Прикинь, семейка — контингент пополам с вэвэшниками, охуеть!
— Кум да отрицалово — близнецы братья. Кто более режиму преданней служит? Кум с отрядным — строят на завтрак. Авторитеты — на ужин. А че давал-то, за ДШКовские?
— Ну, предлагал один к двум, пятеркой. Так, для себя думаю — три попросят, дам.
— У, богатый какой. Не, Ж… Кирюха, зря ты так. Я бы за полтора еще подумал. Машин по Тридцатке мало, а патрона много, некоторые нахапали. Им куда его деть? На хуй он нужен, лежать?
— Не, ты простой такой. Это тебе хорошо, у тебя его хватит ствол расстрелять, а мне? Одна лента, и та твоя. Наехал кто — все, один сеанс, и тю-тю. Все равно надо искать, где брать. Ты же за патрон чем другим не возьмешь?
— Неа, патроном брал, патроном и отдавай.
— Ну вот.
Немного прошли молча. Обогнули мокрым лесом садовый кооператив, не желая получить из-за забора дроби в морду. Жирик снова завел базар про то, что неплохо было бы взять Автайкинский Дом. Типа, взять их будет не так сложно, у них там пьянка постоянно, и хули псы да жулики против нас, реально воевавших мужиков — Жирик ничем не гнушался, приплел и Ахмета чуть не к ветеранам…
— Слышь, товарищ начальник. Ты ради пары коробок хочешь цинк пятеры сжечь? Ну не верю я, что там будет больше, чем ты истратишь, не верю. Значит, вопрос в другом. Или колись давай, че ты удумал, или я об этом больше базарить с тобой не буду.
Жирик опять заткнулся и засопел. …Ух ты, мы никак недовольны, что старшего товарища не сумели запаровозить. — насмешливо думал Ахмет, боковым зрением наблюдая за насупленным Кирюхой. — …Однако, как быстро наш младший товарищ вошел в должность, а! Не успел еще Дом как следует собрать, а уже вон че, одного соседа втемную разводим, второго грохнуть собираемся…
— Ахмет. Я тебе скажу, но это моя наколка, ништяк?
— Че, такая жирная? Может, я и сам знаю. — поддразнил Ахмет. — Ладно, ладно, не менжуйся, твоя так твоя, поперек не сунусь. Ежли че на свару возьмем, пилим по Домам. Один Дом — одна часть.
— Ага, щщаз! По людям делим!
— Ушлый? Я только сам пойти могу. На Доме я кого оставлю? Бабу?
— Тогда так. Делим на части: Дом — одна часть, человек — тоже одна.
— На домашнего тогда не целую, а половину. Целая — на хозяина.
— Ну… Лады. Короче, смысл такой — не в патроне дело, правильно ты выкупил. Смысл в том, что под Автайкиным живет один очень интересный пацан, Толик Паневин. Знаешь, может? Нет? Он с чехами все четыре войны отмудохал, а перед пенсией в 59395 служил, у полковника Улановских. Помнишь, на шахту когда ходили?
— Конечно. Хрен забудешь, чуть сам себя не взорвал тогда.
— Вот. Че это за часть, знаешь? Арсенал атомный, понял? Он там рядом, через сопочку от шахты, километров пять, не больше.
— Да это каждая собака знает. Только это, мне Максимыч, покойник, че-то насчет заразы говорил. Вроде как смену, которая внизу на БД сидела, амеры чем-то бактериологическим траванули. Или химическим. А ты туда лезть собрался?
— Я там был уже. Нет там следов, что бациллами работали. А химия, может, если и была, то выветрилась. Наверно.
— Эт ты когда успел?
— Еще Конь посылал. ЗУхи-то откуда, понял, нет? Я старшим, и еще четыре пацана. Они трупы уже, их еще по зиме грохнули. Так что кроме меня уже не знает никто. Первого начштаба Конь сам привалил, Фому ты взорвал, Конь тоже, да все уже двухсотые, кто в курсе был.
— Так… Ни Мирохе, ни Нигмату пока не до этого… А этот твой че, не слил еще своим?
— Да какие они ему свои. Попкари-гнилухи да жулики, а он — боевой офицер все же. Он на них как на грязь смотрит, ну, в душе. Это ж видно.
— А че ж ты с ним общего языка не поищешь? Позвал бы к себе, у тебя ж Дом.
— Не найдем мы с ним общего языка. — отрезал Жирик. — И добром он не поколется.
— Дак нахера он тебе вообще сдался, раз ты там сам полазил? И вообще, пора уже обозначить, че там такое лежит, что тебе так неймется. Хотя погоди, давай догадаться попробую. Капониры? Боезапас там остался?
— Почти угадал. Автоматические пулеметы в потернах. Они за панелями такими стоят, как бы вентиляционными, а когда проникновение — потерны глушатся, и эти дуры начинают садить на каждое движение. Мы тогда один, в самом начале который, с турели сдернули — а короб боепитания выковырнуть не смогли, сталь толстая. Ленту пробовали вытаскивать, сначала вроде идет, а потом там че-то раком встает, и ни туда, ни сюда. Да и не поковыряться там было больше минут пяти, край — десяти, клеть недалеко от этого места, а в клети тогда двухсотые метровым слоем лежали, из них по коридору шагов на десять натекло.
— А-а, понятно. Кирюх, а как его снаряжали тогда? Изнутри откуда-то?
— Там бронеплита казематик этот прикрывает, и не подлезть. Похоже, изнутри электрозамок.
— Угу. Вот я зачем тебе понадобился. Рвать, значит, надо. И все же, мужик зачем тебе этот?
— Вроде как там есть где еще пошариться. И этот хрен моржовый знает, где там че. Выдергивать его надо сейчас, с первым снегом они и сами уже сходить могут.
— Понятно… Хрен, да? Короче, Кирюх. Скажешь, за чем идем — пойдем, сегодня снег выпал — завтра вышли, не скажешь — ну его, сам рви. Понял? — Ахмет немного перестарался с убедительностью тона, и вышло немного резче задуманного. — Ладно, замнем до окончания этой истории с твоим базаром, уже один поворот остался. Бля, у КПП целая псарня.
— Че, хочешь сказать, что отсюда слышишь, что ли? — недоверчиво, думая о своем, автоматически переспросил Жирик.
Лес расступился, по правую руку открылось засаженное картошкой стрельбище, слева, метрах в трехстах от границы леса, в темноте угадывались первые девятиэтажки города.
Хозяева остановились посреди дороги, оценивая обстановку. Место это было одним из самых обильных по собакам — рядом, в ста метрах — городская свалка, куда псы давно уже никого не пускали, тут же озеро, садовый кооператив и начало городской застройки — все сошлось в этой точке. «В местности-перекрестке иди» — всплыло у Ахмета изречение из книжки о древних китайцах, недавно подобранной в почти целой квартире. Из тьмы, с разных направлений, доносилась возня огромной, голов в пятьдесят, собачьей стаи.
— Точно, псарня целая. Че им, медом тут намазано… — недовольно выдохнул Жирик. — Как ни пойдешь, вечно у КПП отираются…
— Дык гоняй, че ж ты теряешся. — не упустил возможности пригрузить собеседника Ахмет. — Это ж твое, так сказать, стратыгыцкое предполье. Поставь АГС на крыше, и враз отвадишь.
— Шутничок. Батарею минометную… Делать-то че будем?
— Пошли. Спокойно, но быстро. Ты — лево и зад, мой перед и право.
— Ты уверен, не порвут?
— Нет. — неожиданно для себя твердо сказал Ахмет и двинулся вперед. …ой, че это я? А с чего, собственно, я это взял?..
Но уверенность не ослабла, тело откуда-то знало — не, не порвут. Не в этот раз. Страшно ходить промеж утробно рычащих из тьмы кучек расположившейся на ночевку стаи, даже спиной к спине с надежным человеком, даже с такой страшной силой в руках, как автомат Калашникова. Ну, вот, уже дамба. Не порвали. …А Жирик, урыс проклятый, смотри-ка… — насторожился Ахмет. — …Страх аж до физиологического уровня задавить смог, падла, ни одна не дернулась. Я так не могу. Да, в натуре, урысы — вояки, ихнее это. Не ырым, так пошла бы моя боеспособность курить в сторонке. А я его тут поднимаю всеми силами. Не себе ли на голову…
Однако тревожных сигналов не поступало. Всю неделю Ахмет слонялся вместе с Кирюхой по торжкам, улаживая дела организуемого базара. Народ вроде велся, понимая преимущества новой точки, с консерваторами приходилось работать. С молчаливыми противниками этой идеи спокойно беседовали, с активными же иногда приходилось поступать по обычаю нового времени. Раз, снеся голову слишком далеко зашедшей бабе, непотребно оравшей на него посреди староресторанского торжка, Кирюха даже немного подгрузился:
— Не, хуйня это какая-то. Че-то не идет, Ахмет. Может, и впрямь далековато для них? И зря я тут хожу, по бабам стреляю? Я ведь ее против всех понятий сейчас завалил.
— Ага. Знаешь, откуда эта сука печево таскает? От кучи, где институт был.
— А че у себя там не торгует?
— Да не сложилось у нее там, и подписаться за нее некому. Невидимая рука рынка показала ей хорошо видимую пику, покойная поглядела, да и приняла взвешенное решение. Кстати, ты че там о понятиях говорил? Нормально ты ей припаял, че ты. Эта дура сама выпросила. И как просила, у меня аж уши заворачивались.
— Не, все равно как-то мне это не нравится…
— Бля, во граф Карамазов, или как его там, бабку-то который прихуярил! Херово, да — ментовки нет, а то б пошел бы да облегчил душу.
— Да че ты, ты сам-то вон, чистенький ходишь!
— Чистенький… Рад бы. Рад бы в рай, товарищ Кирюха, ан грехи не пущают. Я свой кусок, Кирюх, тоже не на пожалуйста беру… Не без греха, одним словом. Да не грузись, сходим к Магомедычу, все поменяется. Все, все у тебя будут, увидишь.
— Че это ты так уверен?
— Да вот.
Надежды Ахмета на какое-то прояснение завязавшейся ситуации со старым башкиром не оправдались. Придя в Вениково, он первым делом, едва ли не вместо приветствия, поинтересовался у Магомедыча — когда пойдем к старику Абдулло. Оказалось, что никогда, старик не изъявил желания повторно встречаться с Ахметом, вот так.
— Он тебе принес тут хуйню какую-то. Сказал, что заберешь, когда уходить будешь.
— Не сказал мне ниче?
— Сказал. Тоже, когда домой пойдешь, тогда скажу.
— У, ептыть, конспирация, смотри-ка…— раздраженно дернулся про себя Ахмет, но ничего не поделаешь, пришлось до дна исчерпать хозяйственную повестку дня, пообедать, не проявляя и тени нетерпения побеседовать на ритуальные темы цен, оперативной обстановки, погоды…
Наконец, программа визита подошла к завершению. Ахмет с Кирюхой вышли из тепла на скрипящий под жесткими порывами ноябрьского ветра двор. По мерзлой земле несло снежную крупу, вдоль забора уже белела полоска сухого снега. Вылетевшие сгоряча без бушлатов, Магомедычевы помогальники ежились, но оставались на крыльце, одинаково положив стремительно остывающие стволы на сгиб локтя.
Магомедыч оттянул Ахмета от Кирюхи, сунул сверток.
— Значит, так. Абдулло сказал, передай, чтоб на каждый базарчик ты отнес по одной, понял? Положь где у торжка главное место, а то, что там лежит — забери, Кирюхин базар отнеси, спрячь там. Главное место, так и сказал. Что за главное место, не спрашивай, я не знаю, он говорил, ты сам должен знать. Дальше слушай. На тот день, когла торговать приходят, там будь. Смотри, кому от того, что базарчика нет, больше всех хуево стало. Этот последний на базаре останется, когда все уйдут. Вот последнему, кому хуево, дай жить, тогда все сделается, и ты сам будешь жить, не повредит тебе это все. Вот, все. А! Он сказал, если ты два-три дня не будешь с бабой спать, жрать и курить, то с первого раза все сделается.
По дороге домой Ахмет, как мог, обсказал Кирюхе расклад, не вдаваясь в подробности технологии.
— Вот, твои будут. Базар твой? Значит, ты и кормить будешь.
— Ты и в самом деле в эти… деревенские сказки веришь?
— Да как сказать. Иногда верю больше, чем… хер знает, с чем сравнить… ну, что вот завтра солнце встанет. Нет, даже не то что завтра, а вот, встало уже. А иногда сам себе удивляюсь — типа, совсем я, что ли, ку-ку?
— А чаще?
— Чаще, реже, какая разница. Вот про этот конкретно случай — даже не верю, а знаю. Сладится все.
— Не, во сука чурки дают. Не успела советская власть пропасть, как все по новой понеслось — бабки, дедки, шу-шу, присушу… Мракобесие, бля, развели. Парткома, бля, на вас нет! — соскочил с неудобной, мутящей душу темы Жирик.
— Ага. И соцсоревнования. — поддержал хохмяной тон Ахмет. — Вахты еще. Предсъездовской. С этими, помнишь? Встречными, мать их, обязательствами! «Мы, ракетчики КСибВО / Штатам сделаем тово!» Слышь, Жирик! А куда ты пулемет дел? Ну, тот, что сняли-то уже, в потерне? А?
Кирюха, пойманный на выдохе, с ответом не нашелся и только перебирал губами, краснея от досады. Пришлось колоться:
— Там и лежит. С караулки рубероида надрали, Онофрейчук, покойничек, замотал его, да и прикопали.
— Да расслабься, не претендую, твое так твое. Там, говоришь, еще есть?
— Ну да.
— Значит, как спустимся, можно будет его сзади оставить, чтоб если кто по следу припрется…
— Че, решился-таки со мной в арсенал лезть?
— Ну, а че бы нет. Мне вторая машина на чердаке не помешает.
— Ну, тогда как базар отлажу, так и выйдем. — повеселел Жирик. — Снег там, не снег, успевать надо, а то и впрямь Паневин поколется, и козлы эти все загребут.
— А че конкретно загребут-то? Давай разрисуй, хорош уже целку изображать! Бля, как девочку тебя упрашиваю, достал!
— Паневин говорил, что там есть внизу рельсы, типа как для поезда. И если найти этот тоннель, то когда по рельсам этим влево пройдешь немного, метров пятьдесят что ли, то будет сетка, а за ней три бэтра, полностью заправленных. То есть вооружение, боезапас, стволы, все! Это как бы эвакуационный такой заход, про него там и свои-то не знали, только старшие смен, командир, да те, кому следить положено.
— Ага… Это че получается, че у нас на бэтре, если строго по инструкции… КПВТ, ПКТ, две стрелы, РПГ седьмой, целый, мать его, арсенал. КПВешных пятьсот иметь положено, а семерки сколь? Не помнишь?
— Да тысячу, вроде. Или полторы… Не, не помню. Но смысл слазить есть, согласен?
— Еще бы. Да еще если этот смысл на три помножить… Ой-Кй. Это ты сравняешься по огневой с Нигматом точно, а может, и Мирохой даже. Даже когда мне доляху отпилишь, так у тебя останется столько, что всю Тридцатку можно на тумбочке выстроить…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46