В чане вздымалась и хлюпала отвратительного вида зеленоватая жижа, в которой то тут, то там угадывались очертания отдельных фрагментов звериных и человеческих тел. Из лопающихся, сочащихся гноем пузырей показывалась то сжатая в кулак рука, то покрытый короткой шерстью торс, то плоский рыбий хвост или перемазанное зеленой дрянью крыло. Танака (или тот, кто смотрел сейчас его глазами) наклонился над чаном и принялся выуживать из хлюпающей жижи разнородные куски тел. Он с удивлением обнаружил, что руки у него стали больше и сильнее, чем у Мнемона. Толстые мощные пальцы легко, словно глину, мяли извлеченную из чана плоть, соединяли разорванные края, лепили новые формы. В руках у Танаки медленно обретала очертания чудовищная химера с хвостом змеи, когтистыми лапами льва, могучим телом быка и головой человека…
Мнемон разжал хватку. Водоворот красочных образов, кружившийся в голове Идзуми, немедленно распался на отдельные радужные капли, в которых уже невозможно было разглядеть прежние яркие картины. Капли эти гасли одна за другой, и в конце концов вокруг не осталось ничего, кроме темноты.
— Видел, братец? — донесся до доктора далекий голос Мнемона. — Это твое будущее, не сомневайся. Но когда оно наступит — я не вижу. Не могу вспомнить. Похоже, время у богов идет по-другому…
Танаке вдруг до смерти захотелось, чтобы в комнате зажегся свет. Темнота давила на него, угрожала вцепиться в лицо сотнями мелких остреньких коготков, опутывала по рукам и ногам мягкими невидимыми веревками. Он вспомнил образ, пришедший к нему во время медитации, — сияющий клинок во тьме, — но теперь ему казалось, что это короткий ритуальный меч для сэппуку, на котором запеклась кровь его предка, самурая Ошо…
— Ты можешь как-нибудь это объяснить? — с трудом подбирая слова, выдавил он. — То, что я видел, больше похоже на фата-моргану или галлюцинацию. Я почти ничего не понял…
Мнемон грузно заворочался в темноте.
— Если уж ты не понимаешь, что будет с тобой, то как могу это знать я? То, что я тебе показал, — воспоминания из далекого будущего, я смог заглянуть туда, потому что ты привел мне хорошую девушку. Но никто не говорит мне, что именно происходит в этом будущем. Может быть, ты сам расскажешь, когда придет время…
Он вдруг громко рыгнул и засмеялся. Что-то зашуршало, щелкнул невидимый выключатель, и в комнате загорелся свет — слабенький голубоватый свет полуутопленной в стене галогено-вой трубки. Танака обрадовался ему, как долгожданному избавлению от затянувшегося кошмара. Черная аура, окутывавшая комнату, никуда не исчезла, но словно бы истончилась, как табачный дым, пронзенный солнечными лучами.
— Как ты ухитрился найти мне такую девушку, братец? — Молу Чеко, склонив голову, удивленно смотрел на доктора. — Она очень особенная, у меня на родине таких называют Белыми Змеями. У нее даже есть пять священных отметин — неужели ты разбираешься в тайных знаках?
— Нет, — сказал Танака. — Боюсь, что нет. Но она… она мне сразу понравилась. Я рад, что…
— Поэтому она станет матерью моего ребенка, — перебил его Мнемон.
— Ребенок тоже будет особенный… может быть, даже слишком особенный. Не могу вспомнить, но что-то с ним будет не так.
Он вдруг обхватил голову громадными черными лапами и запричитал на своем странном щелкающем языке.
— Не могу, — сказал он наконец по-английски. — Там… как бы граница. Стена. Ваша долбаная Стена — только у меня в голове. Возможно, я все-таки не должен позволить этому щенку родиться на свет.
Танака перевел взгляд на девушку. Радостина спокойно смотрела в пространство пустым и ясным взглядом.
“Это может оказаться удачей, — подумал он. — Если Мнемон не ошибается и у нее действительно есть какие-то сверхспособности, их ребенок будет носителем уникальной генетической информации, неповторимого кода, разгадав который можно будет свободно заглядывать за завесу времени…”
— Ты говорил, что, если я плохо буду тебя слушать, случится что-то ужасное, — сказал он, пытаясь отвлечь Мнемона от мыслей о ребенке. — Что ты имел в виду?
— La question imbecile1(Идиотский вопрос (фр.). Ты должен слушать и понимать. Не запоминать — это за тебя сделает твоя машинка, — а понимать. Ты видел этого парня, Ошо?
— Ошо умер пятьсот лет назад, — возразил Танака — Безусловно, то, что ты вспомнил так много о моем предке, невероятно интересно. Но меня больше волнуют проблемы завтрашнего дня, если ты понимаешь, о чем я говорю…
— Что ты хочешь узнать о завтрашнем дне, братец? Танака вежливо улыбнулся.
— Не конкретно о завтрашнем. О ближайшем будущем вообще. Ты говоришь, я стану богом, ладно. Но до того, как я им стану, мне нужно еще завершить кое-какие дела. У меня есть мой проект, “Super Homo”. Я хочу знать, сумею ли я довести его до конца. Ты ни разу не ответил мне на этот вопрос.
Мнемон тяжело вздохнул, пожав могучими плечами, обтянутыми пятнистой майкой.
— Это зависит вот от нее. — Черный кулак легонько ткнул Радостину в бок. — Все это время я ждал, что ты приведешь мне Белую Змею. Я хочу, чтобы ты понял. В ее жилах течет особая кровь. Ее кровь, мое семя — и ты получишь своего сверхчеловека. Но есть кое-что еще. Будущее меняется. Прямо сейчас. Мои воспоминания… они двоятся. Как будто я вспоминаю два разных будущих. Понимаешь?
— Не понимаю, — терпеливо ответил Танака. — Мы с тобой говорили, что в будущем нет ничего определенного. Говорили, что ты вспоминаешь не то, что обязательно произойдет, а то, что может случиться с наибольшей вероятностью. Ты хочешь сказать, что сейчас тебе сложно определить, какая вероятность больше?
Мнемон проворчал что-то себе поднос и снова повернулся к Радостине.
— У Белой Змеи есть сестра, — медленно произнес он, глядя на девушку. — Там, за Стеной. Сестра… она тоже особенная. Мне кажется, она умеет видеть, как я, но ее лицо безобразно, поэтому никто никогда не выберет ее для меня… Если ты приведешь мне сестру Белой Змеи, я, может быть, пойму, что происходит в будущем.
Танака кивнул.
— Я найду тебе ее сестру. Это все, что ты хотел рассказать мне сегодня?
Мнемон хмыкнул.
— Я припомнил еще кое-что, — сообщил он. — Не так интересно, как про бога, конечно, но тебе может пригодиться. Очень скоро ты встретишься с человеком по имени Блестящий Ключ. Этот человек сыграет в твоей жизни важную роль, и ты не должен его убивать…
— Убивать? — Танака не смог сдержать изумления. Мнемон важно кивнул.
— Тебе непременно захочется это сделать. Может быть, это у тебя и получится, но если ты это сделаешь, то допустишь огромную ошибку. Блестящий Ключ дважды спасет тебе жизнь. Его судьба тесно переплетена с твоей. Запомни: ни при каких условиях ты не должен поднимать руку на человека по имени Блестящий Ключ…
— Забавное имя, — сказал Танака. — Он индеец?
— Я не знаю, кто он, — раздраженно ответил Мнемон. — Его лицо скрыто во тьме. Но если ты убьешь его, ты тем самым убьешь и себя. Понял, братец?
— Откровенно говоря, нет. Сегодня просто какой-то вечер игры в загадки. Сначала ты говоришь, чтобы я привел тебе какую-то уродину, хотя мы с тобой прекрасно знаем, что ты не жалуешь некрасивых девушек.
— Я сказал: безобразно только ее лицо, — рыкнул Мнемон. — И еще я сказал: она умеет видеть. Как я. Даже если она похожа на жабу, это не имеет значения. Ясно?
Танака промолчал. В душе он кипел от негодования, но не собирался давать волю своим чувствам. Да, обидно и унизительно выслушивать такие слова от создания, стоящего неизмеримо ниже тебя на социальной и генетической лестнице, вчерашнего дикаря из джунглей, удостоенного индекса “эпсилон”. Тем более обидно, если ты обладаешь реальной властью и можешь стереть в порошок сотню таких созданий. Никто не виноват в том, что именно этот дикарь оказался носителем странного, ни на что не похожего дара. Никто не виноват, что стремление контролировать его дар заставляет тебя сносить любые оскорбления и терпеть это идиотское обращение “братец”. Какое счастье, что я родился японцем, подумал Танака, ни один белый не выдержал бы такого издевательства. О, как прекрасен ты, заслон в восемь рядов!
С минуту Мнемон молча буравил его взглядом, и розоватые белки его глаз понемногу наливались кровью. Потом он резко отвернулся, и невидимая каменная плита, давившая на Идзуми всю эту минуту, тут же куда-то исчезла.
— Ты должен понять, — заговорил Мнемон глухим, словно идущим из-под земли голосом. — Если не поймешь, будет очень плохо. Впереди какая-то линия, граница. Воспоминания двоятся. Есть два будущих. Не одно или другое, а сразу два. Из-за этого я не очень хорошо вижу. Воспоминания мешают друг другу. Но если… когда ты приведешь сестру Белой Змеи… я смогу увидеть все. Про то, как ты станешь богом. Про своего сына. Про катастрофу, которая нас ожидает…
— Про какую катастрофу? — без особого интереса спросил Танака. Дуэль взглядов основательно его вымотала.
— Будет катастрофа, — буднично сообщил Мнемон. — Большой… bang, как это сказать?
— Взрыв?
— Да, взрыв. Огонь сойдет с небес. Bang будет такой, что земля содрогнется до самых своих корней.
— Когда? — Танака вдруг почувствовал себя растерянным и усталым. Почему этот идиот приберег самое важное сообщение напоследок? — Ты можешь сказать, когда это произойдет?
Мнемон задумался, спрятав голову в лопатообразные ладони — дикая пародия на роденовского “Мыслителя”
— Довольно скоро, — сказал он наконец. — Ты должен поторопиться и привести мне сестру Белой Змеи. Быстро-быстро. Тогда я смогу рассказать тебе много важного.
— Из-за чего произойдет катастрофа? — спросил Танака. Вопрос, по-видимому, озадачил Мнемона. Он непонимающе посмотрел на доктора, потом засунул толстый палец в ноздрю и начал с удовольствием ее инспектировать.
— Как я могу сказать? Миллионы причин. Из-за тебя. Из-за меня. Из-за нее. — Он довольно грубо толкнул Радостину. — Важно то, что это может случиться…
Внезапно лицо его обмякло и стало похоже на маску из размокшего папье-маше. Огромные руки безвольно повисли, на лбу выступили крупные капли пота.
— Теперь уходи. Я слишком устал сегодня. Белая Змея… дает силы и отнимает их. Мальчишка в ее чреве… Он будет могущественней меня. Когда он придет, народы склонятся перед ним…
Танака поднялся и, обойдя стол, помог Радостине встать. Она двигалась с бездумной покорностью автомата. Мнемон, сгорбившись и обхватив ладонями голову, мерно раскачивался на своем стуле.
— Еще два слова, братец, — глухо сказал он. — Я знаю, что ты так не сделаешь, но я бы на твоем месте собрался и уехал отсюда. Уехал бы очень далеко…
— Почему? — тут же спросил Танака. — Из-за катастрофы?
На этот раз Мнемон ему не ответил. Танака постоял, ожидая, но Мнемон только бессмысленно раскачивался на стуле, жалобно скрипевшем под весом его огромной туши. Тогда доктор взял Радостину за податливое плечо, развернул лицом к коридору и легонько подтолкнул ладонью между лопаток. Мать будущего сверхчеловека покачнулась и, послушно переставляя ноги, скрылась за бамбуковой завесой. Танака бросил последний взгляд на пребывающего в трансе хозяина дома и последовал за ней.
ДЕВЯТКА ЧЕТВЕРТАЯ
Владея правдой, изменишь судьбу
1. ДЖЕЙМС КИ-БРАС, КРЫСОЛОВ
База “Бакырлы”, зона Ближнего периметра изолята “Толлан”,
29 октября 2053 г.
— Великолепное местечко для уик-энда.
Ки-Брас подтянул крепление десантного ранца и повернулся к Аннабель Флетчер. Точеный профиль главной стервы вселенной четко вырисовывался на фоне яркого пурпура закатного неба.
— Прошу прощения, Анни?
— Здесь весьма живописная местность, сэр.
В черном овале люка появилась коренастая фигура Деймо-на Джилза. Сержант проигнорировал присосавшийся к раздутому боку военного транспортника радужный язык аварийного трапа и, легко оттолкнувшись рукой, перемахнул через резиновый бортик. Его высокие егерские ботинки глухо стукнули о подмерзшую глинистую почву.
— Одного тут не хватает, — заявил он, оглядываясь. — Дерева, чтобы с тоски повеситься.
Пейзаж вокруг действительно не радовал разнообразием. С трех сторон расстилалась монотонная, плоская как стол равнина, и лишь на северо-востоке горизонт прогибался под тяжестью похожей отсюда на горную цепь Стены. Аккуратные белые корпуса военной авиабазы “Бакырлы”, или объекта “Б”, на фоне этого пейзажа производили впечатление колонии землян на какой-то далекой планете.
— Есть места и похуже, Деймон, — холодно произнесла Ан-набель. — А если хочешь разъезжать по курортам, устройся работать в агентство путешествий.
Ки-Брас с интересом посмотрел на нее и в очередной раз поблагодарил небеса за то, что Флетчер — его подчиненная, а не наоборот.
— Даю вводную, — сказал он. — Вам необходимо пройти по такой местности сто миль незамеченными. Опишите вашу тактику. Тридцать секунд.
— Беру свои слова назад, чиф, — быстро отозвался Джилз. — Прекрасная местность, вся как есть просто расчудесная. Простреливается с любой высоты, никаких укрытий, кроме травы… Замечательные места, и как это я раньше не доглядел?..
— Не принимается, — прервал его Джеймс. — Осталось пятнадцать секунд. Условия те же.
Джилз скроил оскорбленную физиономию, но спорить не стал и глубоко задумался. Аннабель сосредоточенно жевала травинку.
— Что ж… — сказала она за мгновение до того, как Джеймс собрался объявить об истечении контрольного срока. — Я, пожалуй, готова.
— Прекрасно. — Джеймс взял ее руку и торжественно потряс. — Сейчас мы тебя выслушаем. Но сначала пусть выскажется Деймон.
Сержант покосился на Флетчер и ухмыльнулся уголком рта. Ки-Брас помнил эту ухмылку — она нисколько не изменилась с тех пор, как Деймон Джилз гонял молодых морских пехотинцев на крейсере “Веллингтон”.
— Я передвигался бы по ночам, чиф. Перед рассветом зарывался бы в грунт. Мне это напоминает Ливию — такая же плоская пустыня. Помню, в сорок втором наш взвод…
— Не заговаривай мне зубы, Деймон, — мягко сказал Джеймс. — Сколько времени занял бы у тебя такой марш-бросок?
Джилз задумчиво почесал бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65