Я попыталась втиснуться между ними, но Махмуди был намного сильнее нас обеих. Он опять и опять наносил удары по крошечной движущейся цели – по рукам и по спине. С каждым ударом крики Махтаб становились все истошнее.
Схватив малышку за руку, я попыталась оттащить ее от него. Левой рукой он отшвырнул Махтаб в сторону, и она ударилась о стену. Ханум Шахин и несколько других учителей быстро встали вокруг нее защитным кольцом. Она пыталась вырваться, убежать, но учителя ее удержали.
Гнев Махмуди мгновенно обрушился на новый объект. Правым кулаком он ударил меня по голове, так что у меня все поплыло перед глазами и я чуть не повалилась на спину.
– Убью! – орал он по-английски, сверкая глазами. Затем, с вызовом посмотрев на учителей, он сжал мне запястье, словно тисками, и обратился непосредственно к ханум Шахин.
– Я убью ее, – повторил он тихо, зловеще.
Он потащил меня за руку. Я попыталась было сопротивляться, но еще не пришла в себя после сильного удара и не смогла освободиться. Где-то в глубине моего воспаленного мозга пульсировала мысль – хорошо, что его бешенство излилось на меня. Я решила уйти с ним, увести его от Махтаб. Покуда он вдали от нее, с ней ничего не случится, твердила я себе. Пока я с ним, с ней все будет в порядке.
Внезапно Махтаб вывернулась из рук учителей и устремилась мне на подмогу.
– Не беспокойся, Махтаб, – проговорила я сквозь слезы. – Я вернусь. Отпусти нас. Отпусти нас!
Ханум Шахин подошла к Махтаб и обняла ее. Другие учителя расступились, дав нам с Махмуди дорогу. Все эти женщины были бессильны против гнева единственного вторгнувшегося сюда мужчины. Крики Махтаб становились громче и отчаяннее, пока Махмуди волок меня за собой – из класса, по коридору, на улицу. От боли и страха у меня кружилась голова, я панически боялась Махмуди. Вдруг он и вправду убьет меня? А если я выживу, что он вытворит с Махтаб? Увижу ли я ее снова?
На улице он гаркнул приближающемуся такси:
– Сюда!
Такси остановилось. Махмуди открыл заднюю дверцу и грубо втолкнул меня внутрь. На заднем сиденье уже жались друг к другу четверо или пятеро иранцев, и Махмуди сел впереди.
Когда такси влилось в поток движения, Махмуди, не обращая внимания на других пассажиров, повернулся ко мне и прорычал:
– Ты очень плохой человек. Я сыт тобой по горло. Я убью тебя! Сегодня же!
Он продолжал в том же духе еще несколько минут, пока я наконец не рассвирепела – исчезли и слезы, и страх.
– Правда? – саркастически спросила я. – Интересно, как же ты собираешься меня прикончить, расскажи.
– Большим ножом. Я разрежу тебя на куски. Нос и ухо отправлю твоим родственникам. Они тебя больше никогда не увидят. Вместе с гробом я пошлю им пепел от сожженного американского флага.
Меня вновь охватил ужас, сильнее, чем прежде. Зачем я ему перечила? Теперь он взбесился окончательно и может выкинуть все что угодно. Его угрозы звучали до жути правдоподобно. Я знала, что он способен на безумие, которое только что с таким смакованием описал.
Он не унимался – орал во все горло, бранился. Я сидела, притихнув. Уповала лишь на то, что его гнев изольется в словах, а не в поступках.
Такси, однако же, двигалось не в направлении дома, а в направлении больницы, где он работал. Он замолчал, обдумывая, как быть дальше.
Когда такси застряло в пробке, Махмуди повернулся ко мне и рявкнул:
– Вылезай!
– Я останусь в машине, – выпалила я.
– Я сказал, вылезай!!! – завопил он.
Подавшись назад, он дернул за ручку и открыл мою дверцу. Другой рукой он вытолкал меня на мостовую – я чуть не упала, едва успев встать на ноги. К моему изумлению, Махмуди остался в машине. Прежде чем я сообразила, что произошло, дверца захлопнулась и такси укатило прочь.
Оказавшись в гуще толпы, я особенно остро ощутила свое одиночество. Моя первая мысль была о Махтаб. Не помчится ли он в школу, чтобы забрать ее, избить, отнять у меня? Но нет, я поняла, что он поехал в больницу.
Наверняка Махмуди вернется в школу за Махтаб не раньше полудня. У меня в запасе было несколько часов.
Надо найти телефон! Позвонить Хэлен. Позвонить в полицию. Позвонить кому угодно, лишь бы прекратить этот кошмар.
Я блуждала по улице в поисках телефона довольно долго – мой русари намок от слез, – как вдруг узнала район. Я находилась в нескольких кварталах от дома Эллен. Я пустилась бежать, проклиная пальто, полы которого путались между ногами, и молила Бога, чтобы Эллен была дома. Хормоз тоже. Раз я не могу связаться с посольством, мне придется довериться Эллен и Хормозу! Мне придется кому-нибудь довериться!
Уже у самого их дома я вспомнила о близлежащей лавке, где Эллен с Хормозом пользовались телефоном. Может быть, мне все-таки удастся дозвониться до посольства? Миновав дом Эллен и приближаясь к магазину, я постаралась успокоиться, чтобы не вызвать подозрений. Уже в магазине я, изо всех сил стараясь держать себя в руках, объяснила хозяину, что Эллен моя подруга и мне нужен телефон.
Он разрешил мне позвонить.
Стоило мне услышать голос Хэлен, как я уже не могла сдерживаться.
– Пожалуйста, помогите, – прорыдала я. – Вы должны мне помочь.
– Успокойтесь, – сказала Хэлен. – Объясните, в чем дело.
Я объяснила.
– Он вас не убьет, – уверила она. – Он ведь и раньше грозился.
– На сей раз это не пустая угроза. Он собирается убить меня сегодня. Встретьтесь со мной, умоляю вас. Придите.
– А вы не можете заехать в посольство?
Я поразмыслила. Дорога в посольство была кружной и долгой – я никак не успевала в школу к полудню. А я должна была быть там во что бы то ни стало, должна была спасти своего ребенка.
– Нет, – ответила я. – У меня не получится.
Я знала, что Хэлен ежедневно осаждают сотни иностранцев, и у каждого – своя печальная, драматичная история. У нее не было ни минуты свободного времени. Но я так нуждалась в ней.
– Вы должны приехать! – крикнула я.
– Хорошо. Куда?
– К школе Махтаб.
– Ладно.
Я устремилась к магистральной улице, где можно было остановить оранжевое такси, по щекам у меня струились слезы, я отпихивала каждого преграждавшего мне путь встречного, и как раз в тот момент, когда я проходила мимо дома Эллен, из окна на втором этаже выглянул Хормоз.
– Бетти-и! – окликнул он. – Ты куда?
– Никуда. Со мной все в порядке. Оставь меня в покое.
Хормоз различил в моем голосе истерические нотки. Он выбежал из дома и легко нагнал меня в середине квартала.
– Что случилось? – спросил он.
– Оставь меня в покое, – вымолвила я сквозь рыдания.
– Нет. И не подумаю. Что случилось?
– Ничего. Мне надо идти.
– Загляни к нам, – предложил Хормоз.
– Не могу. Я должна ехать в школу к Махтаб.
– Загляни к нам, – ласково повторил Хормоз. – Все расскажешь. А потом мы отвезем тебя в школу.
– Нет. Я позвонила в посольство, и люди оттуда будут ждать меня около школы.
Иранская гордость Хормоза была уязвлена.
– Зачем тебе было звонить в посольство? Посольство тут совершенно ни при чем. Забудь о нем. Эти люди тебе ничем не помогут.
В ответ я лишь разрыдалась.
– Ты совершаешь большую ошибку, – увещевал Хормоз. – За посольство Махмуди тебя по головке не погладит.
– Я пошла. Мне надо в школу к Махтаб.
Увидев, что меня не переубедить, и поняв, что я должна быть рядом с дочерью, Хормоз предложил:
– Давай мы тебя отвезем. С Эллен, на машине.
– Хорошо, – согласилась я. – Но только сейчас же.
Вся школа была в волнении. Ханум Шахин сказала, что Махтаб в классе – на ней нет лица, но она молчит. И посоветовала пока ее не трогать, я согласилась. Эллен и Хормоз довольно долго беседовали с директрисой, выясняя подробности случившегося. Хормоз казался обеспокоенным, встревоженным. Рассказ о взбесившемся Махмуди и вид моих страданий были ему не по душе. Он пытался найти какой-то выход из создавшегося кризиса, не подвергая нас новой опасности.
Тут ко мне подлетела миссис Азар со словами:
– Вас там спрашивают.
– Кто? – вскинулась ханум Шахин.
Хормоз что-то объяснил ей на фарси, и лицо директрисы потемнело. Официальные лица из швейцарского посольства были ей совершенно ни к чему. Под ее хмурым взглядом я все же вышла с ними поговорить.
Хэлен и мистер Винкоп ждали на улице около школы. Они подвели меня к машине, на которой не было никаких дипломатических номерных знаков. Там, на заднем сиденье, я им все рассказала.
– Мы отвезем вас в полицию, – заявил мистер Винкоп.
В полицию! Я давно подумывала о том, чтобы туда обратиться, но всякий раз по зрелом размышлении отклоняла эту идею. Полицейские были иранцами, стоявшими на страже иранского закона. Махмуди же распоряжался своей семьей в соответствии с таковым. В чем-то они, может, и помогли бы, но я боялась их последнего слова. Они обладали властью депортировать меня, выслать из страны без дочери. И тогда Махтаб навсегда останется в этом безумном государстве со своим безумным отцом. Однако сейчас полиция, казалось, была единственным выходом. Восстановив в памяти события сегодняшнего утра, я пришла к твердому убеждению, что Махмуди приведет свою угрозу в исполнение. Я боялась как за Махтаб, так и за себя.
– Хорошо, – сказала я. – Едем в полицию. Но сначала я должна забрать Махтаб.
Я вернулась в школу, где Эллен и Хормоз все еще беседовали с ханум Шахин.
– Я уведу Махтаб прямо сейчас, – сказала я.
Миссис Азар перевела мою фразу, затем – ответ ханум Шахин. Когда до меня дошел смысл ее слов, я поняла, что директриса не только кардинально изменила свое отношение ко мне, но и была обозлена. Вот уже несколько месяцев – а сегодня утром особенно – она открыто занимала мою сторону в войне, которую я вела со своим мужем. Но сейчас я совершила непростительный грех – привела в ее владения людей из представительства США. Официально они считались служащими швейцарского посольства, но представляли интересы Америки. Работа же ханум Шахин заключалась в том, чтобы мыслить, учить и проповедовать в рамках антиамериканской пропаганды. Ее и выбрали-то на эту должность за твердость политических убеждений.
– Мы не можем отдать ее вам, – ответила ханум Шахин. – Это будет нарушением закона. У нас же исламская школа, и мы обязаны подчиняться исламскому законодательству, по которому ребенок принадлежит отцу. Так что вам мы отдать ребенка не можем.
– Вы не смеете! – возмутилась я. – Он же ее изобьет. Ханум Шахин только сильнее насупилась.
– Нельзя, – повторила она и добавила: – Вам не следовало приводить сюда людей из посольства.
– Ну хорошо, тогда не могли бы вы поехать в полицию вместе со мной и Махтаб? Или пусть поедет кто-нибудь из школы.
– Нет, – отрезала ханум Шахин. – Мы ничего не знаем.
– Но он же при вас грозился меня убить!
– Мы ничего не знаем.
Мой взгляд упал на ханум Матави, которая была моей лучшей ученицей по английскому.
– А вы? – спросила я. – Вы слышали, как он это говорил?
– Да, – ответила она. – Слышала.
– Вы не могли бы поехать со мной в полицию? Ханум Матави взглянула на ханум Шахин, та вскинула подбородок и поцокала языком. Нет.
– В рабочее время нельзя, – сказала ханум Матави. – Но когда уроки закончатся, я готова поехать с вами в полицию и подтвердить, что он грозил убийством.
Услышав подобную дерзость, ханум Шахин нахмурилась.
В отчаянии, не помня себя от страха и проклиная исламский закон, лишавший меня доступа к собственной дочери, я вернулась к посольской машине.
– Они не отдают мне Махтаб, – заплакала я. – И не хотят ехать в полицию.
– Что вы намерены делать? – спросила Хэлен.
– Не знаю.
Слова «полиция» и «исламское законодательство» звенели у меня в ушах. Если уж ханум Шахин столь законопослушна, то чего же тогда ждать от полиции? Ведь полицейские – мужчины. Теперь я не сомневалась – поход в полицию будет означать, что я навсегда потеряю Махтаб. Этого я допустить не могла, пусть бы мне и пришлось рисковать ради этого собственной жизнью. Могу ли я рассчитывать на то, что Махмуди остынет и не приведет в исполнение свои угрозы; доживу ли я до завтрашнего дня? Есть ли у меня выбор?
Хэлен и мистер Винкоп старались помочь мне сохранять здравомыслие. Им был понятен мой страх перед полицией. Он имел под собой основания. Кроме того, они опасались за мою безопасность и за безопасность невинного пятилетнего существа, оказавшегося в этой чудовищной мясорубке.
Размышляя вслух, я рассказала им о мисс Алави и об ее замысле – просить брата нелегально вывезти нас с Махтаб в Пакистан.
– Это вполне реально, – сказала я. – Вероятно, мне надо просто подождать и посмотреть, что будет дальше. А вдруг таким путем нам удастся выбраться из страны.
– Вы с ума сошли, – мягко произнесла Хэлен. – Идите в полицию. И уезжайте из страны официально. Оставьте Махтаб здесь.
– Ни за что! – воскликнула я, вновь поразившись черствости Хэлен.
Хэлен была отзывчивым человеком и вовсе не хотела причинить мне боль. Я вспомнила, что хоть она и армянского происхождения, но родилась в Иране. И с детства впитывала в себя другую философию. Она считала, что ребенок действительно принадлежит отцу. Мои материнские чувства были ей просто непонятны.
– Так вы не поедете в полицию? – спросил мистер Винкоп.
– Нет. В противном случае я никогда больше не увижу Махтаб.
Дипломат глубоко вздохнул.
– Ну что ж, – сказал он. – Пока мы ничего больше не можем для вас сделать. Думаю, нам следует поговорить с вашими друзьями.
Я вызвала на улицу Эллен и Хормоза.
– Вы можете ей помочь? – осведомился у них мистер Винкоп.
– Да, – ответил Хормоз. – Одну мы ее не бросим. Мы дождемся возвращения Махмуди. Потом отвезем Бетти и Махтаб к нам домой и позаботимся об их безопасности. Они будут оставаться у нас до тех пор, пока эта проблема не решится.
Сейчас все несколько успокоились. Эллен и Хормоз по-своему, по-ирански, проявляли участие. Хэлен и мистер Винкоп дали мне номера своих домашних телефонов и просили немедленно звонить в случае каких-либо осложнений, затем они уехали.
Я, Эллен и Хормоз ждали возвращения Махмуди, сидя в машине. Вдруг Хормоз сказал:
– Мы решили, несмотря на наш мусульманский долг, ничего не говорить Махмуди о людях из посольства и о твоих планах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56