https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya_unitaza/
— Только не говори, что выпросил его у папочки на уик-энд
Карпентер издал какой-то неопределенный фыркающий звук.
— Что ж, в одном тебе не откажешь — ты действительно самая упрямая девица в мире со времен Скарлетт О' Хара. На машине приехал сам Роберт. Довольна? Босс сейчас в поместье. Видеть тебя он не хочет. Ну, все? Кошка возвратилась к жизни? Допивай виски, а я пока позвоню Сэму…
— Глядя на тебя, ни за что не догадаешься, чем ты зарабатываешь на жизнь, — сообщила ему Дана. — По-моему, с такими прекрасными манерами и таким прирожденным дружелюбием тебе следовало бы идти в психоаналитики или в телеведущие Занимаясь public relations, ты просто зарываешь свой талант в землю…
— Ценю твое чувство юмора, — отозвался Карпентер. — Однако тебе пора. Увидимся позже.
“Вот уж дудки, — подумала Дана. — Возможно, Роберт и правда не придет в восторг, увидев меня здесь, но лучше я услышу это от него, а не от надутого засранца, привыкшего отшивать журналистов. Во всяком случае, я избавлюсь от неприятного ощущения, будто меня водят за нос…”
— Спасибо за выпивку — Дана допила виски, повернулась к столу и громко хлопнула стаканом по украшенному разводами полированному дубу. Звякнули нерастаявшие кубики льда. — Я поднимусь наверх.
Фил заступил ей дорогу Он улыбался, словно Дана предложила ему поиграть в какую-то новую интересную игру, но глаза его оставались острыми и холодными.
— Нет-нет, наверх тебе нельзя. Лучше и не пытайся, все равно не пущу!
— Извини. — Она попыталась обойти его, но это оказалось непросто. Карпентер обхватил ее за талию и с неожиданной силой потащил к выходу “На улицу он меня собрался выкинуть, что ли? — растерялась Дана. — Очень по-джентльменски…” Она вывернулась и резко толкнула его ладонями в грудь. За все годы их знакомства ей и в голову не приходило, что похожий на рекламную картинку специалист по связям с общественностью может оказаться таким твердым на ощупь — под тонким шелком рубашки прятались каменные мышцы.
Мускулатура, однако, не слишком помогла Карпентеру в единоборстве с хрупкой девушкой. Фил отшатнулся, словно от сильного удара в лицо, отступил на шаг, наткнулся на край стола и, неловко взмахнув руками, обрушился спиной на столешницу. С грохотом упала на пол ополовиненная бутылка с бурбоном.
Где-то наверху хлопнула дверь. Дана, охваченная странным оцепенением, стояла посреди гостиной, непонимающе глядя на распластавшегося на столе, не подающего признаков жизни Карпентера. “Этого не должно было произойти, — стучало у нее в голове. — Так не бывает!”
— Что здесь происходит? — спросил кто-то у нее за спиной. Впрочем, почему “кто-то”? Этот густой бархатистый баритон она знала слишком хорошо. Четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы изучить все оттенки голоса, который слышишь каждый день и почти каждую ночь. Сейчас в нем явно звенело раздражение.
— Босс? — Дана неожиданно обнаружила, что у нее трясется нижняя челюсть, и от этого звук собственного голоса показался ей похожим на блеяние. — Черт… не знаю, как все получилось… Мы с Филом слегка поругались, и…
— И ты его прикончила, — спокойно заключил Фробифишер, вышедший на галерею, опоясывавшую три стены гостиной на уровне второго этажа. Он был в банном халате цвета слоновой кости; пояс, явно повязанный в спешке, почти развязался, и отвороты халата разошлись, открывая широкую, поросшую густым седым волосом грудь. — Мне вызвать полицию или ты попробуешь привести его в чувство?
— Я… я попробую, — пробормотала Дана. Ей внезапно захотелось оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, только не в этом паршивом доме с привидениями. “Идиотка, — подумала она. — Полная, беспросветная дура”. — Я… мне кажется, с Филом не произошло ничего страшного…
— Ну да, — подтвердил Карпентер, приподнимаясь на локтях. — Абсолютно ничего страшного, Боб. Я поскользнулся на этом дурацком паркете и немного ушиб спину. Дана ни при чем.
“А вот это уже вполне по-джентльменски. И еще более подозрительно”.
— Что она вообще здесь делает? — Тон, которым Фробифишер задал этот вопрос, не обещал ничего хорошего. Ни Карпен-теру, ни вообще кому-либо из присутствующих. — Я, кажется, дал тебе четкие инструкции, как действовать в подобном случае.
Карпентер, стеная и держась за край стола, добрался до своего любимого кресла и осторожно опустился в него, стараясь не задеть ушибленную спину.
— Я честно следовал всем твоим инструкциям, Боб… Не моя вина, если девочка вбила себе в голову, что с тобой могло приключиться нечто ужасное.
— Дана, — Роберт тяжело оперся на резную деревянную балюстраду, вены на его мощных руках вздулись, — почему ты не послушалась Фила? Разве он не говорил тебе, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк?
— Говорил, — признала Дана. — Только не потрудился объяснить, что все это значит. Я абсолютно ничего не поняла. Ты что, приказал ему не пускать меня сюда?
Фробифишер с интересом посмотрел на нее.
— Точно, — сказал он, — именно это я ему и приказал. Более того, я просил Фила передать тебе через доктора Голдблюма, что ты можешь использовать завтрашний день для послеоперационного восстановления сил в клинике. К сожалению, Фил, по-видимому, не выполнил и эту мою просьбу.
— Я пытался, Боб! Но у нее постоянно заблокирован канал…
— Вот уж неправда! — возмутилась Дана. — Это здешний канал заблокирован, не мой! Я сама пыталась найти тебя по всем номерам, только безуспешно. Харт в Вашингтоне рвет и мечет, ты даже не сказал ему, куда собираешься…
— Видишь ли, Дана… — Фробифишер отпустил перила и запахнул наконец халат. — То, что Харт ничего не знает, легко объяснимо. Это просто не его дело. И не твое, кстати.
— Милый, ты с кем тут разговариваешь? Фробифишер обернулся на голос. За его спиной в проеме двери, выходившей на галерею, стояла девушка. “Не старше пятнадцати, — автоматически отметила Дана. — И не из ревитализированных, натуралка”. Прибегавшие к услугам клиник омоложения распознавали друг друга каким-то сверхъестественным чутьем — в данном случае чутье молчало. Девушка была высокой, худенькой, с огромной копной густых ярко-рыжих волос, падавших на узкие плечи. Личико вполне миленькое, хотя и немного вытянутое — типичная англосаксонская мордашка. Большие, удивленно распахнутые глаза. Какое-то невразумительное прозрачное платьишко, подчеркивавшее незрелые детские формы. В руке девушка держала плоскую коробочку стереовизора.
— Триша, — сказал Фробифишер почти ласково, — я же просил тебя оставаться в спальне…
Карпентер за спиной у Даны кашлянул—раз, потом другой.
— Мне ску-учно, — пожаловалась девушка. — А ты меня бросил… А это кто, твоя знаменитая секретарша? А правда, что ей на самом деле шестьдесят лет?
— Неправда. — Дана, немного пришедшая в себя, нашла в себе силы приветливо помахать ей рукой. — Двести шестьдесят, милое дитя, и зовут меня Невеста Франкенштейна. А мамочка разрешает тебе ложиться спать так поздно?
— Триша, — сказал Фробифишер сурово, — это Дана Янечкова, мой референт. Дана, это Александра Патрисия Мэллоун, моя новая воспитанница.
— Янечко-ова? — протянула рыжая. — Не знала, Бобби, что ты путаешься со славянами…
— Зато в тебе, очевидно, течет только кровь пилигримов с “Мэйфлауэра”. — Дана слегка склонила голову в знак уважения. — Впрочем, это видно по аристократически вытянутому лицу… не зря все английские лорды так любят верховую езду…
— Хватит, — оборвал ее Фробифишер. — Будь повежливее с моей воспитанницей. Если уж получилось так, что вы встретились, вовсе не обязательно начинать знакомство с оскорблений.
“Осторожнее, Дана, — предостерегла она себя. — Ты идешь по тонкому льду… Роберт взял себе новую воспитанницу, и теперь эта рыжая сучка будет делить с ним постель и пользоваться всеми привилегиями, которых я добивалась долгих тринадцать лет… А что будет со мной?”
“А ты, — сказал внутренний голос, так похожий на голос ее покойной матери, — не успеешь даже опомниться, как однажды утром проснешься старухой. Кто высоко летает, тот больно падает, Дана”.
Дану внезапно затошнило. Как на вечеринке, подумала она, когда выпиваешь десятый коктейль и желудок отказывается принять его. Отвратительный коктейль из страха, гнева и обиды поднимался вверх по пищеводу, готовый выплеснуться наружу тонким пронзительным криком. “Я сейчас закричу, — с ужасом поняла Дана. — Это несправедливо, это просто подло. Почему именно сегодня? Я делаю хрен-знает-какую-по-счету ревитализацию, чтобы угодить Роберту, а подлый сукин сын тем временем спокойно меняет меня на какую-то малолетнюю дрянь…” Ее ногти глубоко вонзились в ладони, и пронзившая руку боль помогла ей справиться с собой. Несколько неглубоких, незаметных постороннему взгляду вдохов… Она почувствовала, как у нее немеют мышцы лица. Знакомое ощущение — так случается, когда Packing Monster перед очередной болезненной процедурой впрыскивает под кожу анестетик. Крик замер где-то на уровне гортани, и Дана отчаянным усилием проглотила мешавший ей дышать тугой и упругий комок.
— Прекрасная идея, босс. — Ее голос дрожал как натянутая струна, но тон был вполне любезным. — Давайте познакомимся. Меня действительно зовут Дана Янечкова, я словачка с сорокапроцентной долей немецкой крови, код А-3 в генетическом паспорте, протестантка лютеранского толка. Надеюсь, мы подружимся.
Код А-3, равно как и долю немецкой крови, ей устроил Фробифишер — тринадцать лет назад, когда брал ее себе в воспитанницы. Тогда Дане едва исполнилось девятнадцать, но выглядела она моложе, чем теперь, — юная свежая красота всегда была ее даром, и ее вовсе не требовалось подстегивать постоянными ревитализациями. Роберт использовал все свои связи в Службе генетического контроля, и с тех пор никто не мог упрекнуть одного из виднейших деятелей Белого Возрождения в том, что он взял себе в воспитанницы девицу из трэш-контингента. Рыжая, разумеется, об этом не догадывалась, и Дана надеялась, что ее высокий статус произведет на новую пассию босса известное впечатление.
“Кто же ты такая, Александра Патрисия? — лихорадочно соображала она тем временем. — Мэллоун, Мэллоун… Откуда только ты взялась на мою голову!.. Мэллоун… Мэллоун… Стоп, кажется, я тебя знаю…”
Профессиональная память секретаря-референта хранит тысячи фамилий, личных номеров, идентификаторов статуса. Разумеется, вся необходимая информация может быть в любой момент подсказана компьютером, но фокус в том, что хороший секретарь умеет обходиться без помощи машины.
“Точнее, я знаю твоего отца. Дик Мэллоун, член совета директоров корпорации “Объединенные Опреснители Восточного Побережья”, активный сторонник Белого Возрождения, хороший знакомый Роберта; последний раз они встречались на благотворительном обеде в Вашингтоне в сентябре, я еще специально заказывала боссу костюм в стиле викторианской эпохи, а за столом нас посадили по правую руку от племянника Елизаветы III, принца Эдуарда… Тогда же Мэллоун, высоченный рыжий — вот в кого девчонка—ирландец, пригласил Фробифишера на какое-то семейное торжество… Так, ирландец, неужели католик?”
Это стоило проверить: в сложной иерархии Белого Возрождения католики занимали не самое почетное место. А если протестант? После уничтожения Ольстера и разгрома католического подполья ирландцы переходили в англиканскую веру тысячами… но Церковь Господа Мстящего с подозрением относилась к людям, менявшим конфессии из политических соображений.
“Ладно, с религиозными предпочтениями разберемся позже, пока ясно одно: именно на том семейном торжестве, куда меня, разумеется, никто не приглашал, Роберт и познакомился с рыжей сучкой. Вечер был… когда же? Не позже второй недели октября, следовательно, знакомы они едва месяц, при общей занятости Фробифишера и учитывая тот факт, что почти вся его жизнь протекает так или иначе у меня на глазах, ничего серьезного между ними пока быть не может. Итак, если я правильно разыграю свою партию, у меня еще есть пара шансов…”
Александра Патрисия тем временем пыталась оправиться от замешательства, вызванного кавалерийским наскоком соперницы. Правила хорошего тона требовали представиться точно так же, по всей форме, но она почему-то не спешила этого делать. “Неужели моя догадка насчет папы-католика верна? ”
— Что ж, юные леди, — нарушил затянувшееся молчание Фробифишер. — Теперь, когда вы познакомились, я полагаю, можно считать, что все необходимые формальности соблюдены. Дана, я собирался все рассказать тебе позже, после нашего возвращения из Азии, но раз уж так получилось, выслушай меня сейчас и, сделай одолжение, не перебивай. На следующей неделе я намерен официально объявить Александру своей воспитанницей, а так как закон запрещает содержать двух воспитанниц одновременно, ты потеряешь этот статус автоматически. Однако ты останешься моим секретарем с сохранением полного оклада, во всяком случае, до истечения оговоренного в контракте срока. У меня нет к тебе никаких претензий профессионального плана, и я готов, если это потребуется, предоставить тебе наилучшие рекомендации.
В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась. Сегодня Роберт уже выгнал ее из своей постели — ладно, это в конце концов не смертельно. Рыжая шлюха могла пробыть воспитанницей Фробифишера несколько лет, а могла вернуться к своему католическому папочке через два месяца — Роберт не относился к числу людей, с которыми легко ужиться. Но работа… Контракт Даны истекал в конце года, а на дворе стоял октябрь. “Он увольняет меня! После стольких лет, проведенных вместе, он увольняет меня! Бобби, сволочь, я четырнадцать лет была твоим референтом, я помогала тебе во всем, я знала все твои слабые места и все твои трюки, я прикрывала твою тощую старую задницу, а теперь ты выбрасываешь меня как мусор!”
— Спасибо, сэр. — Дана присела в символическом реверансе. — Вы очень добры.
— По-моему, милый, — проворковала рыжая, нежно поглаживая Фробифишера по волосатой руке, — ты слишком распустил своих сотрудников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Карпентер издал какой-то неопределенный фыркающий звук.
— Что ж, в одном тебе не откажешь — ты действительно самая упрямая девица в мире со времен Скарлетт О' Хара. На машине приехал сам Роберт. Довольна? Босс сейчас в поместье. Видеть тебя он не хочет. Ну, все? Кошка возвратилась к жизни? Допивай виски, а я пока позвоню Сэму…
— Глядя на тебя, ни за что не догадаешься, чем ты зарабатываешь на жизнь, — сообщила ему Дана. — По-моему, с такими прекрасными манерами и таким прирожденным дружелюбием тебе следовало бы идти в психоаналитики или в телеведущие Занимаясь public relations, ты просто зарываешь свой талант в землю…
— Ценю твое чувство юмора, — отозвался Карпентер. — Однако тебе пора. Увидимся позже.
“Вот уж дудки, — подумала Дана. — Возможно, Роберт и правда не придет в восторг, увидев меня здесь, но лучше я услышу это от него, а не от надутого засранца, привыкшего отшивать журналистов. Во всяком случае, я избавлюсь от неприятного ощущения, будто меня водят за нос…”
— Спасибо за выпивку — Дана допила виски, повернулась к столу и громко хлопнула стаканом по украшенному разводами полированному дубу. Звякнули нерастаявшие кубики льда. — Я поднимусь наверх.
Фил заступил ей дорогу Он улыбался, словно Дана предложила ему поиграть в какую-то новую интересную игру, но глаза его оставались острыми и холодными.
— Нет-нет, наверх тебе нельзя. Лучше и не пытайся, все равно не пущу!
— Извини. — Она попыталась обойти его, но это оказалось непросто. Карпентер обхватил ее за талию и с неожиданной силой потащил к выходу “На улицу он меня собрался выкинуть, что ли? — растерялась Дана. — Очень по-джентльменски…” Она вывернулась и резко толкнула его ладонями в грудь. За все годы их знакомства ей и в голову не приходило, что похожий на рекламную картинку специалист по связям с общественностью может оказаться таким твердым на ощупь — под тонким шелком рубашки прятались каменные мышцы.
Мускулатура, однако, не слишком помогла Карпентеру в единоборстве с хрупкой девушкой. Фил отшатнулся, словно от сильного удара в лицо, отступил на шаг, наткнулся на край стола и, неловко взмахнув руками, обрушился спиной на столешницу. С грохотом упала на пол ополовиненная бутылка с бурбоном.
Где-то наверху хлопнула дверь. Дана, охваченная странным оцепенением, стояла посреди гостиной, непонимающе глядя на распластавшегося на столе, не подающего признаков жизни Карпентера. “Этого не должно было произойти, — стучало у нее в голове. — Так не бывает!”
— Что здесь происходит? — спросил кто-то у нее за спиной. Впрочем, почему “кто-то”? Этот густой бархатистый баритон она знала слишком хорошо. Четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы изучить все оттенки голоса, который слышишь каждый день и почти каждую ночь. Сейчас в нем явно звенело раздражение.
— Босс? — Дана неожиданно обнаружила, что у нее трясется нижняя челюсть, и от этого звук собственного голоса показался ей похожим на блеяние. — Черт… не знаю, как все получилось… Мы с Филом слегка поругались, и…
— И ты его прикончила, — спокойно заключил Фробифишер, вышедший на галерею, опоясывавшую три стены гостиной на уровне второго этажа. Он был в банном халате цвета слоновой кости; пояс, явно повязанный в спешке, почти развязался, и отвороты халата разошлись, открывая широкую, поросшую густым седым волосом грудь. — Мне вызвать полицию или ты попробуешь привести его в чувство?
— Я… я попробую, — пробормотала Дана. Ей внезапно захотелось оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, только не в этом паршивом доме с привидениями. “Идиотка, — подумала она. — Полная, беспросветная дура”. — Я… мне кажется, с Филом не произошло ничего страшного…
— Ну да, — подтвердил Карпентер, приподнимаясь на локтях. — Абсолютно ничего страшного, Боб. Я поскользнулся на этом дурацком паркете и немного ушиб спину. Дана ни при чем.
“А вот это уже вполне по-джентльменски. И еще более подозрительно”.
— Что она вообще здесь делает? — Тон, которым Фробифишер задал этот вопрос, не обещал ничего хорошего. Ни Карпен-теру, ни вообще кому-либо из присутствующих. — Я, кажется, дал тебе четкие инструкции, как действовать в подобном случае.
Карпентер, стеная и держась за край стола, добрался до своего любимого кресла и осторожно опустился в него, стараясь не задеть ушибленную спину.
— Я честно следовал всем твоим инструкциям, Боб… Не моя вина, если девочка вбила себе в голову, что с тобой могло приключиться нечто ужасное.
— Дана, — Роберт тяжело оперся на резную деревянную балюстраду, вены на его мощных руках вздулись, — почему ты не послушалась Фила? Разве он не говорил тебе, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк?
— Говорил, — признала Дана. — Только не потрудился объяснить, что все это значит. Я абсолютно ничего не поняла. Ты что, приказал ему не пускать меня сюда?
Фробифишер с интересом посмотрел на нее.
— Точно, — сказал он, — именно это я ему и приказал. Более того, я просил Фила передать тебе через доктора Голдблюма, что ты можешь использовать завтрашний день для послеоперационного восстановления сил в клинике. К сожалению, Фил, по-видимому, не выполнил и эту мою просьбу.
— Я пытался, Боб! Но у нее постоянно заблокирован канал…
— Вот уж неправда! — возмутилась Дана. — Это здешний канал заблокирован, не мой! Я сама пыталась найти тебя по всем номерам, только безуспешно. Харт в Вашингтоне рвет и мечет, ты даже не сказал ему, куда собираешься…
— Видишь ли, Дана… — Фробифишер отпустил перила и запахнул наконец халат. — То, что Харт ничего не знает, легко объяснимо. Это просто не его дело. И не твое, кстати.
— Милый, ты с кем тут разговариваешь? Фробифишер обернулся на голос. За его спиной в проеме двери, выходившей на галерею, стояла девушка. “Не старше пятнадцати, — автоматически отметила Дана. — И не из ревитализированных, натуралка”. Прибегавшие к услугам клиник омоложения распознавали друг друга каким-то сверхъестественным чутьем — в данном случае чутье молчало. Девушка была высокой, худенькой, с огромной копной густых ярко-рыжих волос, падавших на узкие плечи. Личико вполне миленькое, хотя и немного вытянутое — типичная англосаксонская мордашка. Большие, удивленно распахнутые глаза. Какое-то невразумительное прозрачное платьишко, подчеркивавшее незрелые детские формы. В руке девушка держала плоскую коробочку стереовизора.
— Триша, — сказал Фробифишер почти ласково, — я же просил тебя оставаться в спальне…
Карпентер за спиной у Даны кашлянул—раз, потом другой.
— Мне ску-учно, — пожаловалась девушка. — А ты меня бросил… А это кто, твоя знаменитая секретарша? А правда, что ей на самом деле шестьдесят лет?
— Неправда. — Дана, немного пришедшая в себя, нашла в себе силы приветливо помахать ей рукой. — Двести шестьдесят, милое дитя, и зовут меня Невеста Франкенштейна. А мамочка разрешает тебе ложиться спать так поздно?
— Триша, — сказал Фробифишер сурово, — это Дана Янечкова, мой референт. Дана, это Александра Патрисия Мэллоун, моя новая воспитанница.
— Янечко-ова? — протянула рыжая. — Не знала, Бобби, что ты путаешься со славянами…
— Зато в тебе, очевидно, течет только кровь пилигримов с “Мэйфлауэра”. — Дана слегка склонила голову в знак уважения. — Впрочем, это видно по аристократически вытянутому лицу… не зря все английские лорды так любят верховую езду…
— Хватит, — оборвал ее Фробифишер. — Будь повежливее с моей воспитанницей. Если уж получилось так, что вы встретились, вовсе не обязательно начинать знакомство с оскорблений.
“Осторожнее, Дана, — предостерегла она себя. — Ты идешь по тонкому льду… Роберт взял себе новую воспитанницу, и теперь эта рыжая сучка будет делить с ним постель и пользоваться всеми привилегиями, которых я добивалась долгих тринадцать лет… А что будет со мной?”
“А ты, — сказал внутренний голос, так похожий на голос ее покойной матери, — не успеешь даже опомниться, как однажды утром проснешься старухой. Кто высоко летает, тот больно падает, Дана”.
Дану внезапно затошнило. Как на вечеринке, подумала она, когда выпиваешь десятый коктейль и желудок отказывается принять его. Отвратительный коктейль из страха, гнева и обиды поднимался вверх по пищеводу, готовый выплеснуться наружу тонким пронзительным криком. “Я сейчас закричу, — с ужасом поняла Дана. — Это несправедливо, это просто подло. Почему именно сегодня? Я делаю хрен-знает-какую-по-счету ревитализацию, чтобы угодить Роберту, а подлый сукин сын тем временем спокойно меняет меня на какую-то малолетнюю дрянь…” Ее ногти глубоко вонзились в ладони, и пронзившая руку боль помогла ей справиться с собой. Несколько неглубоких, незаметных постороннему взгляду вдохов… Она почувствовала, как у нее немеют мышцы лица. Знакомое ощущение — так случается, когда Packing Monster перед очередной болезненной процедурой впрыскивает под кожу анестетик. Крик замер где-то на уровне гортани, и Дана отчаянным усилием проглотила мешавший ей дышать тугой и упругий комок.
— Прекрасная идея, босс. — Ее голос дрожал как натянутая струна, но тон был вполне любезным. — Давайте познакомимся. Меня действительно зовут Дана Янечкова, я словачка с сорокапроцентной долей немецкой крови, код А-3 в генетическом паспорте, протестантка лютеранского толка. Надеюсь, мы подружимся.
Код А-3, равно как и долю немецкой крови, ей устроил Фробифишер — тринадцать лет назад, когда брал ее себе в воспитанницы. Тогда Дане едва исполнилось девятнадцать, но выглядела она моложе, чем теперь, — юная свежая красота всегда была ее даром, и ее вовсе не требовалось подстегивать постоянными ревитализациями. Роберт использовал все свои связи в Службе генетического контроля, и с тех пор никто не мог упрекнуть одного из виднейших деятелей Белого Возрождения в том, что он взял себе в воспитанницы девицу из трэш-контингента. Рыжая, разумеется, об этом не догадывалась, и Дана надеялась, что ее высокий статус произведет на новую пассию босса известное впечатление.
“Кто же ты такая, Александра Патрисия? — лихорадочно соображала она тем временем. — Мэллоун, Мэллоун… Откуда только ты взялась на мою голову!.. Мэллоун… Мэллоун… Стоп, кажется, я тебя знаю…”
Профессиональная память секретаря-референта хранит тысячи фамилий, личных номеров, идентификаторов статуса. Разумеется, вся необходимая информация может быть в любой момент подсказана компьютером, но фокус в том, что хороший секретарь умеет обходиться без помощи машины.
“Точнее, я знаю твоего отца. Дик Мэллоун, член совета директоров корпорации “Объединенные Опреснители Восточного Побережья”, активный сторонник Белого Возрождения, хороший знакомый Роберта; последний раз они встречались на благотворительном обеде в Вашингтоне в сентябре, я еще специально заказывала боссу костюм в стиле викторианской эпохи, а за столом нас посадили по правую руку от племянника Елизаветы III, принца Эдуарда… Тогда же Мэллоун, высоченный рыжий — вот в кого девчонка—ирландец, пригласил Фробифишера на какое-то семейное торжество… Так, ирландец, неужели католик?”
Это стоило проверить: в сложной иерархии Белого Возрождения католики занимали не самое почетное место. А если протестант? После уничтожения Ольстера и разгрома католического подполья ирландцы переходили в англиканскую веру тысячами… но Церковь Господа Мстящего с подозрением относилась к людям, менявшим конфессии из политических соображений.
“Ладно, с религиозными предпочтениями разберемся позже, пока ясно одно: именно на том семейном торжестве, куда меня, разумеется, никто не приглашал, Роберт и познакомился с рыжей сучкой. Вечер был… когда же? Не позже второй недели октября, следовательно, знакомы они едва месяц, при общей занятости Фробифишера и учитывая тот факт, что почти вся его жизнь протекает так или иначе у меня на глазах, ничего серьезного между ними пока быть не может. Итак, если я правильно разыграю свою партию, у меня еще есть пара шансов…”
Александра Патрисия тем временем пыталась оправиться от замешательства, вызванного кавалерийским наскоком соперницы. Правила хорошего тона требовали представиться точно так же, по всей форме, но она почему-то не спешила этого делать. “Неужели моя догадка насчет папы-католика верна? ”
— Что ж, юные леди, — нарушил затянувшееся молчание Фробифишер. — Теперь, когда вы познакомились, я полагаю, можно считать, что все необходимые формальности соблюдены. Дана, я собирался все рассказать тебе позже, после нашего возвращения из Азии, но раз уж так получилось, выслушай меня сейчас и, сделай одолжение, не перебивай. На следующей неделе я намерен официально объявить Александру своей воспитанницей, а так как закон запрещает содержать двух воспитанниц одновременно, ты потеряешь этот статус автоматически. Однако ты останешься моим секретарем с сохранением полного оклада, во всяком случае, до истечения оговоренного в контракте срока. У меня нет к тебе никаких претензий профессионального плана, и я готов, если это потребуется, предоставить тебе наилучшие рекомендации.
В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась. Сегодня Роберт уже выгнал ее из своей постели — ладно, это в конце концов не смертельно. Рыжая шлюха могла пробыть воспитанницей Фробифишера несколько лет, а могла вернуться к своему католическому папочке через два месяца — Роберт не относился к числу людей, с которыми легко ужиться. Но работа… Контракт Даны истекал в конце года, а на дворе стоял октябрь. “Он увольняет меня! После стольких лет, проведенных вместе, он увольняет меня! Бобби, сволочь, я четырнадцать лет была твоим референтом, я помогала тебе во всем, я знала все твои слабые места и все твои трюки, я прикрывала твою тощую старую задницу, а теперь ты выбрасываешь меня как мусор!”
— Спасибо, сэр. — Дана присела в символическом реверансе. — Вы очень добры.
— По-моему, милый, — проворковала рыжая, нежно поглаживая Фробифишера по волосатой руке, — ты слишком распустил своих сотрудников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65