Откуда-то пришло название: «Гора вепря». Однажды я приехал сюда с Эми. Мы болтали о пустяках и занимались на заднем сиденье любовью – да так, что стекла машины запотели.
– А сколько их сегодня? – поинтересовался я.
– Двое, – ответил Смерть. – Мужчина и женщина.
* * *
Он сообщил, что женщине сорок два года, мужчине – сорок девять. Я быстро подсчитал, что если сложить их возраст, они прожили на шестьдесят три года больше меня. Я бы с радостью поменялся с любым из них, лишь бы хоть на четверть часа ощутить вкус жизни.
Они были знакомы девять месяцев. Работали вместе в компании по производству пластмасс. Он – бухгалтер, она – руководитель проекта. В двадцать лет ему хотелось быть художником, но по совету родителей он выбрал более денежное поприще. Она же и в двадцать лет хотела стать руководителем проекта, но не думала, что придется ждать так долго. Оба состояли в браке, но не друг с другом.
С первой встречи у них возник взаимный интерес. Она его покорила своей непоседливостью. Он же привлек ее своим творческим началом. Это начало проявлялось в том, что он рисовал ей шаржики, оставлял записки и сочинял анекдоты. А ее непоседливости хватало как раз на то, чтобы не давать ему расслабиться, но и не раздражать его.
Нескрываемое, неудержимое сексуальное влечение пришло уже потом.
В их офисе работала женщина, покончившая с собой в понедельник. Эти люди хоть и не знали ее толком, но пошли на похороны во вторник – отдать последние почести.
За рулем катафалка с ее гробом сидел компаньон того хронического неудачника, которого в среду затравил Цербер. За исключением того, что один из носильщиков поскользнулся, едва не выронив гроб, особых эксцессов во время траурной церемонии не было.
Седьмым по счету близким другом женщины оказался бородач, изувеченный на ярмарке и пребывающий в настоящее время в кладовке Агентства. Эта женщина классифицировала всех своих друзей согласно сложной системе исчисления характера в целом, чувства юмора, интеллекта, харизмы, социальных навыков, общей гармонии, внешней привлекательности и чистоплотности.
Никто из них не был знаком с той парой, которая могла (или не успела) заразиться болезнью во вторник.
– Сколько вам лет? – спросил я у Смерти.
Мы все еще сидели в машине. Прошло уже полчаса после того, как мы припарковались, и я пытался скоротать время в легкой беседе. Война ковырял в зубах швейцарским складным ножом.
– Для меня этот вопрос не имеет смысла, – ответил Смерть.
* * *
В нашу сторону шли, держась за руки, двое. Мужчина широко улыбался, женщина смеялась. На таком расстоянии слышен был только общий ритм разговора и интонация. Мужчина нес клетчатую серо-голубую подстилку для пикника. Направившись к лесу, они мельком, ничего не подозревая, взглянули на бежевую «метро» и расцепили руки, только когда перебирались по ступенькам через ограду. Первым поднялся он и обернулся ей помочь. Она, кажется, не возражала. Пока он ею занимался, между двух бугорков его зада скользнул яркий солнечный зайчик.
Смерть кашлянул.
– Последуем за ними.
Они ушли вперед на полсотни ярдов. У мужчины были седые волосы средней длины, жесткие, словно шерсть старой гончей. Волосы женщины были светлыми и волнистыми, как у белого вест-хайлендского терьера. Он держал себя в сносной форме – для пятидесятилетнего человека, который ведет малоподвижный образ жизни, любит хорошо поесть, частенько выпивает и много курит, забыл о физкультуре и имеет нарушенный обмен веществ. У женщины тоже были излишки веса.
Война вынул из капота пакет с муравьями и поднес его к уху.
– О, они уже щелкают челюстями. Видно, учуяли запах еды.
– Муравьи не чуют запахов, – поправил его я. – Они ищут еду по химическим следам, которые…
Тут меня заклинило, и я безвозвратно потерял мысль.
Мы перебрались через ограду и углубились в лес по следам пары. Деревья – в основном сосны и ели – росли очень плотно, поэтому пришлось идти гуськом. Впереди мелькали силуэты клиентов, которые пробирались между деревьями, поднимаясь по длинному склону. В лесной тиши звенел их веселый смех. Под шелестящими ветвями было прохладно и темно.
– Скоро они сделают привал, – объявил Смерть, упираясь костлявым пальцем в карту. – Тут неподалеку поляна.
Он ткнул куда-то в зеленое пятно между двумя линиями координатной сетки, где карандашом был нацарапан большой красный крест.
– Они придут на полянку, осмотрятся, пару минут будут целоваться, расстелят покрывало, разденутся и займутся сексом. На каком-то этапе этого процесса мы выпустим наших друзей. – Он ткнул пальцем в пакет. – И как только муравьи сделают свою работу, надо будет их всех до единого собрать.
Мы зашли в лес еще глубже – Смерть в авангарде, Война прикрывал тылы. Смех умолк, и только ветки трещали под ногами. Лесные сумерки сгустились, ряды деревьев уплотнились. Небо пряталось за высоким сводом ветвей.
– Едрить-колотить твою мать…
Я обернулся. Зажав рукой левый глаз, Война беспорядочно отмахивался от качающейся ветки.
– Сволочной задрюченный сучок, – продолжал он.
– Что случилось? – спросил я.
– Смотри себе под ноги.
По предложению Смерти, он возглавил шествие и двинулся вперед, прикрывая ладонью задетый глаз и преувеличенно резво уклоняясь от нависающих веток.
Я старался не думать о происходящем. Мы поднялись еще выше, углубились в лес еще дальше, и в голову полезла разная ахинея, как тогда, на складе. Я стал вспоминать все, что в «Энциклопедии всякой чепухи» говорилось на тему секса. Я убеждал себя в том, что это поможет лучше выполнить предстоящую задачу. Однако мне удалось вспомнить лишь разрозненные факты.
У самки кита соски расположены на спине.
В 1914 году на смену корсетам из китовой кости пришли бюстгальтеры.
У четвертого императора из династии Великих Моголов Джахангира было триста жен и пять тысяч наложниц.
Или наоборот?
Пенис гиены, как и человеческий, не имеет кости.
Сифилис передается половым путем, проникая через кожу и слизистые оболочки в кости, мышцы и мозг.
Кардинала Вулси обвинили в том, что он заразил сифилисом Генриха VIII посредством нашептывания на ухо.
И, кстати говоря, существует лишь один вид секса, доступный трупам, – некрофилия. Но всем известно, что мертвые не спариваются.
Ну и к чему это все?
* * *
Когда я вспоминал, что в 1772 году Донасьен Альфонс Франсуа де Сад был приговорен к смерти за «безнравственное поведение» (в своей книжке «Сто дней Содома» он описал около шестисот различных сексуальных техник), мы пробрались через заросли на поляну. Свет после тьмы, простор после плена, теплый ветерок после колкой прохлады. Аккуратная заплатка земли размером с небольшой домик, покрытая редкой травкой и устланная сухой потемневшей хвоей. Мы вышли на поляну, под яркие лучи полуденного солнца, которое, не создавая теней, делало все цвета более насыщенными.
Наша пара тем временем уже переплелась всеми конечностями. Ее руки обвивали его шею, его руки обнимали ее талию. Их лица тоже были тесно прижаты. Когда они отрывались друг от друга, рты их захлопывались, как маленькие розовые раковины, когда же они снова смыкались, губы их словно разрывались по швам. Они бессвязно лопотали, то и дело прерывая свои пневматические лобзания: мокрые десны, блики света на зубах, влажные языки, с которых экстатически стекала слюна.
– Отвратительно, – произнес Смерть мрачно, не обращаясь ни к кому конкретно. – Жалкие потуги избежать забвения.
– Не всегда, – сказал я ему. – Иногда это случается просто так.
– Но это же бессмысленно, – возразил он. – Люди – всего лишь звенья непрерывной цепи бытия. Цепи, в которой нет ни структуры, ни смысла. Твоя смерть ничего не значит. Где-нибудь выкуют новые звенья, и цепь продолжится. – Он поднял с земли сухой лист и разломил его надвое. – Жизнь так коротка, так зависит от случайностей и обстоятельств, которые неподвластны воле. Она просто иллюзия. – Он отбросил поломанный лист. – Не могу понять, как при этом вы еще и смеетесь.
– Бывают хорошие анекдоты, – сказал я.
– Слушайте, – прервал нас Война, который все еще держался за глаз, – сколько можно, к едрене фене? Муравьи жрать хотят.
– Еще пару минут, – ответил Смерть. – Уже скоро.
Бухгалтер счел, что наступил подходящий момент застелить лесной ковер одеялом. Руководитель проекта оценила, что у данной встречи, проводимой на взаимовыгодной основе, неплохие перспективы. Отказавшись делегировать партнеру ответственность по раздеванию, она сняла блузку, скинула туфли и расстегнула юбку. Он прикинул, что если последует ее инициативе по снятию одежды, то извлечет одну лишь выгоду, и сбросил рубашку, сандалии и широкие штаны. По обоюдному согласию выдержав паузу и решив, что дальнейшее обсуждение или пересмотр условий встречи излишни, они сорвали друг с друга нижнее белье.
Они сжимали и мяли друг друга, стонали, стенали, мычали, рычали, сцепившись, слепившись, скалились, валились, вились, содрогались, трахались, содрогались и трахались, трахались и содрогались. О своей мертвой коллеге они и не вспомнили. Им было все равно, что подстилка такая жесткая. Их не отвлекали иголки хвои, жгучее солнце и запах пота. На это они просто не обращали внимания, потому что в тот краткий, яркий, блаженный миг они жили по-настоящему.
Я смотрел на них, и от воспоминаний о похоти у меня потекли слюни. Я ощутил в паху неясное томление. Однако приснопамятный дефект моего тела отсекал любую надежду утолить это желание. И все у падали упало.
– Если мы их сейчас не выпустим, они прогрызут пакет к едрене фене.
В борьбе со жгучим полуденным солнцем силы парочки стали иссякать, а желание слабеть. Их стенание, мычание, содрогание и траханье замедлились. Ягодицы счетовода ярко розовели, бедра руководителя проекта дрожали от возбуждения. Они находились на грани между экстазом и рутиной.
– Пожалуй, ты прав.
Война потер глаз.
– Еще бы не прав.
Скольжение и бешеное чмоканье тел замедлилось до ровных фрикций и замерло. Любовники сменили позицию и продолжили встречу на новом уровне.
Затем еще и еще.
Военные трофеи
Они лежали обнаженные, бесцеремонно голые, беззащитные. Глядя на светлый покой их живой сплетенной плоти, я увидел Эми.
Лицо ее – луна с глубокими кратерами очей, детская тарелка с носом-морковкой, снежный ком с улыбкой из пяти гладышей. Волосы ее подобны межзвездной мгле.
Тело ее – сложение отрицаний: ни маленькое, ни высокое, ни толстое, ни худое, ни красивое, ни безобразное, ни гладкое, ни грубое. Оно – все сразу, оно гибко, как угорь, бледно, как пепел, округло, как прибрежная галька. Я улыбаюсь, глядя на ее бедра с рябью целлюлита, на ее небольшие и широкие забавные ступни, на просвет между большим пальцем и остальными.
Она – это кожа, что ее покрывает, мускулы и кости, что ее поддерживают, жилы, по которым струится ее кровь. Но она – нечто большее, чем сложение этих образов, большее, чем их поверхность и тень.
Она – нечто большее, ведь она – та, кого я люблю.
– Ну вот, – сказал Смерть, – они опять за свое.
Розовые ягодицы и дрожащие ноги еще раз слиплись, от их энергичного трения смазка стала плотной и густой. Я ощутил слабость в животе, покалывание в спине и давление в легких. Меня пугали воспоминания.
– Всякий раз, когда это вижу, меня воротит. – Война передернулся. – Столько сил хратят зазря, к едрене в жопу фене. Так и хочется наподдать.
– Я, признаться, часто задавался вопросом, каково им, – произнес Смерть.
– Пошли бы лучше и подрались с кем-нибудь.
Смерть пожал плечами.
Война открыл пакет.
Я уже не мог себя контролировать. Дыхание ускорилось, пульс участился, нервы напряглись до предела. Мой закостенелый позвоночник дрожал, желудок подпрыгивал, плечи сотрясались от наслаждения. Ноющая память о сексуальном возбуждении пронзила все тело.
Секс для меня – гораздо больше, чем набор определенных действий. Больше, чем разговор, встреча глаз, прикосновение, поцелуи, объятия, проникновение, пульсация, изъятие, прикосновение, поцелуи, разъединение. Больше, чем просто физическое влечение, расширенные зрачки, открытые рты, вытекающая смазка, экстаз до боли, содрогающаяся от наслаждения плоть, смешные синяки на бедрах, потрескавшиеся губы и спина в ссадинах. Больше, чем химическая основа влечения, больше, чем рутина, его подавляющая, больше, чем рождение и угасание любви и непостоянство времени.
Секс – одна из тех вещей, ради которых стоит жить.
Два последних года своей жизни я хотел с его помощью уничтожить следы невинности, познавая границы собственного вожделения. С его помощью я также мстил: родителям – за то, что не подготовили меня к взрослой жизни, Эми – за то, что бросила меня, и себе – за наивность.
Секс был орудием мести.
* * *
Крупный солдат-муравей подскочил к моему левому башмаку, поразмыслил, не стоит ли совершить диверсию и отхватить кусок моей воскрешенной плоти, затем бросился выполнять основное задание.
Десять тысяч муравьев ринулись следом.
Я отошел в сторону. Разбухший пакет обмяк, как только красная волна выплеснулась на зеленую гладь леса. Темное покрывало муравьиных тел, сложный организм, состоящий из кусачих кислотных единиц, прогрызало путь к подстилке. Авангард армии незаметно взобрался на бухгалтерскую ступню, покорил вершину пятки, расчистил путь сквозь заросли волос на икрах и остановился в подколенной ложбинке. Рука бухгалтера потянулась смахнуть назойливое насекомое, но это лишь на миг сбило разведчика с пути. Муравьи продвигались вперед, к ним подтягивались новые силы. Они пересекли равнину бедра, перебрались на ягодицы, не обращая внимания на бреющий полет руки противника, захватили весь зад, прорвались через обширную поясницу и двинулись к плечам. Армия переливалась на теле, словно патока, стекала с боков, постепенно перебираясь на пухлые бока женщины. Бурлящая, трепещущая река жизни, заполнив собой все низины и высоты, разливалась и поднималась.
Сигнал тревоги, изданный бухгалтером, и эхом отозвавшийся панический вопль руководителя проекта не возымели действия на атакующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31