– Хормоз тебя отвезет.
– Да нет, я не хочу его беспокоить. Я прекрасно доеду на такси.
– Я тебя не пущу. – И Эллен объяснила, в чем дело: – Вчера в нашем районе убили девочку. Ее нашли поблизости от нашего дома. Эта тринадцатилетняя девочка пошла купить мясо по талонам в пять часов утра. Когда она не вернулась, родители начали ее разыскивать. И нашли тело на нашей улице. Ее изнасиловали и убили.
Разумеется, эта история меня потрясла.
– Такое происходит каждый день, – встревоженно продолжала Эллен. – А в последнее время все чаще и чаще.
Я не знала, правду ли она говорит. Если Эллен было известно о подобных происшествиях, то почему же она не предупредила меня раньше? В газетах не было никаких сообщений о грабежах, изнасилованиях или убийствах.
– Это бесчинствуют афганцы, – заключила Эллен. – В Иране полно афганцев, они здесь без женщин, вот и насилуют каждую, кто попадется.
Вскоре после этого к нам заглянул Маджид. Я пересказала ему то, что мне поведала Эллен.
– Да, это правда, – подтвердил Маджид. – Такое случается каждый день. Ходить одной действительно опасно. Будь осторожна.
Как-то днем позвонила Ассий и, чуть не плача, сказала:
– Я боюсь. Только что из Америки позвонила твоя мать, и я сказала ей, что вы переехали. Она спросила твой новый номер телефона. Я ответила, что не знаю, тогда она рассердилась и назвала меня лгуньей. Я дала ей твой номер, но теперь у меня наверняка будут неприятности с даби джаном.
– Не волнуйся. Махмуди нет дома, так что все в порядке, – уверила я ее. – Повесь трубку, чтобы мама могла до меня дозвониться.
Несколько мгновений спустя зазвонил телефон. На другом конце провода я услышала дрогнувший мамин голос: «Здравствуй». Папа тоже был у телефона. Я с трудом могла говорить из-за огромного комка, стоявшего в горле.
– Как твои дела? – спросила я у отца.
– Неплохо, – отозвался он. – Было бы желание, а выход найдется. – Его голос звучал безжизненно.
– Как твои дела? – спросила мама.
– Лучше. – Я рассказала им о нашем новом доме и о моей относительной свободе. – Как там Джо и Джон? Я так по ним скучаю!
– Хорошо, уже становятся мужчинами, – ответила мама.
Джо работал на «Ай-Ти-Ти Хэнкок» во вторую смену. Джон, студент-второкурсник, играл в футбольной команде. Как же мне хотелось быть рядом с ними!
– Передайте им, что я их очень люблю.
– Непременно передадим.
Мы договорились о расписании звонков. Мы могли спокойно переговариваться по средам и четвергам, когда Махмуди был в больнице. Правда, для этого им придется вставать в три часа утра, но было ради чего. Мама сказала, что на будущей неделе постарается организовать разговор с Джо и Джоном.
На следующий день я навестила Ассий, чтобы создать ей алиби. Затем, вернувшись домой, сказала Махмуди, что, пока я была у нее, позвонили мои родители и я дала им наш новый номер телефона.
– Хорошо, – сказал он.
Он вовсе не рассердился на то, что я с ними поговорила, и, казалось, был рад такому совпадению.
* * *
– Заходи на чашку чаю, – пригласила меня по телефону Шамси.
Я спросила у Махмуди разрешения.
– Конечно, иди, – сказал он.
Разве он мог ответить иначе? Он уважал Шамси и Зари и вовсе не хотел, чтобы они узнали о том, как он относился ко мне в недавнем прошлом.
Чаепитие прошло замечательно. Мы с Шамси мгновенно подружились и впоследствии проводили вместе много летних дней.
Шамси жила в своем прелестном доме неподалеку от нас только два месяца в году, но на этот раз она намеревалась задержаться в Тегеране дольше обычного, так как они с мужем продавали дом, с тем чтобы по возможности перевести свои средства в Калифорнию. Шамси не терпелось вернуться в Калифорнию и обрубить концы, привязывавшие ее к Ирану, однако предстоящая разлука огорчала нас обеих, так как мы испытывали друг к другу сестринскую привязанность.
– Не знаю, как я смогу уехать в Калифорнию и оставить здесь Бетти, – как-то раз сказала она Махмуди. – Ты должен отпустить ее со мной.
Ни я, ни Махмуди не проронили ни слова, боясь разбередить раны.
Шамси была лучом света в моей жизни, однако я не отваживалась ей открыться в течение нескольких недель. Я знала, что могу рассчитывать на ее поддержку, но сомневалась в ее благоразумии. Она помчится к Махмуди и начнет упрекать его в том, что он держит меня здесь силой. Ее естественная реакция могла восстановить против меня Махмуди как раз тогда, когда мне удалось добиться таких успехов. Итак, я наслаждалась общением с ней, но держала свою тайну при себе до тех пор, пока постепенно она сама о многом не догадалась. Возможно, о моем положении красноречиво свидетельствовало то, что я испрашивала разрешения Махмуди на каждый свой шаг. Я должна была предварительно согласовывать с ним все: любой мой поход, любые расходы.
И наконец однажды, когда я сказала ей, как беспокоюсь об отце, который остался в Мичигане, она спросила:
– Так почему бы тебе не съездить и не повидать его?
– Я не могу.
– Бетти, ты совершаешь огромную ошибку. – И она поведала мне свою историю: – Однажды, когда я жила в Шуштаре, а мой отец здесь, в Тегеране, у меня возникло дурное предчувствие. Что-то говорило мне, что я должна поехать к отцу, и я поделилась этими мыслями со своим мужем. Он сказал: «Поедешь в следующем месяце, когда начнутся каникулы». Мы крепко поссорились – единственный раз за все время нашей совместной жизни. «Если ты не отпустишь меня к отцу, – сказала я, – мы расстанемся». «Хорошо, поезжай», – ответил он.
Когда Шамси приехала в Тегеран к отцу, то узнала, что на следующий день он должен был ложиться в больницу на обычное обследование. В тот вечер они проговорили допоздна – вспоминали прошлое, рассказывали друг другу свои новости; утром она проводила его до больницы, где он и скончался в тот же день от сердечного приступа.
– Если бы я не послушалась своего внутреннего голоса и не повидала бы отца перед смертью, я никогда бы себе этого не простила, – сказала Шамси. – Если бы даже мне пришлось развестись со своим мужем, я бы все равно поехала к отцу. То же самое следует сделать и тебе.
– Не могу. – Слезы потекли у меня по щекам. И я рассказала ей почему.
– Даже не верится, что Махмуди на такое способен.
– Слава Богу, мы переехали, и сейчас все хорошо. Я счастлива дружбой с тобой, но, если он узнает, что ты в курсе дела и что я так рвусь домой, он запретит мне с тобой видеться.
– Не беспокойся. Я ничего ему не скажу, – уверила меня Шамси.
Она сдержала слово. Однако с этого дня ее отношение к Махмуди заметно изменилось. Теперь она держалась с ним холодно и отчужденно, подавляя гнев, скрывая свои чувства не лучше, чем кружевная чадра – ее платье.
Кончилось лето. Подошло время августовской военной недели – мрачное напоминание о том, что нас с Махтаб держат в Иране вот уже больше года. Каждый вечер на улицах проводились шумные демонстрации. Мужчины маршировали строем, совершая при этом обряд самобичевания. В определенном ритме они, перекидывая цепи за плечи, били себя ими по голым спинам – сначала через правое плечо, потом через левое. Под непрерывный, монотонный речитатив они доводили себя до исступления. По их спинам струилась кровь, но они не чувствовали боли.
С экрана телевизора неслись особенно озлобленные речи, но я старалась пропускать их мимо ушей – теперь-то я знала, что у иранцев между словом и делом огромная пропасть. Все эти гневные тирады и громкие завывания не более чем тараф.
– Я хочу устроить в день рождения Махтаб настоящий праздник, – сказала я.
– Никого из моих родственников приглашать не будем, – отозвался Махмуди. И, к моему удивлению, добавил: – Мне просто противно их видеть. Все они грязные и вонючие.
Несколько месяцев назад нельзя было и подумать о том, чтобы не пригласить родственников на день рождения, – это было бы расценено как вопиющее хамство.
– Позовем Шамси, Зари, Эллен, Хормоза, Малихе и ее семью.
Малихе жила по соседству, в квартирке, примыкавшей к нашей спальне. Она не говорила по-английски, но была со мной очень приветлива. Мы общались каждый день, благодаря чему я лучше изучила фарси.
Список гостей, предложенный Махмуди, свидетельствовал о том, насколько изменился наш круг друзей, а также об его смягчившемся отношении к Эллен и Хормозу. Он осознал, что они от души хотели помочь в критический момент. В нынешний, относительно спокойный период сложной жизни Махмуди его желание сблизиться с Эллен и Хормозом являлось негласным признанием того, что прошлые неприятности – отчасти или полностью – произошли по его вине.
На сей раз Махтаб не пожелала, чтобы торт был заказан в кондитерской. Она предпочла, чтобы я испекла его сама. Задача была не из легких. Разреженный воздух Тегерана и регуляторы температуры в духовке пагубно сказывались на моих кулинарных способностях. Пирог вышел сухой и ломкий, но Махтаб он все равно понравился, в особенности дешевая пластмассовая кукла, которую я водрузила в центре.
В тот год день рождения Махтаб пришелся на один из многочисленных религиозных праздников. В этот день никто не работал, и мы решили собрать гостей не к ужину, а к обеду.
Я приготовила ростбиф со всеми положенными подливами и гарнирами, включая картофельное пюре и запеченные бобы – любимое блюдо Эллен.
Все было готово, гости собрались, только Эллен и Хормоз задерживались. Пока мы их ждали, Махтаб открывала подарки. Малихе подарила ей Мышонка Муска с огромными оранжевыми ушами – любимый персонаж иранских мультфильмов. Шамси и Зари преподнесли ей нечто удивительное – свежий ананас. Мы с Махмуди подарили ей костюм – рубашку с брючками – ее любимого лилового цвета. Но нашим главным подарком был велосипед, сделанный в Тайване, за который мы заплатили сумму, равную 450 американским долларам.
Мы долго не садились за стол, но все ужасно проголодались и поэтому решили начинать без Эллен и Хормоза. Они появились ближе к вечеру и были удивлены тем, что мы заканчиваем трапезу.
– Ты же пригласила нас к ужину, а не к обеду, – обиженно бросила Эллен.
– Этого не может быть, – ответила я. – Ты, наверно, что-то перепутала.
– Вечно ты все путаешь, – напустился на нее Хормоз. – Из-за твоих дырявых мозгов мы вечно опаздываем!
Хормоз еще долго разносил Эллен в присутствии всех собравшихся, она же стояла, покорно понурив голову, покрытую чадрой.
Пример Эллен подстегивал меня продолжать искать способ бежать из Ирана. Даже не будь передо мной этого негативного примера, я бы все равно не смирилась; он же доказывал, что медлить нельзя. Чем дольше я буду оставаться в Иране, тем скорее могу превратиться в подобие Эллен.
Наша жизнь в Иране достигла поворотного пункта. Она стала гораздо более комфортабельной, но это-то и было чревато опасностью – самоуспокоением. А может быть, мы будем жить относительно счастливо здесь, в Иране, вместе с Махмуди? И уровень достатка перевесит тот неизбежный риск, которым будет сопровождаться наш с Махтаб побег?
Каждую ночь, когда я ложилась с Махмуди в постель, я знала ответ – нет. Человек, с которым я спала, был мне отвратителен, более того, вселял в меня страх. Сейчас он спокоен, но это ненадолго. Следующая вспышка гнева – всего лишь дело времени.
Теперь, когда я могла часто пользоваться телефоном и делать короткие вылазки в посольство, я возобновила поиски человека, который мог бы мне помочь. К сожалению, моя самая большая надежда, казалось, растворилась в летнем зное. Телефон мисс Алави был отключен. Я предприняла еще одну тщетную попытку связаться с Рашидом, чей друг переправлял людей в Турцию. Он вновь отказался вести какие бы то ни было переговоры – о том, чтобы взять с собой ребенка, не могло быть и речи.
Я должна была найти кого-то другого. Но кого? И как?
19
Я смотрела на адрес, нацарапанный на клочке бумаги рукой… одного человека.
– Придете по этому адресу и спросите управляющего, – сказал мне «один человек».
Затем объяснил, как доехать. Назвать фамилию моего благодетеля значило бы приговорить его к смерти в Исламской Республике Иран.
Это был адрес учреждения, расположенного на другом конце города; мне предстоял долгий и трудный путь по многолюдным улицам, но я решила, несмотря на всю рискованность предприятия, отправиться туда немедленно. Махтаб была со мной. Перевалило за полдень, и я сомневалась, успеем ли мы обернуться до возвращения Махмуди из больницы. Но обретенная мною свобода придавала мне смелости. Если потребуется, я что-нибудь куплю – какую-нибудь мелочь для дома – и объясню, что мы с Махтаб задержались в магазине. Махмуди это проглотит, по крайней мере на первый раз.
Я приняла решение: откладывать нельзя. Я должна ехать сейчас же.
В целях экономии времени вместо обычного оранжевого такси мы с Махтаб взяли дорогое такси с телефоном. Тем не менее поездка оказалась долгой и утомительной.
Махтаб не спрашивала, куда мы едем, вероятно интуитивно чувствуя, что есть вещи, о которых лучше не знать.
Наконец мы отыскали нужный адрес – конторское здание, внутри которого сновали служащие, проявляющие нетипичное для этого города усердие. Я подошла к секретарше, говорившей по-английски, и сказала, что хотела бы видеть управляющего.
– Сейчас налево. Затем вниз по лестнице и до конца холла, – объяснила она.
Мы оказались в цокольном этаже, где располагался общий большой офис. Один угол представлял собой приемную, обставленную комфортабельной западной мебелью. Здесь были книги и журналы.
– Почему бы тебе не подождать здесь, Махтаб? – предложила я.
Она согласилась.
– Где можно найти управляющего? – спросила я одного из служащих.
– В конце холла. – Он указал на дверь, отделяющую кабинет управляющего от остального помещения, и я направилась к ней решительным шагом.
Я постучала в дверь и, когда мужской голос пригласил меня войти, произнесла, как меня научили:
– Я Бетти Махмуди.
– Проходите, – сказал управляющий на безукоризненном английском и пожал мне руку. – Я вас уже поджидаю.
Он закрыл за собой дверь и предложил мне сесть, улыбнувшись широкой, сердечной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56