Лишь в первые минуты, когда обрушивался удар, в нем все кипело. Потом он успокаивался… Варвара Евграфовна давно изучила вспыльчивый и в то же время отходчивый характер мужа и старалась в минуты гнева не показываться, не раздражать. Или, напротив, являлась неожиданно, чтобы отвлечь.
Но бывало, что, занявшись работой, Циолковский забывал об огорчениях, а потом снова вспоминал о них и начинал волноваться.
Именно так случилось и в это утро после бессонной ночи.
Циолковский, выйдя к чаю, вспомнил об отзыве Жуковского на свою статью «К вопросу о летании при помощи крыльев» и, сердито двинув стулом, заходил по комнате.
«Напечатали лишь первую часть. А если б не это досадное совпадение – напечатали бы всю статью. Опять я попал впросак из-за своей неосведомленности…»
Варвара Евграфовна, услышав тяжелые шаги мужа, поняла, что он чем-то расстроен, вышла из спальни с розовощеким, сладко потягивающимся после сна Ваняшей.
– Па-па! Па-па! – протягивая розовые ручонки, потянулся мальчуган к отцу.
Глаза Циолковского затеплились, он взял малыша на руки, поцеловал и быстро забылся…
На другой день он уже совершенно спокойно рассказал Варваре Евграфовне, что прочел в библиотеке статью профессора Жуковского о летании, в которой рассматривались те же вопросы аэродинамики.
– Ведь ты, Костя, писал свою работу в Боровске, где не было библиотеки… Ты не мог знать об этом…
– Который раз меня губит неосведомленность, – вздохнул Циолковский.
– Не беда, Костя. Главное – ты пишешь правильно! И я верю – добьешься успеха.
– И я верю, Варенька. Без веры в себя, в свои силы нельзя браться за трудное дело.
– Вот и хорошо, Костя… Тебе бы рассеяться немножко. Сходил бы к Стрешневым. Или давай вдвоем сходим… А то подумают, вроде мы их чуждаемся.
– Я бы рад, да когда? Совершенно нет времени…
6
Месяца через два тихая Георгиевка оделась в зелень тополей и покрылась молодой травкой. Ребята целыми днями пропадали на лужке за воротами. Циолковского манило на реку, в загородные леса, а времени не было… Помимо того что приходилось самому делать различные приборы для училища, он еще выполнял всякие работы по дому: мастерил скамейки, полки, лари; паял и лудил кастрюли – для себя и соседей, чинил замки, керосинки, даже только входившие в обиход швейные машины. У кого он научился столярному, слесарному и прочим ремеслам – Циолковский едва ли бы мог объяснить. Кое-что видел, а больше постиг сам по наитию и догадкам…
Когда начались летние каникулы, Циолковский с дедом Авдеем перетащил старый верстак в сарай и там оборудовал мастерскую.
Однажды старый учитель географии принес ему стенные французские часы, которые ни один мастер не брался чинить.
– Прошу посмотреть, коллега, нельзя ли в них вдохнуть жизнь?
Циолковский удивленно взглянул на учителя с маленькой седой, качающейся, как маятник, головкой.
– Сколько они вам служили?
– Мне, коллега, скоро семьдесят, а часы помню еще мальчиком… У них удивительно красивый бой. Всю жизнь я прожил под их монотонное тиканье и нежный, мелодичный бой… Очень бы хотелось, чтоб они пробили и мой последний час…
Циолковскому стало жаль старика.
– Успокойтесь, коллега, я постараюсь починить ваши часы.
– Правда, вы надеетесь?.. А мне сказали, что их механизм сработался раньше, чем мой. И надежды нет…
– Они еще послужат вам, – уверенно сказал Циолковский, хотя видел, что часы пришли в полную негодность. – Приходите недели через две – они будут готовы!
– О, коллега! Я буду вам благодарен до конца дней! – растроганно сказал старый учитель. – Пойду, обрадую свою старушку…
Разобрав часы, Циолковский увидел, что почти все шестеренки сработались. Воскресить их было невозможно. Найти замену деталям, сделанным во Франции, почти столетие назад, – немыслимо. «Но я дал слово – и должен его исполнить!..»
Циолковский каждый базарный день отправлялся на толкучку вместе с Варварой Евграфовной и там часами ковырялся в разном хламе старьевщиков. Ему удалось купить несколько бросовых часовых механизмов. Разобрав это старье, Циолковский промыл детали в керосине и по шестеренке, по колесику, по винтику стал заново собирать и монтировать механизм…
Когда пришел старый учитель, Циолковский пригласил его присесть на скамеечку. В тишине послышалось легкое поскрипывание и монотонное тиканье. Еще мгновение – и в сарае ударили в маленькую серебряную литавру:
– Бо-м! бом! бом!
– Это они, они! – воскликнул старый учитель, шагнув навстречу Циолковскому. – Я узнал их голос. Спасибо вам, дорогой коллега! Вы вернули мне радость.
Оп торопливо вытащил из кармана деньги.
– Нет, нет, ни за что! – запротестовал Циолковский. – Если вы не хотите обидеть меня – спрячьте деньги. – Циолковский вынес круглые, в деревянной оправе часы и протянул старику.
Тот потянулся и уронил засунутый за мундир пакет.
– Простите, вы что-то уронили.
– Ах, это же вам… Я так разволновался, что забыл. Почтальон просил передать.
Циолковский поднял пакет.
– Из Москвы от Волчанинова… Да это же мой «дирижабль». Вот радость! Варя, ребята, смотрите же! – он разорвал пакет и поднял над головой книжку с крупно набранным заглавием:
«АЭРОСТАТ
металлический управляемый».
А ниже фамилия автора: «К. Циолковский».
– Подержите часы, – попросил старый учитель Авдея, – я должен взглянуть… Позвольте, позвольте, господин Циолковский.
Он взял книжку и, надев очки, прочел вслух: «Автор работы: «Давление жидкости на равномерно движущуюся в ней плоскость», – помещенной в IV томе «Трудов отделения физических наук Императорского общества любителей естествознания за 1891 г.». Это про вас, коллега?
– Да, это мой труд об аэростате! – задыхаясь от радости, воскликнул Циолковский.
– Тогда понятно, почему вы починили мои часы. Я очень счастлив поближе узнать вас. От души поздравляю! От души!
– Спасибо! – растроганно сказал Циолковский.
– Не смею вам более мешать. Прощайте! – поклонился старый учитель и пошел к воротам.
– Эй, Авдей, няня, кто-нибудь! Помогите же господину учителю.
Авдей догнал учителя и, взяв у него часы, вместе с ним скрылся за воротами. Ребята бросились следом.
Циолковский, прижав книжку к груди, умиленно взглянул на жену:
– Варюша, это же победа! Право, победа! Вот теперь я сам пойду к Стрешневым. Сам!..
7
Начинало смеркаться. Над дремавшим городом от собора плыл торжественный звон больших колоколов – сзывали ко всенощной.
Стрешневы всей семьей играли на террасе в лото.
Павел Петрович, запуская толстую, мясистую руку в мешочек, шитый бисером, басовито шутил:
– Сейчас вы у меня будете бледны! Да-с! Я ведь знаю, как надо выбирать нумера.
– Дедушка! На меня поставьте! На меня! – звонко кричал и ерзал на коленях у бабушки маленький белокурый Андрюша.
Тетя Оля – младшая сестра бабушки, гостившая у Осокиных, церемонно посматривала в лорнет.
– Ба! Опять не то! – сердито сказал Павел Петрович.
– Тебе, папочка, очевидно, очень везло в любви! – улыбнулась Лиза.
– Да-с, я пользовался успехом… Бывало… Однако, кажется, кто-то стучит?..
– Я открою! – поднялся Стрешнев и, быстро сбежав в сад, вернулся с Циолковским, сжимавшим в руках книжку и шляпу.
– Вот, господа, кто незнаком – рекомендую: наш самый лучший друг Константин Эдуардович.
Циолковский поклонился.
– Очень рады! – улыбнулся Павел Петрович. – Пожалуйте с нами сыграть.
– Благодарствую!
Лиза встала, подала Циолковскому руку:
– Я очень рада, что вы пришли, Константин Эдуардович. А где же Варвара Евграфовна?
– Она не может… у нее дела.
– Жаль… Давайте вашу шляпу, и присаживайтесь… А это что?
– Так, пустое…
– Позвольте, это же книга? Дайте я уберу.
– Нет, я ее в карман. – И Циолковский стал засовывать книжку.
– Сомнете, Константин Эдуардович, – вмешался Стрешнев, – дайте я уберу, – и взяв книгу, удивленно приподнял глаза: – И вы молчите? Лиза, Лизок, посмотри! Это же книга об аэростате Константина Эдуардовича!
– Вышла? Вот радость! Мамочка, папа, вы слышите?
– Тогда лото отменяется! – Павел Петрович откашлялся. – Вели, Лиза, накрывать на стол.
Он поднялся, отодвинул кресло и вместе с Лизой и Стрешневым стал поздравлять Циолковского…
За ужином разговор зашел об аэростатах и самолетах. Павел Петрович, хорошо помнивший, как подполковник Громов «распушил» аэростаты, подбивал Циолковского:
– Вы извините меня, Константин Эдуардович, я в вопросах воздухоплавания ровно ничего не смыслю. Однако, наслушавшись в прошлый раз подполковника, стал сомневаться в аэростатах и отдавать предпочтение железным, или там, деревянным птицам.
– Но ведь еще ни одна из них не поднялась в воздух, – возразил Циолковский, – а аэростаты, как вам известно, летают более ста лет. И теперь уже есть аэростаты управляемые, которые летают в заданные места.
– Это в тихую погоду. А если ветер?
– Да, существующие аэростаты пока еще не могут бороться со стихией. Но я ратую за новый тип аэростата. Мною разработан проект цельнометаллического управляемого. Этот не будет бояться ветров.
Павел Петрович полистал книжку.
– Скажите! Весьма, весьма смелый проект.
– А главное – осуществимый! Тут даны все расчеты.
– Вот бы теперь сюда Громова. Вы бы с ним потолковали. У нас ведь тут из-за вашего аэростата разразилась словесная баталия… Ну, да бог с ними. Что же вы думаете теперь предпринять, Константин Эдуардович?
– Надо ехать в Петербург! – предложила Лиза.
– И я так думаю, – поддержал Стрешнев. – Ведь теперь ученые мужи из Седьмого отдела будут принуждены мотивировать свой ответ гласно, через печать. Пред ними станет дилемма: или принять проект, или опровергнуть его. Ведь так?
– Предстоит тяжелая борьба, господа, я это отлично понимаю, – заговорил Циолковский, и глаза его на этот раз засветились металлическим блеском, в лице появилась сосредоточенная суровость. – Но я этой борьбы не боюсь. Я уверен в своей правоте. Завтра же я посылаю эту книгу в Петербург и тем бросаю вызов Императорскому техническому обществу!
Тетя Оля испуганно подняла на него лорнет. Но это не смутило Циолковского.
– Я бросаю вызов, – твердо сказал он, – а кто победит – увидим…
Отправив книжку об аэростате, как новый усовершенствованный проект, в Русское техническое общество, Циолковский опять задумался о самолетах. Вспомнился разговор у Стрешневых. «Очевидно, в Техническом обществе глубоко верят в будущее самолетов. Что ж, возможно, эти крылатые машины скоро начнут летать. Правда, они не смогут заменить управляемые аэростаты, способные поднимать по 300–500 человек, но ими нельзя пренебрегать. Напротив, я должен высказать свои мысли, указать наиболее эффективные, на мой взгляд, пути развития самолетостроения».
Найдя тетрадь с записями и набросками, Циолковский засел за работу. Главная мысль им была высказана в названии статьи: «Аэроплан, или птицеподобная летательная машина».
Статья писалась легко и быстро, так как основные положения ее были продуманы уже давно, частично еще в Боровске.
Вместо широко распространенных проектов «этажерок» с двухъярусными крыльями (бипланов), он предлагал одноярусные крылья, расположенные в одной плоскости (моноплан). Причем и фюзеляж и крылья имели обтекаемые формы. Крылу был придан утолщенный профиль, при котором крыло способно легче преодолевать сопротивление воздуха.
Фюзеляж оснащался колесами. Предлагался мотор внутреннего сгорания и автоматический жароскопический стабилизатор.
Статья, снабженная чертежами, была немедленно отправлена в журнал «Наука и жизнь». Циолковский вернулся с почты в приподнятом настроении.
«Создатели самолетов и их покровители в техническом обществе – ярые враги аэростатов. Следовательно, и мои враги. А я даю им в руки труд, который может продвинуть на десятилетие вперед дело авиации. Если рассказать Стрешневым, они, пожалуй, будут смеяться… А я уверен в своем аэростате и никого не боюсь. Что же касается самолетов, я за то, чтобы они совершенствовались! Думаю, что моя статья послужит общему делу воздухоплавания».

Глава девятая
1
В то время, когда письмо Циолковского в Техническом обществе вместе с книгой об аэростате тряслось на почтовых, русский военный агент в Вене, полковник Зуев, получил шифрованную депешу из Санкт-Петербурга:
«Господин Военный Министр соблаговолил одобрить ваше донесение. Ведите переговоры строго конфиденциально. О результатах доносите незамедлительно».
– Отлично! Превосходно! – воскликнул Зуев, прочтя депешу и, пощелкивая пальцами, весело заходил по кабинету. – Если соблаговолил одобрить сам министр, – значит, дело в шляпе! Теперь наконец я могу позволить себе некоторую роскошь. Когда дело связано с министром, дополнительные расходы утверждаются неукоснительно… Ай да Шварц, браво! Ты послан мне самим богом!
Гостиница «Белый кролик», где было назначено свидание со Шварцем, уютно расположилась на пологом склоне зеленой горы, под старыми тенистыми дубами. На вершине горы рос густой хвойный лес, а внизу, далеко-далеко тянулись живописные долины с кудрявыми перелесками, и виднелись голубые воды Дуная. Воздух был чист, свеж и прозрачен. После венской духоты дышалось легко, Зуев покачивался в рессорной коляске, курил.
«Черт бы побрал этого Шварца. Наверное, какой-нибудь авантюрист, а я должен перед ним распинаться… И почему так пекутся о нем в Военном ведомстве. Очевидно, малый не глуп и заручился влиятельной поддержкой в Петербурге. Там же все – немцы!.. Хоть царь и старается разыгрывать из себя русского патриота, однако он был и остался настоящим пруссаком. Да и все его окружение – немецкое. Чего же тут удивляться…»
Лошади остановились у небольшого белого здания под черепичной крышей, украшенного деревянными, узорной резьбы, балконами.
Только Зуев выпрыгнул из коляски, как сразу же перед ним вырос щеголеватый господин в сером сюртуке, в шляпе, с тростью, инкрустированной серебром.
– Рад вас видеть, господин Зуев. Я для вас уже заказал лучший номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80