– Маленькая дрянь! – отчетливо проговорил он. – Да понимаешь ли ты, что ославила меня на весь Париж?– Пусти! – закричала она и выбила его руку из-под своего подбородка. – Ты мне не отец и не муж! И ты сам себя давно ославил связью с несовершеннолетней!Фрэнк чуть не задохнулся от нахлынувшей ярости. Несколько секунд он смотрел, как Шарлотта утирает слезы, и ему казалось, что сейчас он схватит ее за эту мальчишескую челку и так и потащит к двери, бросив вдогонку чемодан с драными джинсами и парой поношенных маек. Он представил себе, как она стоит на лестнице, короткий халат едва прикрывает худенькое тело… Длинные смуглые ноги, тонкая шея, острый носик… С дрожащими руками он вернулся в свое кресло, долго не мог вытащить сигарету из пачки, а потом без конца чиркал зажигалкой – палец соскальзывал, не желая повиноваться.Шарлотта, казалось, уже совсем успокоилась и теперь с нескрываемым любопытством поглядывала на него. Она не ожидала от Фрэнка такой вспышки гнева, привыкнув к его покровительственной снисходительности и всепрощению. Вины своей она не осознавала: подумаешь, а что здесь такого? Строит из себя папашу! То не говори, так не сиди! Ну-ка покажи, что ты себе купила? Э, нет, это слишком вульгарно, это тебе не по возрасту, а это просто не твой стиль… Сколько можно! Вот, купил ей мобильный телефон – как она радовалась, как целовала его, дурочка! И только потом поняла, что вовсе это не для того, чтобы сделать ей приятное, просто-напросто теперь он может вытаскивать ее отовсюду, когда ему вздумается. Как приспичит навалиться на нее всей своей тяжестью, так и звонит: «Шарль, мальчик мой, где ты?» Будто она существует только для этого! Дома за человека не считали, все «мала еще!», и здесь, как в постель тащить, так взрослая, а в остальном то же самое!Она вдруг вспомнила, как подсела к столику Жана и положила руку ему на колено, так, чтобы не заметила Софи. А Жан весь напрягся, словно она его не погладила, а когтями впилась. И потом, отвозя ее домой, битый час читал лекцию о том, что допустимо, а что нет. «Что скажет Фрэнк?» А что, черт возьми, может сказать Фрэнк? Разве она его собственность? Разве не вправе она сама распоряжаться своим телом и своей жизнью? Ну и не надо! Подумаешь! Нужен ей этот Жан! Ничего нового он выдумать не может! То уши Лапидуса вылезут («Шелк, шелк – вот что нам нужно! Он заменяет собой все: бархат, парчу, шерсть и мех! Нынешний шелк многолик и неузнаваем!»), то Пако Рабанна («Нет ничего более сексуального, чем женская грудь, очертания которой проступают сквозь серебряные кольца кольчуги…»). Зачем ей нужен этот второразрядный модельер, когда Париж наводнен всемирными знаменитостями?! На прошлой неделе Лали представила ее Эрику Мартенсену, и тот взглянул на нее с интересом. Да-да, с интересом! И улыбнулся ей. Это, конечно, еще ничего не значит, не такая уж она дурочка, чтобы этого не понимать, но если приложить усилия, встретиться еще раз, потом еще… Кто знает?Шарлотта вдруг поняла, как далеко увели ее мысли, а глаза Фрэнка по-прежнему устремлены на нее, и этот взгляд не предвещает ничего хорошего. «Чего доброго, еще и ударит», – подумала она. Но нет, все, хватит! Что может дать ей этот занудный критик-искусствовед? Правда, она привязалась к нему, с ним бывает весело, особенно когда он начинает дурачиться, а не строит из себя престарелого умника. Впрочем, он ведь и есть престарелый умник, кто же еще? Только она больше не нуждается в его назойливой опеке. Если хочет с ней спать – пожалуйста, но поучать ее больше не надо. Ей скоро семнадцать, и она уже год с лишним сама зарабатывает себе на хлеб. Шарлотте захотелось немедленно высказать это Фрэнку, но все-таки она не решилась… Вскочив на ноги, под пристальным взглядом Фрэнка она ушла в спальню.Он подождал несколько бесконечно тянувшихся минут. Потом вошел в спальню. Внутри у него все кипело, и он сам боялся того, во что могла вылиться эта с величайшим трудом сдерживаемая ярость. Шарлотта, уже одетая в новые узкие джинсы и джинсовую жилетку на голое тело, вынимала из шкафа одну за другой свои вещи и бросала их как попало в большую сумку – видимо, она всерьез собралась уходить. Несколько минут назад Фрэнк представлял себе, как тащит ее к двери и, в одном халатике, оставляет на лестнице, захлопнув дверь перед ее носом. Но теперь, глядя на эти сборы, он понимал, что никогда не смог бы этого сделать, поэтому и ее поведение казалось ему только глупой демонстрацией. Словно она прочла его мысли и решила опередить его. Нет, не ты выставишь меня, я сама уйду! – кричали движения ее рук, сдергивавших с вешалок бесконечные платья, юбки, брюки, рубашки, майки, жилетки, пиджаки…– Шарли, – позвал Фрэнк.Его ярости как не бывало. Вернее, она свернулась клубком на сердце и давила своей тяжестью. Но все же это было отступление. Шарлотта не ответила, продолжая свое занятие.Тогда он тихо вышел из комнаты и, вернувшись в кресло, закурил очередную сигарету. Руки перестали дрожать, и сигарета больше не прыгала в пальцах. Но через минуту ему снова стало не по себе. Он понял, что его преследуют бесконечные повторения. Рано или поздно в каждом романе наступает заключительный этап. Он может длиться сколь угодно долго, но его начало всегда легко определить. Ссор может быть великое множество, однако лишь одна вдруг становится началом конца. И если Фрэнк, зафиксировав этот момент, обычно продолжал вести себя по-прежнему, то его партнерша, сделав тот же вывод, могла одним махом приблизить финишную черту.Он вспомнил, как много лет назад девушка по имени Уитни раздраженно передернула плечами и сказала ему: «В таком случае, не провожай меня!» Он забыл, из-за чего они тогда повздорили, но не забыл, что именно в тот вечер ему впервые не хотелось тащиться с ней рядом по ночному городу. Ее слова он до сих пор вспоминал с благодарностью – она избавила себя от многих ненужных вопросов, а его – от бессмысленно-упрямого молчания в ответ.Второй случай был в Париже не так уж давно, когда в его жизни уже появилась Шарлотта, но его сосредоточенность на ней еще не исключала кратковременных увлечений другими женщинами. Только в последнее время Фрэнк понял, что бесконечная смена имен, лиц, тел, привычек утомила его так, будто он не по собственной воле, а под чьим-то давлением спешил от одной женщины к другой, из одного запутанного клубка отношений к другому. Женщина, о которой он сейчас вспоминал с благодарностью, оказалась подругой той самой жены дипломата и поклонницы дома «Torrente», что, впрочем, не смущало ни ее, ни Фрэнка. Как-то, после бурного соития, он в шутку заметил, что от ее пронзительных криков у него закладывает уши. Она моментально парировала: «В следующий раз заклеишь мне рот скотчем!» Но следующего раза так и не состоялось, так как на предложение встретиться телефонная трубка томно ответила ему: «Милый, я думаю, нам следует остановиться…» И снова он испытал огромное благодарное облегчение. А ведь любая другая из его женщин проглотила бы эту «шутку» спокойно…И вот теперь у Фрэнка появилось ощущение, что ситуация повторяется в третий раз. Сколько бы ни было между ним и Шарлоттой непонимания и ссор, никогда он не испытывал такой ярости, такого неистового раздражения. Возможно, это и было начало конца. Недаром, глядя на ее склоненную стриженую голову, на кончик языка, время от времени медленно проползающий по верхней губе, он мысленно просмотрел весь фильм, отснятый на пленку его памяти, фильм под названием «Шарлотта». Возможно, в этой юной неопытной девушке уже достаточно мужества и силы, чтобы, почувствовав первое прохладное дуновение ветра, разом поставить последний титр: «FIN». При этой мысли Фрэнк почувствовал внезапную тоску – словно Шарлотта уже ушла, оставив его бесконечно просматривать одну и ту же видеокассету. Нет-нет, это не было началом конца, как вся их история не была очередным романом, увлекательным в начале и утомительным в конце. Шарлотта просто пугает его, это обычная женская уловка с собиранием вещей. Ведь сколько времени возится! Давно бы уже собралась, если бы…Словно в ответ на его мысли, она появилась в дверях и, с трудом дотащив сумку до середины комнаты, села на диван.– Будь любезен, вызови мне такси, – сказала она, не глядя на Фрэнка.– Зачем? Я отвезу тебя, куда скажешь, – он все еще пытался относиться к этому, как к затянувшемуся женскому «фокусу».Шарлотта скривилась.– Нет уж! Я не хочу, чтобы ты знал, куда я еду, и потом доводил меня своими приходами… Впрочем, я и сама вызову.Она поднялась, но Фрэнк одним прыжком настиг ее и преградил дорогу. Теперь ему стало ясно, что она не шутит, это не каприз и не временная мера, чтобы проучить его. Она бросает его! Впервые от него уходит женщина, которую он боится потерять! Его ярость вскинула голову, как притаившаяся кобра. Он вцепился в худенькие плечи…Шарлотта в джинсовом наряде была очень похожа на мальчишку и дралась, словно мальчишка – ожесточенно и яростно. Бой был без правил. Она так страстно влепила Фрэнку между ног, что он взвыл и на мгновение выпустил ее. Но тут же догнал и сгреб в охапку. Она извивалась, брыкалась, лягалась, кусалась, но он все же удержал ее и, внеся в спальню, бросил на постель. Он стоял над ней, будто насильник, настигший свою жертву ночью в безлюдной местности, где можно даже не зажимать рот. Выбившись из сил, она вжалась в кровать и затихла, испуганно глядя, как стоящий над нею мужчина с незнакомым страшным лицом не спеша стаскивает с себя брюки.– Не трогай меня, ублюдок! – взвизгнула она, но тут же осеклась, потому что незнакомец вдруг жутко осклабился.Она метнулась было куда-то в сторону, но он поймал ее, больно схватив за волосы, и подмял под себя. Стащив с нее джинсы, он ногой откинул их на пол и рванул молнию на жилетке. Как ни старалась Шарлотта освободиться, как ни пробовала ударить, укусить, у нее ничего не выходило. Оба ее запястья крепко держала его рука, а тело было беспомощно распластано под навалившейся тяжестью… Плача от обиды и унижения, она впервые ощущала себя в таком полном подчинении у грубой мужской силы. И постепенно ее судорожные всхлипы превратились в полные мучительной страсти стоны, поразившие впервые воспользовавшегося женской слабостью Фрэнка. Глава 7 Не было покоя и Рэю. Беспокойная натура вечно влекла его куда-то – к новым манящим перспективам. Он был похож на альпиниста, что, преодолев только половину подъема, вдруг с изумлением обнаруживает невдалеке другую вершину, гораздо выше, прекраснее, соблазнительнее и стремглав спускается вниз, чтобы отправиться к подножию новой высоты. Но и ее не успевает покорить, увлеченный уже новым видом, новой целью. У Рэя всегда наготове были наполеоновские планы, которые он никому не позволял критиковать, а каждую свою неудачу расценивал как знак свыше, как указание оглянуться вокруг и поискать более достойную цель.Шлейф самых разнообразных видов деятельности тянулся за ним. После окончания университета Рэй занимался аудитом, и уже тогда начались его длительные поездки в другие города. Потом он с головой ушел в коммерцию, надеясь со временем открыть свое дело, но планы его менялись слишком часто… Что только не продавал он за эти годы! Автомобили и соли для ванн, надувные кровати и вновь входившие в моду женские чулки, посуду с антипригарным покрытием и всевозможные виды мебели – спальни и гостиные всех эпох, на любой вкус. Иногда ему приходилось начинать с должности рекламного агента, но, обладая коммерческой жилкой, Рэй быстро поднимался по служебной лестнице. За что бы он ни брался, все ему удавалось. Но каждый раз за пять минут до окончательной победы ему подворачивался вдруг такой шанс, который никак нельзя было упустить, какой бывает лишь раз в жизни, и он снова бросал все, пускаясь вдогонку за призрачной птицей удачи. Импульсивность и несдержанность Рэя привели к тому, что у него не осталось друзей. Не задерживались у него и деньги – сколько бы он ни зарабатывал, все быстро куда-то уходило: на подарки женщинам, на помощь родным, на собственные удовольствия. Он так и не приобрел своего жилья, снимая квартиры просторные, богато обставленные, в престижных районах или же тесные, с беднотой вокруг, за добрых полтора часа езды до центра – в зависимости от того, что мог себе позволить в тот или иной период жизни. Так же менялись его автомобили.Порой, устраивая шикарную вечеринку, он начинал покровительственно похлопывать гостей по плечу и, подвыпив, пускаться в разглагольствования о таланте, который выпадает на долю одному из ста, а прочим приходится всю жизнь довольствоваться жалкой ролью рабочей пчелы. Естественно, это не встречало бурного восторга. Но он никогда никого не хотел обидеть, просто хамство было присуще его широкой натуре так же, как и щедрость.Несмотря на постоянные перемены, кое-что в жизни Рэя все же оставалось неизменным. В Гринвилле ему всегда были рады мама, две сестры и племянница. Он приезжал к ним только тогда, когда бывал «на подъеме», привозил кучу подарков, сорил деньгами и неизменно одаривал каждого члена семьи довольно крупной суммой. Нередко за время своего пребывания в Гринвилле он тратил практически все, что у него было, но уезжал при этом чрезвычайно довольный собой. Вся семья гордилась им. Рэй давно уже решил, что ни мама, ни сестры не должны знать о его проблемах – для них он должен быть образцовым сыном и братом. Оставшийся без отца в возрасте пяти лет – тот ушел от матери Рэя к другой женщине – он был окружен заботой и лаской и рано научился ценить это. Чувство благодарности к матери и сестрам теплой волной омывало его сердце, когда неудачи, казалось, готовы были сломать его. Сознание того, что он огорчит маму, неприятно удивит сестер, подстегивало его к принятию смелых и иногда рискованных решений, большинство из которых оказывались удачными. Пропав из вида родственников на несколько долгих месяцев, Рэй вдруг сваливался, как снег на голову, сияющий и щедрый, и ни у кого не поворачивался язык упрекнуть его в том, что он заставил их волноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33