Но она, должно быть…
– Хватит. Пора закрыть этот вопрос. Навсегда.
– Хорошо, – прошептала она.
– Может быть, тебе удастся убедить ее поужинать как-нибудь с нами. – Его дыхание прошелестело по ее волосам. Дрожь пробежала по позвоночнику, голова закружилась в смятении. Она не хотела, чтобы Николас общался с Селией, но как она может ему помешать?
– Твои волосы сводят меня с ума с самого первого момента, когда я увидел их, – признался он.
Эти слова парализовали ей мысли. Если он дотронется до нее, она окончательно растает.
– Мне хотелось потрогать эти упругие локоны, обрамляющие твое лицо и струящиеся по шее. Мне хотелось посмотреть, закрутятся ли они обратно, если их оттянуть.
Она наклонила голову и бессознательно дотронулась до волос.
– Тебе так нравятся мои волосы?
– Не только волосы.
Боже. Глаза закрылись против ее воли. Словно она надеялась защитить себя от чувственной атаки его голоса.
– Мне нравится, как они лежат у тебя на шее, какая светлая и мягкая у тебя кожа. Такая нежная. Такая же мягкая, как у Вильяма.
Я вижу, как бьется пульс у тебя на шее. Я смогу почувствовать его, если коснусь губами. Почему у тебя так участился пульс, Клэр?
Саре казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она потянулась, чтобы ухватиться за что-нибудь и сохранить равновесие, но наткнулась лишь на его протянутую руку.
Другой рукой он нащупал ее локоны, потянул их, наклонился ближе и вздохнул. Сара была уверена, что услышала его стон.
– Можно? – спросил он хрипло, отпуская ее руку.
Она кивнула, и, подняв руку, встретилась с его пальцами, уже вытаскивавшими шпильки. Дрожащими руками она помогала ему, пока волосы не заструились по плечам. Он погрузил в них пальцы, зарылся лицом, сдвинул на одну сторону и коснулся губами ее шеи.
Он целовал ей шею, языком скользнул по уху, затем нежно повернул ее к себе и языком провел по шее, то спускаясь к пульсирующей точке, то поднимаясь к подбородку.
Она смотрела ему прямо в лицо, откинув голову назад. Он погрузил пальцы ей в волосы и крепко держал голову, поднося губы к ее губам.
Чтобы не упасть, Сара схватила его за плечи и позволила его губам коснуться ее губ. Губы у него были теплыми, податливыми и голодными. Она хотела раствориться в нем. Она хотела его. Она ответила ему таким же голодным, жадным поцелуем.
Он прижал ее к себе, и Сара потеряла чувство времени и места, чувство стыдливости. Ее пышные груди прижались к его твердой груди. Их бедра соприкасались через одежду: его – стройные и мускулистые и ее – трепещущие. – Я хочу тебя, – прошептал он возле самых ее губ. Близость его тела шокировала и вместе с тем возбуждала ее. Она должна оттолкнуть его, должна положить конец происходящему. Он пробежался руками по ее спине и сквозь слои платья и нижних юбок нащупал ягодицы. Сара подумала, как это было бы, если бы она была без одежды.
Очевидно, у Николаса промелькнула та же мысль, поскольку он развернул ее спиной к себе и начал одну за другой медленно расстегивать длинный ряд крошечных пуговичек. Его дыхание касалось ее шеи.
Она бесстыдно помогла ему снять корсаж и сорочку, которая застряла под корсетом. Он повернул ее лицом к себе и остановил горящий темный взгляд на ее груди.
Сара покраснела, тело у нее затрепетало, груди налились и стали тяжелыми.
– Тебе не будет больно, если я дотронусь до них? – спросил он.
Она покачала головой.
Он накрыл ладонью одну грудь нежнее и благоговейнее, чем она могла предположить, коснулся нежной кожи, пробежался подушечкой большого пальца по соску, наблюдая, как тот твердеет.
Затем снова поцеловал ее, еще нежнее, еще трепетнее.
Отчаянно желая дотронуться до него, Сара подняла руки, но ей мешал корсет.
– Николас, – сказала, касаясь губами его губ.
Не произнося ни слова, он расшнуровал ей корсет и освободил ее от нижних юбок.
Она дотронулась ладонями до его теплой, слегка шершавой щеки и притянула его лицо к своему, пока он сбрасывал пиджак.
Он поцеловал ее и подвел к дивану, где уложил и провел ладонями ей по плечам и груди.
Сара вздохнула от удовольствия и, обняв его за шею, приподнялась, чтобы ему было удобнее. Он скользнул пальцами от ее соска к шее, поймал подбородок и поцеловал.
Он оставлял поцелуи на ее веках, подбородке, шее, ложбинке между грудей, языком коснулся соска, и она вздрогнула. Он взглянул на нее темными от страсти глазами, и она погладила его щеки и бровь.
Он опустил голову и ста! ласкать ей грудь – губами, языком, зубами. Но тут она почувствовала, что у нее потекло молоко, и она смущенно отстранила его голову. Он взглянул на нее и поцеловал в губы.
Сара притянула его к себе, поглаживая спину сквозь влажную рубашку, вдыхая запах крахмала, смешанный с его мужским запахом.
Его рука скользнула ей по бедрам, и он придавил ее своим мощным телом.
Сара ухватилась за его плечи, сходя с ума от поцелуев и прикосновений, впадая в состояние, близкое к экстазу.
Николас уткнулся носом ей в волосы, почувствовал, как напряглось ее роскошное тело. Он упивался ее стонами и с упоением ощущал, как часто бьется ее пульс у него под рукой.
В какой-то момент он понял, что его план привел к обратным результатам. Как он узнает, делает она это, чтобы снискать расположение богатого мужчины или просто потому, что он сумел сказать и сделать то, что ей было нужно? Одно он знал точно – ее реакция не была фальшивой.
Но, возможно, он напоминал ей Стефана. Она одинока. А если она искренне любила его брата, то ее должно тянуть к Николасу из-за простого физического сходства.
Сара молчала и не шевелилась. Она ждала. Ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, нырнуть в нее и раствориться в ее желанном пышном теле. Он боролся с желанием взять ее быстро и грубо. Он сжал зубы. Крепко.
– Николас? – не выдержала ожидания она. Он погладил ей бедро поверх хлопчатобумажной ткани панталон.
Что?
– Ты не собираешься?..
– Нет, – ответил он, и это было самое трудное решение, которое ему когда-либо приходилось принимать.
– Но-но… – Ясно, что она не знала, что сказать или подумать.
– Ты только что родила ребенка, Клэр.
Она напряглась.
– Несколько месяцев назад, – ответила она.
– Но тебе же не нужен сейчас еще один, – логично возразил он.
Ей нечего было ответить. Румянец окрасил ей щеки. Боже, как она красива.
– Все в порядке, Клэр.
Ее голубые глаза, казалось, превратились в серые.
– Мне так не кажется.
Он потянулся к ее лицу, но она отвернулась и уклонилась от поцелуя. Ему хотелось поцеловать ее. Даже больше, чем удовлетворить свою страсть, он хотел поцеловать ее, успокоить. Что на него нашло, почему его волнует, что она думает или чувствует? Он мог взять ее. Здесь и сейчас, и это был бы лучший секс в его жизни.
Он все еще мог. Если бы он заговорил с ней, успокоил, погладил ее шелковистую кожу и поцеловал, он все еще мог овладеть ею.
Но он не станет – ему слишком стыдно. Наполнив ее своим семенем просто ради того, чтобы доказать себе, что он может это сделать, он ничего не докажет. Это не та победа, которой он ожидал.
Он вообще ничего не доказал.
Кроме того, что он вел себя, как негодяй.
И что она уязвима.
И что он хочет ее, как никого в этой жизни.
Он заслужил бессонную ночь.
Неважно, это ребенок Стефана или нет. Она была женой Стефана, и он, как последний сукин сын, решил соблазнить ее.
К желанию примешалось оглушающее чувство вины.
Он нежно погладил ее по бедрам и голым рукам, аккуратно убрал волосы с лица и поцеловал в висок, продолжая обнимать ее и чувствуя приятное давление ее груди и легкое дыхание возле своей шеи.
Он почувствовал, что она упирается рукой ему в грудь, и ослабил хватку. Она отстранилась, поспешно отвернувшись, подбирая с пола и натягивая скомканную белую хлопковую сорочку.
Когда он протянул руку, чтобы помочь ей, она отвела его руки и отступила назад, подбирая отброшенное черное платье.
– Клэр, – мягко произнес он.
Подбородок у нее вздернулся, и она посмотрела ему в глаза. На золотистых ресницах блестели слезы. Стыд отразился на нежном лице.
– Пожалуйста, ничего не говори, – попросила она. Голубые глаза были красноречивее слов. – Просто позволь мне уйти в свою комнату.
Он не знал, что сказать. Что он сожалеет? Он не сожалеет. Конечно, он плохо поступил, но разве не сделал бы он то же самое, если бы можно было повернуть время вспять? Разве он не хочет знать, какова на ощупь ее кожа, или какой вкус у ее губ, или слышать ее стоны, когда его прикосновения возбуждают ее?
Унижение горело в глубинах ее раненого взгляда. Он не жалел, что возбудил ее и доставил ей удовольствие. Он жалел лишь о том, что она сначала принадлежала Стефану, и что у него нет никакого права хотеть ее.
Он отступил назад, наблюдая, как она собирает корсет и нижние юбки, берет на руки спящего сына и выбегает из его кабинета, словно за ней гонятся демоны.
Николас смотрел на рассыпанные вокруг детской кроватки шпильки. Он подобрал их и сжал в кулаке. Нет, он не жалеет о том, что произошло.
Он жалеет лишь о том, что вообще узнал о существовании Клэр Патрик Холлидей.
Глава тринадцатая
Сара уже забыла, как это – засыпать, не мучаясь страхами и волнениями. Уже около года она не спала мирным сном молодой женщины, не обремененной чрезмерными заботами.
А все из-за ее бунтарской натуры. Она бы не умерла, если бы вышла замуж за одного из тех перспективных молодых людей, которых отец выстраивал перед ней. Возможно, принимая тайные приглашения Гайлена, она просто мстила отцу за то, что у него никогда не было для нее времени, за то, что он лишь властно определял ее жизнь.
Сейчас, оглядываясь назад, легко говорить, что она была глупой и опрометчивой, но, скорее всего, правда заключается в том, что Гайлену не было до нее особого дела, как и ее отцу, да, собственно, как и Николасу Холлидею, которому тоже на нее наплевать. Что с ней такое, почему она ищет любовь мужчин, которые не только не могут ответить ей взаимностью, но и просто не симпатизируют ей? Что за темные потребности, что за извращенные желания?
Она не стала укладывать Вильяма в его кроватку, а положила рядом с собой. Ей необходимо было видеть очертания его хрупкой фигурки в тусклом свете камина, вдыхать его сладкий детский запах и касаться его каждый раз, когда на нее накатывала очередная волна боли.
У нее есть Вильям. Он ее и только ее. Никто не может отнять его у нее или встать между ними. И неважно, что еще в этой жизни с ней приключится, – у нее есть ее сын.
Слезы тонкой струйкой покатились по виску к волосам, и боль, словно тяжелая ноша, сжала ей грудь. Она не лучшая мать на свете – это ясно, но она очень любит своего сына и сделает для него все, что будет в ее силах. Сегодня вечером она допустила еще одну серьезную ошибку – подвергла опасности благополучие Вильяма. Если бы Николас не остановился, она могла забеременеть вторым ребенком! Неужели она никогда не научится? Она не в состоянии заботиться об одном ребенке, что уж говорить о двоих!
У нее не было никаких иллюзий относительно Николаса Холлидея. Он может хотеть ее, как и Гайлен Карлайл, но вместе с тем он стремится избавиться от нее. Чем дольше она здесь пробудет, тем сложнее ей будет уйти. Между ними никогда ничего не может быть. Об этом она сама позаботилась, затеяв свой обман.
Приглушенный звук бьющегося стекла в коридоре заставил ее вскочить. Вытерев глаза одеялом, она на цыпочках подошла к двери. Льющийся из огромного окна лунный свет осветил сгорбленную фигуру на ступеньках. Сара поспешила к ней.
Боль пронзила ей ступню. Сара вскрикнула и остаток пути пробиралась на цыпочках.
– Что вы делаете? Вы знаете, сколько сейчас времени?
Селия поправила спутанные волосы и повернулась. Сара тут же пожалела о заданном вопросе. У Селии нет чувства времени. Когда она не спит, она пьет. А когда она выпьет достаточно, то засыпает.
– Я проголодалась. – Судя по голосу, Селия уже изрядно выпила, но глаза смотрели вполне осмысленно.
Сара села на ступеньки рядом с ней.
– То мне приходится заставлять вас есть, то вам кажется, что вы голодны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23