Она стояла в нерешительности, поджидая, когда из плотной дождливо-сумеречной завесы появится бордовый автомобиль. Ее разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, была опасность разговора о Стиве и Джине, с другой… С другой стороны, Ханне почему-то приятно было думать, что еще пятнадцать–двадцать минут она проведет в обществе этого человека, в теплой, комфортной машине, беседуя на отвлеченные темы. В больнице они говорили сугубо профессионально. Интересно, что представляет собой Иден Хартфилд как человек, а не как врач, мелькнуло у нее в голове, и она вздрогнула:
– Черт возьми, уж не увлеклась ли я… Подъехал Хартфилд. Ханна быстро вскочила в машину, но за эти несколько секунд дождь успел покрыть ее пышные темные волосы сеткой мелких серебристых бисеринок.
– Надо же, как поливает! Вы, наверное, промокли, пока ходили на стоянку, – заметила девушка, покосившись на влажные следы дождя на его пиджаке, который он снял и повесил на плечики в глубине салона.
– Я сейчас включу «печку». Высохнем и согреемся, – отозвался Хартфилд.
Ханна поежилась, сознавая, что действительно замерзла: легкий жакет – не лучшая одежда при такой погоде, а тонкая черная юбка не закрывала и коленей. Она пыталась ее одернуть, но безуспешно.
Когда автомобиль выезжал на автостраду, в салоне было уже совсем тепло. Ханна расслабилась, уселась поудобнее… и вдруг поняла, что голодна.
– Я сегодня забыл про ленч, – признался Иден, будто угадав ее мысли.
– Очень плохо, – притворно строго сказала девушка.
– Да? А вы, наверное, съели обед из трех блюд? – недоверчиво улыбнулся он.
– Ну… я… вообще-то я ограничилась яблоком и парой печенюшек, – пришлось сознаться ей.
– Оно и видно. Вы бледны, и у вас голодные глаза – так же, как у меня.
– О Господи!
– Извините, если это прозвучало грубо. Но бледность идет к вашим глазам. Антрацит на бледном фоне, в ореоле черных волос… м-м!
– Ого! Тогда, пожалуй, я вообще отменю все дневные трапезы. Красота требует жертв.
– Умоляю, не делайте этого! – засмеялся Иден. – А теперь, чтобы убедиться, что вы сегодня вечером не забудете поесть – да-да, я вижу, сколько литературы вы набрали! – я сначала отвезу вас в ресторанчик, где мы оба сможем нормально подкрепиться, и только потом доставлю домой.
– Это что – официальное заявление или все-таки приглашение?
– Это приглашение, которое вы обязаны принять. Я же слышу, как у вас в желудке урчит!
– Боже, да что вы такое говорите! – Ханна не знала, смеяться или негодовать.
Хартфилд снова засмеялся.
– Ничего-ничего, может, это у меня. Тем более вы должны проявить милосердие. В холодильнике у меня шаром покати, а ходить в ресторан в одиночестве я ненавижу.
Отказаться? Но почему? Зачем?
– В таком случае с удовольствием присоединюсь к вам.
После обсуждения достоинств итальянской пиццерии, китайского и тайского ресторанов они остановили выбор на последнем, хотя это означало еще десять минут езды в противоположном направлении. Ресторанчик им очень понравился. В этот будничный вечер в нем было пусто и тихо. Кроме Ханны и Хартфилда в зале сидела только еще одна пара. Ужин проходил на редкость приятно. Десять дней назад Ханна не поверила бы, что с таким спутником можно чувствовать себя уверенно и естественно. Иден без слов дал понять, что не хочет обращаться к тяжелой теме отношений Стива и Джины. А когда Ханна вдруг заговорила о работе, он нахмурился, не желая углубляться в служебные дела.
– Ну и отлично! – обрадовалась девушка. – Просто я привыкла постоянно думать о клинике.
И оба с удовольствием принялись болтать обо всем на свете. О национальной кухне, об архитектуре Канберры, о машинах, о загородном коттедже на берегу океана… Иден с невольной гордостью сообщил, что совсем недавно стал владельцем прекрасной виллы.
– Побережье! Океан! – с восхищением воскликнула Ханна. – Как же я вам завидую! Я уж позабыла, как выглядит настоящий австралийский пляж!
– Так вспомните! Вот приезжайте… – начал он, осекся и закончил – …на любой приличный курорт этим летом.
– Обязательно. Песок, прибой…
– Теперь множество хороших мест, можно выбирать между четырехзвездочными отелями и скромными туристскими комплексами. Было бы желание.
Сначала Хартфилд хотел сказать совсем другое. И он видел, что Ханна поняла это. А Ханна видела, что Иден нарочно растягивает полбокала вина, которое они заказали, стремясь отсрочить конец трапезы, и удивляясь самой себе, делала то же. Обоим было не по себе от безмятежного чувства, которое захватило их сегодня вечером; захватило настолько, что он только что чуть было не пригласил ее погостить у него на вилле, а она чуть ли не огорчилась, что он этого не сделал, ибо его приглашение она приняла бы с восторгом. Такое возможно только в холодный дождливый вечер, только в стенах уютного ресторанчика… Они еще ощутят неловкость, которая придет позже, при свете дня.
Ханна следила глазами за Иденом, смотрела, как он собрал вилкой остатки риса в тарелке, потом подцепил последний кусочек цыпленка. Даже в том, как он ест, Ханна не увидела ни одной неприятной черточки. Он нравился ей каждым движением, каждым словом… и это ее беспокоило.
Хартфилд положил приборы, глянул на тарелку своей спутницы и сказал:
– Пожалуй, надо было выбрать пиццерию. Честное слово, я не хотел вас так долго задерживать. И вот нарушил вам спокойный вечер. Завтра операция к тому же.
– Это из-за вина наш ужин затянулся, – ответила Ханна. – Одного маленького бокала хватает, чтобы застрять в ресторане на час. Впрочем, я готова. Пойдемте.
– Да что вы! Вы обязательно должны доесть.
– Нет, в самом деле…
В общем, они просидели за столиком еще минут пятнадцать, потом со смехом бежали под дождем к машине… Ханна размышляла, жалеет ли Хартфилд о том, что этот ужин закончился. Она вдруг вспомнила, что собиралась вечером просмотреть кипу медицинских журналов и бюллетеней, и это вызвало в ней досаду. С большим удовольствием она отправилась бы сейчас потанцевать. Но осуществить эту сумасбродную идею в Канберре вечером среди недели было невозможно, к тому же Ханна приказала себе сдерживаться. Как справедливо напомнил Иден, завтра с утра операция. Завтра они примутся латать лицо Дженис Питерс.
Но оказалось, что вечер еще не закончен. Не успели они сесть в машину, как раздался звонок. Хартфилд взял трубку радиотелефона.
– Неужели из клиники? – успел проговорить он и замолчал, слушая далекого собеседника.
Ханна вдруг увидела, как напряглась его спина, заметила, как изменился голос, как пальцы нервно забарабанили по приборному щитку, потом пригладили густую, темную шевелюру.
– Да, Салли, конечно. Я еду.
4
Хартфилд мгновенно обернулся к Ханне. Понимая, что она слышала его слова, он ничего не объяснял. Считал, что Ханна все поняла. Так и было.
– Она не сказала, в чем дело, но ситуация явно непредвиденная. И неприятная. Она, наверное, и домой мне звонила, и в больницу. До нее отсюда пять минут езды. Если я сначала повезу вас домой, то понадобится потом еще полчаса, чтобы добраться до Салли. Может, мы заедем к ней по дороге…
– Разумеется, если дело срочное. Поехали, – решительно заявила Ханна.
Разговор больше не клеился. Они молчали. Безмятежная атмосфера исчезла. Ханна не могла избавиться от мысли, что Стив и Джина беспечно прожигают жизнь в солнечном Куинслэнде, а Салли в это время вынуждена обращаться за помощью к родственнику…
Машина неслась, рассекая лужи. Одна из них оказалась предательски глубокой; автомобиль попал колесом в выбоину на дороге, его занесло. Хартфилд беззвучно ругнулся, выправил машину. Он хмуро и сосредоточенно смотрел на дорогу и до самого дома Салли не сказал ни слова. Путь, правда, оказался недалеким. Ровно через пять минут Хартфилд притормозил.
– Может, мне лучше подождать в машине? – осторожно спросила Ханна.
– Что за вздор! Холод собачий. В салоне уже через пять минут вы замерзнете. Надеюсь, я долго не задержусь, но все же пойдемте. Салли угостит вас чаем.
– Но я подумала…
– Я знаю, о чем вы подумали. Если не возражаете, я не буду называть Салли вашу фамилию. Ни вам, ни мне не нужно, чтобы она знала, кто вы. А фамилия Ломбард довольно приметная.
– Как раз об этом я и хотела…
– Пошли, – перебил Хартфилд, увлекая за собой Ханну. Дождь хлестал нещадно, под ногами хлюпали лужи – газон давно не приводили в порядок, впрочем как и сад, и клумбы. Это особенно бросалось в глаза на фоне соседских безупречных участков.
Салли ждала Идена с нетерпением. Не успел он постучать, как дверь распахнулась. Бедная женщина чуть не плакала. Она сразу потащила Хартфилда в гостиную. Ханну, она, казалось, не заметила.
– Смотри!
Ханна сначала не поняла, в чем проблема. Дождь не унимался уже несколько часов, и по окнам дома вода текла сплошным потоком. Только приглядевшись внимательнее, Ханна поняла, что вода льет уже с внутренней стороны стекла.
– У меня уже не осталось ни тряпок, ни полотенец. Не успеваю выжимать. Детей давно пора укладывать, но я не могу отойти. Будет потоп. Тогда прощай ковер, да и паркет весь вздуется, плесень пойдет. На ремонт денег нет и не предвидится. – Она судорожно вздохнула. – Стив не прочистил верхние стоки… уехал в… ушел… а мне что делать. Я боюсь за ребенка. Как же я полезу на крышу? Там все листьями завалено, все водосточные трубы забиты, вот и полило сюда, во все щели…
– Все ясно, Салли, – спокойно сказал Иден. – Лестница у тебя есть?
– Да, в чулане, в гараже. Подожди, возьми плащ или штормовку.
Хартфилд оделся, прошел вдоль коридора к маленькой дверце, которая вела в гараж.
– Можно поднять основную гаражную дверь? – обернулся он на пороге.
– Да. – Салли пошла было за ним.
– Сидите-сидите, Салли, я все сделаю, – опередила Ханна хозяйку дома, обратив внимание на ее чуть пополневшую талию.
– Спасибо. Лестницу легче вытащить сразу на улицу, – объяснил Иден.
Вместе с Ханной они прошли в гараж. Девушка с шумом подняла щитовую металлическую дверь. Иден с лестницей наперевес шагнул под дождь. Салли осталась в комнатах, откуда доносились возбужденные детские голоса, заглушаемые гулкой дробью капель. Похоже, ливень разошелся еще пуще.
– Вам помочь? – крикнула Ханна вдогонку Хартфилду.
– Нет! – откликнулся он.
– А ведра не нужны? Собирать листья? Я могла бы их высыпать и…
– Нет-нет! Я буду сбрасывать листья прямо на землю. Так быстрее. А уж в конце недели соберу их, вычищу двор.
– Да, конечно, – пришлось согласиться Ханне. Дорога была каждая минута. Иначе эти реки и вовсе снесут крышу. Девушка прикрыла гараж и вернулась в гостиную, где застала рыдающую Салли в окружении рыдающих детей.
– Льет уже в детской… У меня нет больше ни полотенца, ничего…
– Скатерти? Наволочки? – деловито предлагала Ханна.
Салли вытерла слезы и встала.
– А что, это мысль!
– Подождите! Может, в вашей стиральной машине есть сушилка, тогда мы заложим туда все мокрое трепье, и через десять минут будет готова вторая партия.
– Точно! Идите сюда.
Салли приободрилась, быстро проводила Ханну к стиральной машине, около которой лежали две кипы детского белья – грязное и чистое. Хозяйка вернулась к детям, а Ханна принялась за дело.
Все сырые полотенца она принесла в пластмассовых ведрах, которые, увы, некуда было подставлять, так как вода по стеклам лилась тонким слоем, а не струями. Следующие полчаса Ханна как челнок бегала от окон к сушилке и обратно то с ведрами мокрого барахла, то с ворохом высушенного.
Обе женщины вздрогнули от неожиданности, когда старший мальчик Салли Бен сообщил, что его кровать давно мокрая. Значит, вода с крыши просачивалась и в окна детской спальни.
– Бедному Идену придется чистить крышу по всему периметру, – со вздохом протянула Салли и вдруг улыбнулась – И смех и горе, – вытирая слезы, продолжала она. – А дождь не унимается. Иден небось промок до нитки. Дети с ног валятся, спать хотят, а Бену даже некуда лечь… – Салли по-ребячьи шмыгнула носом. – Господи, а я и не знаю, как зовут вас, чудесная гостья, добрая помощница!
– Меня зовут Ханна Ло… Ханна, – вовремя остановилась она. – Я… Мы с Иденом работаем вместе.
Ханне стало неловко, и под предлогом необходимости сообщить Идену о потоке в детской она выскочила на улицу.
– Уходите! Промокнете в два счета! – прокричал он. Ханна тщетно пыталась укрыться под навесом крыльца.
– Я только хочу сказать, что вода пробирается и с той стороны крыши! – в ответ крикнула она.
Невеселое известие, казалось, нисколько не обескуражило Хартфилда. Вид у него был решительный и бодрый, хотя Ханна видела, что на нем нет сухой нитки. Штормовку он сбросил, она валялась у порога. Наверное, неудобно работать в такой тяжелой одежде. Волосы у него были мокрые и сосульками свисали на лоб. С них капала вода. Рукава плаща Иден закатал, тем самым подписав смертный приговор своей голубой сорочке. Брюки промокли, прилипли к ногам. Но голос его звучал почти жизнерадостно.
– Здесь я почти закончил. Стоки свободны. Внутри сейчас перестанет лить. Перехожу на ту сторону! Лестницу перетащу прямо через крышу. Все, уходите, Ханна!
Она повиновалась и вновь начала битву с сырыми тряпками. Салли сидела с двухлетним Джеффри, читала ему перед сном, укладывала в постель. Ханне тоже достался «кавалер» – четырехлетний Бен. Он ходил за нею как привязанный, всячески «помогал» и донимал вопросами, например, не придется ли ему сегодня спать в дождевике.
Только к половине одиннадцатого вечера потоп был остановлен. Дождь все шел, хотя и не представлял теперь для дома прямой угрозы. Джеффри давно сопел в своей кроватке, а Бен в полном восторге улегся прямо на полу, где мать устроила ему постель из пляжных матрацев и множества одеял. В детской были мокрые стены, ковры, кровать Бена, но все это подлежало «консервативному лечению». Например, детские постельные принадлежности отнесли на просушку в гараж, где стоял большой безопасный электрорадиатор.
Ханна загрузила в стиральную машину последнюю партию грязных и мокрых полотенец и со спокойной совестью покинула свой пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20