Мне нужно как-то взять инициативу в свои руки, подумал господин Леман, надо обратиться к ним, поймать с поличным и так далее, подумал он, но сразу передумал: нет, не то, так не годится, я не могу ничего сделать, что бы я ни сделал, будет только хуже, и он пожалел, что в этой чертовой забегаловке нет второго выхода, куда там, у них даже туалета нет, вообще-то они не имеют права ставить тут столы со стульями, если у них нет туалета, тогда разрешается устраивать только стоячее кафе с высокими столами, надо настучать на них в инспекцию по контролю за общепитом, подумал он, борясь со слезами, за такой долгий день все нервы истрепались, но это никуда не годится, подумал господин Леман, это будет просто катастрофа, если они сейчас обернутся и увидят, как я реву, особенно Кристальный Райнер, подумал он, и ему удалось справиться со слезами, но у него по-прежнему не было никакого плана действий, что же ему делать, когда они обернутся, а рано или поздно они обернутся, ему пришла в голову шальная мысль начать игнорировать их в ответ, уставиться куда-нибудь – например, изучать суры на стенах, но это же еще глупее, чем плакать, подумал он, и ему не осталось ничего другого, как продолжать сидеть, держа дрожащими руками чашку, и ждать, когда они обернутся. И они обернулись. Они наконец перестали любезничать с турком, который все равно ничего не понимал по-немецки, турку они, как показалось господину Леману, уже начали действовать на нервы своей идиотской болтовней, и одновременно обернулись, оба с идиотскими банками лимонада в руках, и посмотрели на него, им ничего другого и не оставалось, ведь он сидел прямо напротив, спиной к стене, а больше в заведении никого не было. Господин Леман поднял руку в знак приветствия. Они застыли, улыбки улетучились с их лиц, по крайней мере господину Леману так показалось. Катрин тоже подняла руку, в которой она держала банку с колой, и это выглядело так, будто она собралась выпить за его здоровье, вот дура, подумал он, и попыталась изобразить улыбку, без особого успеха. Потом она что-то тихо сказала Кристальному Райнеру и одна подошла к господину Леману.
– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – сказала она, оказавшись возле его стола.
– Я ничего не думаю, – сказал господин Леман. – А что я должен думать?
– Послушай, Франк, – начала она.
– Для начала сядь, – сказал господин Леман, – меня нервирует, когда ты стоишь, а я сижу.
Она села, поставила на стол банку и расстегнула свою ветровку. Кристальный Райнер тем временем расплатился и вышел.
– А куда собрался наш стукач? – спросил господин Леман. – У него вдруг пропал аппетит?
– Перестань, – ответила она. – Я сказала ему, что хочу поговорить с тобой наедине.
– Ну тогда начинай.
– Куда ты вообще пропал?
– Они обыскали меня и отобрали деньги, – сказал господин Леман. – За нарушение таможенных и валютных правил. А почему ты спрашиваешь? Ты что, терзалась страхом из-за меня? А потом ты позвала на помощь Кристального Райнера? Или он случайно оказался на Востоке и ты там его встретила?
– А почему тебя это интересует?
– Что за дурацкий вопрос! – сказал господин Леман. – А как это может меня не интересовать? Мы с тобой собирались вместе съездить на Восток, меня арестовали, допрашивали, отобрали деньги, отправили назад, и я, дурак, еще беспокоился за тебя. И вот я вижу, как несколько часов спустя ты объявляешься тут в обнимку с Кристальным Райнером. Это вызывает массу вопросов, разве не так? И я вполне могу начать с вопроса, где же ты сегодня подцепила Кристального Райнера. Или он тебя.
– Ну хорошо, если тебя это так интересует: да, я встретила его в Восточном Берлине. Он хотя бы сумел перейти границу.
– А что ему там было нужно? Он туда за тобой потрусил, как обычно, или обтяпывал какие-то свои стукаческие дела? Может быть, он теперь крутой тайный агент?
– Перестань нести чушь. Я его случайно встретила.
– Случайно! Встретила Кристального Райнера в Восточном Берлине! Случайно!
– Но это вообще не важно.
– А что же важно?
– Я не считаю, что у тебя есть какие-то права на меня.
– А я разве говорил что-то о правах? Я разве заявлял какие-то права?
– Нет, но ты ведешь себя именно так.
– Погоди-ка. Как я себя веду?
– Я ведь тебе говорила, как обстоят дела. Я еще в самом начале сказала, что я в тебя не влюблена.
– И что это должно значить? Ты тогда же сказала, что любишь меня.
– Нет, я сказала: конечно, я люблю тебя, но я в тебя не влюблена.
И тут то же самое, что и на Востоке, подумал господин Леман, такая же дебильная дискуссия, как с пограничником.
– И что это означает конкретно? – спросил он. – Как это все связано с Кристальным Райнером? Его ты тоже всего лишь любишь или в него ты даже влюблена?
– Ах, Франк… – Она посмотрела на него как будто с сочувствием, а это господин Леман ненавидел больше всего на свете. Ах ты сука, подумал он.
– Ах, Франк… – передразнил он ее. – Что это значит – «ах, Франк»? Ах, Франк, бедняжка, вроде того? Ах, Франк, что же с нами будет? Ах, Франк, тебе этого не понять? Ты заявляешься сюда под ручку с Кристальным Райнером, несешь откровенную бредятину, не отвечаешь на разумные вопросы – и тебе еще хватает наглости лепетать «ах, Франк»! Или мне все это мерещится?
– Да не волнуйся ты так.
– Как же я могу не волноваться? Объясни мне, как я могу не волноваться? Я ведь люблю тебя, сволочь, и если я не буду волноваться из-за того, что ты приперлась с Кристальным Райнером в обнимку, то это будет означать, что я умер, понимаешь? Если из-за этого не волноваться, тогда не останется вообще ничего, из-за чего можно волноваться. Тогда на все наплевать. Ты что, думаешь, я все это просто так говорю?
– Я же тебе говорила, для меня все по-другому. И что у тебя нет никаких прав на меня.
– Хорошо, не буду предъявлять никаких прав. Я и так не предъявляю. Но я волнуюсь. Это мое полное право. Черт побери, я имею хотя бы право волноваться?
– Волнуйся сколько влезет, – упрямо ответила она.
– Встретила на Востоке Кристального Райнера, ха-ха!
– А чем я виновата, что ты такой тупой, что даже не смог туда добраться?
– Ничем. Разве я говорил, что ты виновата? Разве говорил? Разве я сказал: ты виновата, что я не приехал в Восточный Берлин? А Кристальный Райнер лапает теперь тебя именно потому, что я не приехал в Восточный Берлин? А если бы они не задержали меня и не отправили назад? Тогда все было бы по-старому? Или мы устроили бы с Кристальным Райнером групповуху в столице ГДР? И давно это у тебя с ним?
– Да что ты об этом знаешь!
– Ничего. В том-то и дело, что ничего. Наверное, у вас уже давно роман? Наверное, мне нужно просто спросить Хайди, она всегда все про всех знает, надо спросить ее: а давно они трахаются, Кристальный Райнер и Катрин? Спорим, что она это знает, Хайди всегда что-то знает.
– Не говори так, – сказала она и гневно посмотрела ему в глаза. Над переносицей у нее появились две вертикальные морщинки, они появлялись всегда, когда она сердилась, господин Леман любил эти морщинки, но таким чувствам сейчас не было места.
Все кончено, подумал господин Леман и слегка удивился, что это его совсем не ошеломило. Наверное, ничего по-настоящему и не начиналось, промелькнуло у него в голове. Можно погасить только тот огонь, который по-настоящему пылает, а едва тлеющие уголья даже и погасить-то нельзя как следует. Он сам не знал, что он хотел этим сказать, но в этом было что-то успокаивающее.
– Не смей так говорить со мной, – повторила она.
– Я говорю так, как считаю нужным.
– Все кончено, Франк.
– Только не надо говорить мне, что все кончено, это ерунда какая-то. Ты не имеешь права говорить, что все кончено. Это мой текст. И вот что я скажу тебе: все кончено. И я скажу тебе еще кое-что: теперь я не только не влюблен в тебя, я тебя больше не люблю. Хотя для меня это одно и то же.
– Я тебе не верю.
– Чему ты не веришь? Тому, что для меня это одно и то же?
– Нет, другому.
Это очень характерно, подумал господин Леман, то, что она не может себе этого представить. Она может говорить, что все кончено, но не может представить себе, что я это скажу.
– А ты постарайся. А теперь брысь к Кристальному Райнеру, вы с ним идеальная пара.
Он встал и положил на стол купюру в двадцать марок:
– Вот, заплатишь за меня, а сдачу пусть возьмет себе Фанта-Райнер. – Он невольно рассмеялся. Фанта-Райнер, это неплохо.
Он продолжал смеяться, уже выйдя на улицу, и не мог остановиться, Фанта-Райнер, он смеялся до слез, до того, что люди у «Котбусер-Тор» начали оборачиваться на него, что было удивительно, потому что здесь никто никогда ни на что не оборачивался.
18. Альтернативная служба
Ближе к вечеру, четыре дня спустя, господин Леман как раз видел мрачный сон, в котором события разворачивались в бассейне, в Гёрлитцком парке и даже, как ни странно, в Темпельхофе, недалеко от станции «Папештрассе», когда его разбудил телефон. Это был Эрвин:
– Франк, ты должен немедленно прийти в «Обвал».
– Эрвин, с меня хватит. Я больше не могу. Ты меня разбудил. Позвони кому-нибудь другому.
– Да ты не понял, черт тебя дери. Здесь Карл.
– Ну и что?
– Мы не знаем, что с ним делать.
– А что с ним такое?
– Он глючит. Совсем плох. И все время говорит про тебя. Мы просто не знаем, что с ним делать.
– Кто это мы?
– Все мы. Верена, я, Юрген, Марко, Руди и Катрин.
– Кто такой Руди?
– Какая разница, черт бы тебя побрал! Сейчас не время для пустой болтовни, Франк. Все очень серьезно.
– Иду, – сказал господин Леман, который и так уже надел штаны и искал теперь носки. – Он пьян?
– Понятия не имею, что с ним. Может, и пьян тоже. Но проблема не в этом.
– Да успокойся ты, я сейчас приду.
– Давай скорее, эх, парни, это плохо кончится.
Через пять минут господин Леман был в «Обвале». Там происходило что-то странное. Посетителей не было, за стойкой стояла Верена, а Юрген, Марко, Эрвин и еще какой-то сопляк, наверное Руди, стояли у стола в дальнем углу. В центре зала на стуле сидел Карл, Катрин что-то тихо втолковывала ему, но держалась при этом на удалении больше чем в метр, что выглядело довольно странно. Все столы и стулья вокруг Карла были отодвинуты, так что образовалось свободное пространство с ним в центре и с Катрин с краю.
– Вот видишь, он уже пришел, – сказала Катрин.
– Что тут происходит? – спросил господин Леман всех сразу.
Верена, стоявшая за стойкой, чуть не плакала.
– Это ужасно, – сказала она, – он совершенно не в себе.
Господин Леман подошел к Карлу и присел рядом с ним на корточки.
– Привет, старик, – сказал он и хлопнул его по плечу. – Ну, какие проблемы?
Карл медленно поднял голову и посмотрел на него. У него было усталое лицо с впалыми щеками, как будто кто-то выпустил из него воздух. Только глаза были широко открыты и блестели.
– Франк, – сказал он, – это все из-за погоды. Они делают с погодой все, что захотят.
– Кто что делает с погодой?
– И вот так все время, – крикнул Эрвин из дальнего угла.
– Помолчи-ка, Эрвин. Так что они делают с погодой?
– В Кройцберге, – сказал Карл, – солнце светит дольше.
– Так вот в чем дело? – осторожно спросил господин Леман.
– Ты всегда читал не те книги, Франк, – сказал Карл. – Вот бы поиграть сейчас в мини-гольф.
Господин Леман беспомощно оглянулся на остальных, избегая смотреть на Катрин.
– А откуда вы все здесь взялись? – спросил он. Ему не понравилось, что все они стояли здесь и таращились на его лучшего друга, как на обезьяну в зоопарке.
– Еще несколько часов назад все было в порядке, – сказал Юрген. – Кажется, он не спал всю ночь, в пять утра он пришел в «Свалку», еще был вполне бодр, потом мы закрылись, а он не хотел идти домой и пошел с нами завтракать в «Черное кафе».
– В «Черное кафе»? Вы специально поехали в «Черное кафе», чтобы там позавтракать?
– Да какая разница, нам так захотелось. И он был тогда еще вполне нормальный, спокойный, только дерганый какой-то, разговаривал уже довольно странно, но что тут такого. Потом мы поехали домой на такси, а он требовал продолжения, мы от него еле отвязались. Надо же иногда спать.
– Потом он был в «Базаре», – продолжил повествование Эрвин, – но там ему уже не наливали, он требовал виски, но был уже совершенно невменяемый.
– А потом пришел ко мне, стал стучать ногой в дверь, разбудил меня и принялся нести этот бред. Что он делал в промежутке – мы не знаем, – сказал Юрген.
– Он не спал всю ночь?
– Кажется, и предыдущую тоже, – сказал Марко.
– У него совсем крыша поехала, – сказал молодой парень, незнакомый господину Леману.
Господин Леман взглянул на него. Тому было самое большее лет восемнадцать или девятнадцать.
– А ты-то кто такой?
– Это Руди, – сказал Эрвин. – Он теперь тоже здесь работает.
– Если я захочу узнать твое мнение, Руди, – сказал господин Леман, с трудом сдерживаясь, – то я тебя спрошу. А до тех пор заткни свой поганый рот. Чтоб ни слова!
– Но послушай… – сказала Катрин.
– А ты не лезь. Пусть этот кретин не вякает.
– Не кипятись, – сказал Эрвин. – Мы уже намучились тут с Карлом. Посмотри, что тут творится.
Господин Леман осмотрелся и только теперь заметил многочисленные осколки на полу.
– Да, Эрвин, набедокурил он тут у тебя, – сказал он и опять посмотрел на своего друга.
Тот внимательно прислушивался к разговору и улыбался, но это была нехорошая улыбка, она диссонировала с его усталым лицом.
– Эрвин – стреляный воробей, – просипел Карл.
– Да, Карл. – Господин Леман встал. – Я постараюсь уложить его спать, – сказал он. Больше всего он хотел вместе с Карлом уйти отсюда. Его бесило то, как они все разглядывали Карла. – Пойдем, Карл. – Он взял Карла под руку и слегка потянул его вверх, и тот встал. – Мы пойдем домой, – сказал господин Леман.
Карл стоял в нерешительности, слегка покачиваясь. Он беспомощно озирался.
– Пошли, нам пора, – сказал господин Леман. Он обнял своего лучшего друга за спину и мягко подтолкнул к двери. – У нас наряд по матрасам, солдат спит, служба идет. – Иногда, подумал господин Леман, эти армейские выражения очень успокаивают.
На улице уже смеркалось, и задача господина Лемана оказалась непростой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29