Другие оруженосцы на тренировках боялись тронуть его даже пальцем.
– Но ты такой робостью не отличался, – Тириону было ясно как божий день, что будет дальше.
– На мои шестнадцатые именины отец выковал мне меч, – сказал Утка. – Лоренту меч настолько понравился, что он забрал подарок себе, а мой треклятый папаша даже пикнуть не посмел. Когда я стал возражать, Лорент сказал мне в лицо, что мои руки созданы для того, чтобы держать молот, а не меч. Что ж, я сходил за молотом и отделал его как следует, переломал ему руки и половину ребер. После такого мне пришлось как можно скорее покинуть Простор. Я переплыл море и вступил в Золотое Братство. Тут я несколько лет был подмастерьем кузнеца, пока сир Гарри Стрикленд не взял меня к себе в оруженосцы. Когда Гриф прислал весточку, что ему нужен наставник для его сына во владении мечом, Гарри отправил меня.
– И Гриф посвятил тебя в рыцари?
– Через год.
Хэлдон-Полумейстер тонко улыбнулся.
– Почему бы тебе не рассказать нашему маленькому другу, откуда взялось прозвище?
– Рыцарю ведь нужно не только имя, – объяснил верзила, – ну, мы были в поле, когда он меня посвятил в рыцари, я поднял голову и увидел уток... только не надо теперь смеяться.
После заката они остановились на ночлег в заросшем дворе за старым каменным колодцем. Пока Хэлдон и Утка поили лошадей, Тирион попрыгал на месте, чтобы унять судороги в икрах. Из щелей между булыжниками и на затянутых мхом стенах, когда-то бывших большой каменной усадьбой, проросли жёсткая бурая трава и небольшие деревца. Позаботившись о животных, всадники разделили скромный ужин из солонины и холодной фасоли, запив его пивом. Для Тириона эта простая пища была приятной переменой после всех яств, отведанных с Иллирио.
– Эти ящики, что мы вам привезли, – сказал он за едой, – я сперва подумал, что в них золото для Золотого Братства, пока не увидел, как сир Ролли закидывает себе один из них на плечо. Будь он набит монетами, ты не поднял бы его так легко.
– Да там просто доспехи, – пожал плечами Утка.
– И одежда, – добавил Хэлдон. – Парадные одеяния для всей нашей братии. Тонкое сукно, бархат, шелка. К королеве не пристало являться в лохмотьях... и с пустыми руками. Магистр был так добр, что снабдил нас подобающими подарками.
С восходом луны они снова сели на лошадей и пустились в путь на восток под звёздным покровом. Впереди тонкой серебряной лентой, перекинутой через леса и поля, светилась древняя валирийская дорога. На какое-то время Тирион Ланнистер почувствовал себя почти умиротворенным.
– Ломас Долгоход говорил правду: эта дорога – чудо.
– Ломас Долгоход? – спросил Утка.
– Давно умерший книжник, – ответил Хэлдон. – Он всю жизнь странствовал по миру и описал увиденные им земли в двух книгах: «Чудеса» и «Рукотворные чудеса».
– Мой дядя подарил мне обе книги, когда я был ещё ребенком, – сказал Тирион. – Я зачитал их до дыр.
– «Боги создали семь чудес, и смертные – еще девять», – процитировал Полумейстер. – Со стороны людей было довольно нечестиво обставить богов на два чуда. Каменные дороги Валирии были одним из чудес Долгохода – пятым, по-моему.
– Четвёртым, – сказал Тирион, который в детстве выучил назубок все шестнадцать чудес света. Его дядя Герион любил во время пиров ставить Тириона на стол, чтобы тот перечислил все по памяти. «И мне это нравилось, не правда ли? Стоять посреди мисок, в центре всеобщего внимания, показывая всем, какой я умненький маленький бес». Годы спустя он все ещё лелеял мечту, что когда-нибудь сам объедет весь свет и увидит чудеса Долгохода своими глазами.
Лорд Тайвин разбил эту мечту за десять дней до шестнадцатых именин своего сына-карлика, когда Тирион попросился в путешествие по Девяти Вольным Городам, какие в том же возрасте совершили его дядья.
– На моих братьев я мог положиться, зная, что они не навлекут позор на род Ланнистеров, – ответил его отец. – И не женятся на шлюхах.
Когда Тирион напомнил ему, что через десять дней он станет свободным совершеннолетним мужчиной и будет волен странствовать, куда пожелает, лорд Тайвин ответил:
– Никто не свободен. Только дети и дураки думают иначе. Хочешь ехать – изволь: надевай пестрый наряд и стой на голове, развлекая перечных лордов и сырных королей. Но помни, ты сам оплатишь своё путешествие, и оставь мысль о возвращении.
На чём своеволие Тириона и прекратилось.
– Хочешь заняться чем-то полезным – значит, займешься чем-то полезным, – после этого сказал ему отец. И в честь шестнадцатых именин Тириона поставили заведовать всеми сточными трубами и водными резервуарами Кастерли Рок. «Наверное, он надеялся, что я туда провалюсь». Но Тирион его и в этом разочаровал: сточные трубы никогда не работали и вполовину так хорошо, как в те времена, когда ими заведовал Тирион.
«Мне нужна чаша вина, чтобы смыть с языка привкус Тайвина. Или, ещё лучше, целый бурдюк».
Они ехали всю ночь – Тирион то забывался сном, вцепившись в луку седла, то вдруг опять просыпался. Иногда он начинал клониться с седла на сторону, но сир Ролли каждый раз его подхватывал и возвращал в вертикальное положение. К рассвету ноги карлика ныли от боли, а ягодицы были стерты до крови.
Только на следующий день они достигли расположенных у реки руин Гоян Дроэ.
– Наконец-то, легендарный Ройн, – кисло сказал Тирион, поглядев на сонную зеленую реку с холма.
– Малый Ройн, – поправил его Утка.
– Ясно.
«Милая речка, не спорю, но самый мелкий из зубцов Трезубца втрое шире, и все три текут куда как быстрее».
Город тоже не впечатлил. Гоян Дроэ никогда не был большим городом – это Тирион помнил из истории; но место было милое, полное зелени и цветов: город каналов и фонтанов. «Пока не началась война, и не прилетели драконы». Сейчас, тысячу лет спустя, каналы заросли грязью и тростником, превратившись в болото, в котором плодились рои мух. Разбитые камни храмов и дворцов вросли в землю, и берег реки плотно зарос корявыми старыми ивами.
Среди запустения всё-таки жила горстка людей, разбивших среди сорных трав небольшие огороды. Цоканье железных копыт по валирийской дороге заставило большинство местных устремиться назад в свои тёмные норы, откуда они выползали; на свету задержались только самые смелые, чтобы посмотреть на проезжих всадников тупыми, нелюбознательными глазами. Маленькая голая девочка с испачканными по колено в грязи ногами никак не могла отвести от Тириона глаз.
«Она в жизни не видела карликов, – понял он, – тем более безносых».
Он состроил ей рожу и высунул язык. Девочка заплакала.
– Что ты с ней сделал? – спросил Утка.
– Послал воздушный поцелуй. Все женщины плачут, когда я их целую.
За спутанными ивами дорога вдруг кончилась, и им пришлось свернуть на север и ехать вдоль воды, пока прибрежные заросли вдруг не оборвались. За ними оказалась древняя каменная пристань, наполовину ушедшая под воду, со всех сторон окруженная высокой бурой травой.
– Утка! – раздался крик. – Хэлдон!
Тирион повернул голову и увидел подростка, забравшегося на крышу какой-то приземистой дощатой лачуги и размахивающего широкополой соломенной шляпой. Это был стройный, хорошо сложенный парень, длинноногий, с копной тёмно-синих волос на голове. На взгляд карлика, ему было лет пятнадцать – шестнадцать или около того.
Лачуга оказалась палубной надстройкой «Скромницы» – ветхой одномачтовой посудины. Широкий корпус и небольшая осадка делали её как нельзя более подходящей для того, чтобы ходить вверх по самым узким протокам и перебираться через песчаные отмели. «Неказистая девица, – подумал Тирион, – но дурнушки, бывает, оказываются в постели самыми страстными». Ходившие по рекам Дорна лодки частенько ярко раскрашивали и покрывали вычурной резьбой, но эта была не из таких. Она была выкрашена в болотный серо-бурый цвет с блеклыми и шелушащимися бортами; большой изогнутый румпель был прост и невзрачен. «На вид сущий хлам, – подумал он, – но, уверен, в этом-то и дело».
Утка заулюлюкал в ответ. Кобыла пошлепала по мелководью, приминая камыши. Подросток соскочил с надстройки на палубу лодки, и наружу выглянули прочие члены команды «Скромницы». За румпелем показалась пожилая пара с ройнарскими чертами лица, из дверей надстройки вышла симпатичная септа в мягком белом облачении, откинув с глаз локон темных волос.
«А вон там, без сомнения, Гриф».
– Хватит орать, – сказал тот. Над рекой повисла неожиданная тишина.
«С этим хлопот не оберешься», – сразу сообразил Тирион.
Накидка Грифа была сделана из шкуры ройнского рыжего волка вместе с головой. Под шкурой он носил коричневую кожаную куртку с нашитыми железными кольцами. Чисто выбритое лицо Грифа было похоже на надетую на нем куртку – такое же плотное и кожистое, с морщинками в углах глаз. Хотя волосы у него, как и у сына, были выкрашены в синий цвет, брови и корни волос оставались рыжими. На поясе висели меч и кинжал.
Если Гриф и был рад снова видеть Утку и Хэлдона, он это умело скрыл – зато не потрудился скрыть свое неудовольствие при виде Тириона.
– Карлик? Это что ещё такое?
– Знаю-знаю, вы надеялись на круг сыра, – Тирион повернулся к Юному Грифу и одарил его самой своей обезоруживающей улыбкой. – Синие волосы сослужат тебе добрую службу в Тироше, но в Вестеросе дети будут кидаться в тебя камнями, а девушки смеяться в лицо.
Мальчик смутился.
– Моя мать была из Тироша. Я крашу волосы в память о ней.
– Что это за существо? – потребовал ответа Гриф.
Ответил Хэлдон:
– Иллирио прислал вам письмо с разъяснениями.
– Так давай его сюда. А карлика в мою каюту.
«Ох, и не нравятся мне его глаза», – подумал Тирион, когда в полумраке каюты наемник сел напротив него за сучковатый дощатый стол с сальной свечой посередине. Глаза у Грифа были бледные, холодные, льдисто-голубые. Тирион терпеть не мог бледных глаз: у лорда Тайвина глаза были бледно-зелёные с золотыми искорками.
Он смотрел, как наёмник читает письмо. Само то, что Гриф умел читать, кое-что о нём говорило: многие ли наёмники могут похвастаться подобным талантом? «Он даже почти не шевелит губами», – заметил Тирион.
Наконец Гриф оторвался от пергамента и сощурил свои бледные глаза.
– Тайвин Ланнистер убит? Твоими руками?
– Моим пальцем. Вот этим, – Тирион выставил палец Грифу напоказ. – Лорд Тайвин сидел в нужнике, и я вогнал ему арбалетный болт в брюхо, чтобы посмотреть, не испражняется ли он, и правда, золотом. Оказалось – нет. Жаль, золото бы мне пригодилось. Ещё я убил свою мать – немного раньше. Да, и еще моего племянника Джоффри – отравил на его собственном свадебном пиру и смотрел, как он задыхается. Торговец сыром об этом не упомянул? Еще, прежде чем завязать, я собираюсь пополнить список своими братом и сестрой – если смогу этим угодить вашей королеве.
– Угодить ей? Иллирио тронулся рассудком? Он вообразил, что Её Величество с радостью возьмет себе на службу человека, открыто признающего себя цареубийцей и предателем?
«Отличный вопрос», – подумал Тирион, но вслух ответил:
– Король, которого я убил, занимал её трон, и все, кого я предал, были львами. Так что, сдается мне, я уже сослужил ей хорошую службу, – он почесал обрубок носа. – Не бойтесь, вас я убивать не буду – вы мне не родственник. Можно мне взглянуть на письмо? Люблю читать о самом себе.
Гриф проигнорировал просьбу, поднес письмо к свече и смотрел, как пергамент чернеет, загибается и занимается пламенем.
– Таргариены и Ланнистеры – смертельные враги. Ради чего тебе поддерживать дело королевы Дейенерис?
– Ради золота и славы, – охотно ответил карлик. – Да, и из ненависти. Если вы когда-нибудь встречали мою сестру, то поймете.
– В ненависти я разбираюсь прекрасно.
По тому, как Гриф выговорил это слово, Тирион понял, что тот говорит правду. «Его самого питает ненависть, и она же много лет согревает его по ночам».
– Значит, у нас есть нечто общее, сир.
– Я не рыцарь.
«Лжец, и прескверный. Неуклюжее и глупое вранье, милорд».
– А вот сир Утка говорит, что в рыцари его посвятили вы.
– Утка слишком много болтает.
– Говорящая утка сама по себе – диво дивное. Неважно, Гриф. Ты не рыцарь, а я – Хугор Хилл, маленькое чудовище. Твоё маленькое чудовище, если тебе угодно. Даю слово, мне не нужно ничего, кроме как верно служить твоей драконьей королеве.
– И как ты собираешься ей служить?
– Языком, – он один за другим облизнул пальцы. – Я могу подсказывать Её Величеству, о чем думает моя милая сестра – если называть это мышлением. Я могу давать её командирам советы, как победить на поле брани моего брата Джейме. Я знаю, какие лорды храбры, а какие трусливы, какие верны, а какие продажны. Я могу завоёвывать для неё союзников. И я знаю намного-намного больше о драконах, чем твой полумейстер. Ещё я смешной и ем немного. Считай меня вашим преданным бесом.
Гриф подумал немного.
– Понятно, карлик. В моем отряде ты займешь самое последнее место. Держи язык за зубами и делай, что говорят, иначе пожалеешь.
«Да, отец», – чуть не сказал Тирион.
– Как скажете, милорд.
– Я не лорд.
«Лжец».
– Это была просто любезность с моей стороны, друг мой.
– Я тебе и не друг.
«Не рыцарь, не лорд и не друг».
– Какая жалость.
– Избавь меня от своих насмешек. Я беру тебя с собой до Волантиса. Если ты окажешься послушным и полезным – можешь остаться с нами и служить королеве, как сможешь. Если от тебя будет больше проблем, чем пользы – покатишься на все четыре стороны.
«Да, и все четыре стороны ведут на дно Ройна, где то, что осталось от моего носа, доедят рыбы».
– Валар дохаэрис.
– Можешь спать на палубе или в трюме, как больше нравится. Исилла приготовит тебе постель.
– Как мило с её стороны, – Тирион неуклюже поклонился и пошел наружу, но у двери каюты обернулся.
– Что если мы найдем королеву и обнаружим, что драконы оказались пьяными моряцкими побасенками? Мир полнится подобными выдумками. Грамкины и снарки, призраки и упыри, русалки, каменные гоблины, крылатые кони, крылатые свиньи... крылатые львы.
Гриф хмуро поглядел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26