– В тюрьме, что ли? – ахнула Нинка.
– Можете называть и так, – согласилась Кленова.
Так они на тот раз и разошлись – следователь Кленова с неведомой Нинке своей подругой Изольдой отправилась гульнуть в ресторан, а саму Нинку отвезли в следственный изолятор на улице с удивительным названием Матросская тишина...
3
ДЕНЬ ТЕКУЩИЙ
Ночное море стихло и только у самой своей кромки все равно чуть-чуть шелестело мелкой галькой. Где-то в непроглядной тьме, у горизонта, едва двигались огни большого теплохода.
Нинка встряхнулась и поднялась на ноги. Ах, что там – вспоминай не вспоминай, в минувших днях ничего не изменишь, да и стоит ли что-то там менять? Такова уж выпала дорога, иногда ее сама выбирала, иногда выбирал ее для тебя кто-то другой. Почти десять лет прошло с тех пор, когда ленивая и ко всему на свете, кроме своих забот, равнодушная следователь Кленова отправила ее, Нинку, в изолятор, в компанию уголовниц. Почти десять. И много чего еще было потом, но если все сейчас вспоминать, то и до утра просидишь на берегу, а надо еще и выспаться, потому что завтра после обеда опять бежать в ресторан, потому что нигде в срочном порядке не заработаешь на первый пай для кооперативной квартиры. Вернее сказать – пай уже выплачен, дом уже строится, да деньги взяты в долг и осенью, хоть умри, но долг надо выплатить.
Нинка выбежала на дорогу, глянула на свои часы и обнаружила, что идет уже четвертый час утра. Четыре километра до дома – это еще около часу, машины-то мимо нее изредка проскальзывали, да уж больно опасное время для одинокой бабы хватать на пустой приморской дороге мотор.
Нинка пошла теневой стороной шоссе, оглядываясь на гул догонявших ее автомобилей. Пыталась издали определить, кто и как едет. Промчалась мимо «волга», из машины доносились песни, с этой публикой добром не сговоришься. Лишь третья машина показалась ей подходящей. Светлые «жигули», и человек за рулем сидит, кажется, один.
Нинка резко приняла на проезжую часть и, едва не оказавшись под колесами, махнула рукой.
Автомобиль обогнул ее умело и неторопливо остановился. Нинка догнала его, на ходу отметила, что номера московские, наклонилась к водителю и сказала весело:
– Пяток километров прямо по дороге. Ночной тариф.
Седой мужчина глянул из-под очков, ответил спокойно:
– Поздно гуляем, красавица, не находишь?
– Я не красавица, – засмеялась Нинка. – Я официантка. Задержалась на приборке, устала как черт.
– Садись, – кивнул мужчина.
И Нинка радостно обежала машину, плюхнулась на сиденье и тут же сказала:
– А вы из Москвы!
– Правильно. Из родной столицы.
– А я тоже оттуда. То есть в Москве живу.
– Непонятно, – без улыбки сказал он и тронул машину. – Из Москвы, а утверждаете, что работаете в ресторане здесь.
– Так я деньгу зашибаю. Сезонно, – пояснила Нинка. – До осени дотяну – и домой.
– Зашибается деньга? – улыбнулся он, и Нинка разглядела, что мужик крепко немолод, устал и было в нем что-то умное, сразу видно было, что человек этот не простой, Нинка таких людей в последние годы нутром чувствовала.
– Неплохо, – сказала она. – И на кооператив, Бог даст, хватит и еще навар останется.
– Любите деньги? – спросил он.
– Они мне для дела нужны, – пояснила Нинка. – Я ребенка родить хочу.
– Славное мероприятие, – кивнул мужчина. – Это я говорю вам как детский врач со стажем в тридцать с лишним годков.
– Ой! – завизжала Нинка. – Вот вы-то мне и нужны! Понимаете, я вычитала в одной книжке, то есть в журнале, что детей просто так делать нельзя. То есть можно, конечно, делать их как угодно, но лучше, если их делать с головой, обдуманно.
– Не совсем вас понял.
– Понимаете, это раньше вот так двое приглянулись, полюбились и – трах, у них дите! А потом оказывается, что они друг другу по науке не подходили. И дите у них получилось – урод. Они оба красивые и любят друг друга, а дите все одно ни к черту. А вот по науке, по гороскопу и звездам давно уже точно вычислили, получится ли умный ребенок, с хорошей кровью, здоровый и крепкий, чтоб жизнь свою строил, или совсем никуда не годный. Так вот я так и приглядываюсь, чтоб не промахнуться.
– Значит, если я вас правильно понимаю, мужа как такового у вас нет на данный момент?
– Ничего вы не понимаете! – огорчилась Нинка. – Муж это одно, а отец ребенка – это совсем другое. Мужа-то у меня, конечно, нет, это правда, но не в том самое главное. Я хочу, чтоб у моего ребенка был отец при нужных ГЕНАХ.
– Вот даже как, – тихо засмеялся мужчина. – Простите, как же вы дошли до такой мысли? В целом принято поначалу искать именно мужа, а уж потом заботиться о потомстве.
– Ай, знаете, мне скрывать нечего. Вы уж много прожили, я вижу, много повидали, да еще врач, чего мне вам врать? У меня мужчин было столько, что даже избыток ощущается. Всякие были: и хорошие, и плохие, но вот о ребенке я только год как задумалась. Получится у меня еще моя личная жизнь или нет, мне теперь и думать не хочется, думаю, что не получится, потому что я из несчастливых. Но у меня наследственность хорошая. И мать и отец почти не пили, дед прожил девяносто два года, в деревне все родились и жили, так что организм не отравленный. И теперь я думаю, что мне нужно найти толкового мужчину, понимаете?
– М-да, понимаю. Лично я откликнуться на вашу просьбу уже, сами понимаете, не могу. Хотя тоже вроде бы хорошая наследственность и дети у меня получились приличные. То, о чем вы говорите, называется селекцией и практиковалось раньше в основном в коневодстве и разведении собак. Что ж, неплохо, что человечество в вашем лице пришло к такому выводу, совсем неплохо. Уродливая часть движения женской эмансипации. Ну а позвольте вопрос...
Машина неожиданно задергалась, хрюкнула мотором и встала.
– Не дотянул до бензоколонки, – огорченно сказал мужчина. – Не волнуйтесь, задержка ненадолго, в канистре у меня есть литров десять.
Он вышел из машины, достал из багажника канистру и принялся лить в бак бензин сквозь лейку.
– Так что вы хотели спросить? – встала Нинка рядом с ним.
– Что? А, да! В вашей программе интересен один существенный момент. Вы предъявляете высокие требования к физическим достоинствам своего будущего ребенка или вас интересуют его умственные данные? Проще сказать, вы хотите родить могучего, скажем, как этот американский актер Шварценеггер, или вам мечтается подарить миру нового гения типа Льва Толстого или Эйнштейна?
– Поняла, поняла! – обрадовалась Нинка. – Я сразу увидела, что вы очень умный человек. Знаете, я тоже об этом много думала. И всякие журналы читала. Если идеально брать, то конечно бы хорошо, чтоб парень или девочка были как Сталлоне или Мэрилин Монро, а еще при этом и ума палата. Но я так поняла из литературы, что такие вещи случаются ну очень редко, вообще не случаются. И я решила так: пусть мужик, отец, значит, будет симпатичный, без уродства, конечно, но чтоб главным была все-таки в нем голова. И чтоб был добрым. И жил нормально, по совести.
– Да уж. В биографию своего избранника загляните. А ну как окажется уголовник? Хоть это и не доказано точно, но я верю, что наследственность уголовников срабатывает в потомстве. Так что лучше в этом вопросе не рискуйте.
– Блатные меня не пугают, – легко ответила Нинка. – Это ведь еще надо и посмотреть, за что сел. Честно-то сказать, я ведь и сама два года в исправительных лагерях трубила. Ни за что, гады, посадили, целиком-то мне шесть лет впаяли, да потом моего злодея-мучителя Бог наказал, и он покаялся. Ну, сидела и сидела, но я вовсе же не уголовница! И сколько еще таких, как я, ни за что сидели? Так что это меня не пугает. И я так подумала, что мужика мне нужно искать в двух местах. Вернее, выбирать из двух мест: или на стадионе, или в библиотеке, так?
Он засмеялся, поставил пустую канистру в багажник, прихлопнул его, вытащил пачку сигарет.
– Курите?
– Балуюсь иногда. Спасибо.
Сигареты у мужчины оказались с ментолом, любимые Нинкой. Они закурили, и он сказал неторопливо:
– Не знаю, девушка, что вам посоветовать. Задачу вы себе поставили правильную и, я даже сказал бы, святую. В конце концов, недаром проблему наследственности разрабатывали и королевские династии, и аристократия в целом. И добивались неплохих результатов. Однако и они порой получали в своих рядах полных идиотов, несмотря на то, что этот идиот имел по шесть-семь колен великолепных предков. А потому, против моего сознания и убеждений, я бы все-таки советовал вам обращать внимание в первую очередь на физические данные, видите ли, для развития мозга существует система воспитания, а уж если родится хилым и кривобоким, то вы заранее выбросите в жизнь человека страдающего. Да и то сказать, что такое умный человек? Это ведь определяется у мужчины годам к пятидесяти, а для деторождения таковой, простите, является уже залежалым товаром.
– Ясно! – засмеялась Нинка. – Нужен студент и мастер спорта одновременно. Риск будет маленьким, правильно?
– Правильно, – улыбнулся он. – Если этот студент отличник и мастер спорта по шахматам. Но не кривобокий!
Как-то жаль было расставаться с этим человеком, но не спрашивать же адрес его московский или в каком санатории он здесь отдыхает. Никакого интереса он к Нинке не проявлял, это она видела, ему только сам по себе разговор был любопытен, да и то он в нем Нинку за дуру держал. Через пару минут Нинка вышла из машины, они попрощались, и сквозь калитку Нинка пошла к дому, где на чердаке снимала маленькую комнатушку.
Хозяева в доме в это время, как правило, еще не спали. Потому что хозяин, который своим хозяйством не заправлял, а переложил это дело на плечи жены, вел ночной образ жизни. Днем спал, а с вечера до утра скандалил. Надо сказать, что и скандалы у него были ежедневно, вернее, еженощно до скукотени однообразные. Дело в том, что когда-то в молодости Гена Корноухий влюбился в цыганку, ушел за ней в табор, около года прошло в бурной любви, в результате которой молодой Гена потерял левое ухо и получил кличку – Корноухий. Об этой незабываемой поре жизни он и вспоминал бесконечно, грозился, что начнет все сначала, и первое время его рассказы были интересны, но потом он начал повторяться, да иначе и не могло быть. Жена его, Зинаида, на воспоминания мужа никакого внимания уже давно не обращала, но по ночам тоже не спала, потому что к моменту, когда рассказы Гены достигали высокой степени накала, он начинал скандалить, грозиться, что вновь сбежит в табор, хотя было совершенно неизвестно, что ему теперь там делать – облысевшему, обленившемуся мужику, который жил вместе с такой же ленивой женой только с доходов за свою довольно объемистую дачу.
Но, к счастью, оказалось, что сегодня та редкая ночь, когда хозяева почему-то уже легли спать. И Нинка отперла своими ключами двери, прошла сквозь кухню, поднялась по лестнице на второй этаж, а потом и на чердак.
Уже месяц она жила в этой низкой комнатушке с голубиным окном, через которое был виден кусочек моря. Но скудость текущего быта Нинку совершенно не волновала. Все это временно. И здесь она только спит, и ничего более, все главное впереди: квартира в Москве, ребенок.
Она быстро разделась и юркнула под одеяло. День кончился, день – не хуже других. Завтра можно было поспать подольше, поскольку на работу надо было выходить только после обеда.
Но планы подчас рушатся. Даже самые мелкие и ничтожные. Ни поспать Нинке не удалось, ни поваляться на утреннем пляже. Около десяти часов утра на чердак вскарабкалась Люська и, не здороваясь, зашептала с горячим испугом:
– Нинок, милая, выручай! Выйди за меня сегодня с утра, а я тебя завтра подменю.
– Что стряслось? – сонно спросила Нинка, хотя и спрашивать было нечего, потому что у Люськи постоянно что-то происходило, какие-то ужасные, запутанные дела, как на ее любовном фронте, так и в финансовой сфере.
– Не могу тебе всего сказать, но дело, Нинок, идет о жизни и смерти!
– Твоей жизни? – не испугалась Нинка.
– Нет. Моего близкого друга.
Нинка порешила, так ли это, или Люська только страх наводит, но лучшей ей, Нинке, в таком случае в дела подружки не встревать – полезней будет для собственного здоровья.
Люська подкатила к ней на такси, и Нинка быстренько оделась и к двенадцати, к открытию ресторана, была уже на своем рабочем месте.
Строго говоря, в первой половине дня ресторан «Черный тюльпан» работал вяло, скучно и без больших финансовых успехов. Дело в том, что ресторан был очень дорогой и даже дневные обеды стоили очень дорого. Пошиковать вечером на курортах считается делом повседневным, престижным и даже обязательным. Каждый босяк, собравшийся распустить павлиний хвост перед своей дамой, считал за дело чести, чтоб вечером, собрав последние копейки, устроить разгул в «Черном тюльпане». Эти же босяки в обеденное время денежки свои экономили, питались чаще всего горячими пирожками на пляже и пили не шампанское, а вино «Изабелла», которым торговал усатый Ахмет у входа на набережную. Он стоял около бочки, мыл граненые стаканы и гортанно кричал:
– А кто забыл «Изабел»?
Все старались не забывать. Но стакан вина стоил копейки, а тот же стакан в «Черном тюльпане» оценивался уже в пятикратном размере, но в ресторане заказывать это примитивное вино считалось делом постыдным.
Короче говоря, дневные часы дохода не приносили ни ресторану, ни официанткам, поскольку не тот шел посетитель, не те чаевые. Но Нинка весело и в охотку работала и в эти пустопорожние часы. И даже в отличие от других не позволяла себе бегать по залу в тапочках. Она вообще легко переносила многочасовую беготню на высоких каблуках и почти не уставала, даже когда приходилось метаться по двенадцать часов кряду.
День выдался солнечный, жаркий, и к двум часам, к началу обеда, в зале почти никого не было. Неудивительно, поскольку все торчали на пляже.
Первыми к обеду явилась супружеская пара с двумя близнецами лет по двенадцать. Нинка усадила их за столик в центре своего сектора и знала, что блюда они будут выбирать не по вкусу, а по ценам и только детей побалуют какой-нибудь вкуснятиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53