3
Меньше чем через час будущая звезда Алекса Шепвелл сидела рядом с модным голливудским продюсером Полом Груеном в темном «мерседесе» на пути в аэропорт округа Санта-Барбара.
Перед отъездом у Алексы все же хватило ума на всякий случай оставить Барб записку.
Предчувствую твое негодование, но дело в том, что вечером позвонил Грег. Игги недалеко от того места, где снимается фильм твоего отца. Подвернулась возможность попасть туда вместе с киношниками. Как что-то выясню, сразу позвоню, чтоб встретиться всем вместе.
Неважно, поверит Барб или нет. Записка убьет двух зайцев – Барб будет знать, что она не забывает друзей, а с Полом Уиттеном они благополучно забудут друг о друге. По крайней мере, есть такая надежда.
При виде Алексы, сидящей в самолете, у бедной Голубоглазки отвисла челюсть. Пришлось все же взять себя в руки и широко улыбнуться:
– Что, лошадь сбросила?
Что бы ни думала актриса, все было не в пользу Алексы. Ну и черт с ней. Наверное, решила, что ее юная соперница потерпела поражение в постели Пола Уиттена. Пусть так и считает, если ей от этого легче.
Алекса изобразила великолепную ледяную улыбку:
– Скажем так: нужно еще потренироваться… Катлин О'Хаган была единственной, кто обратил внимание на Алексу, даже Груен безучастно молчал. Но будущая актриса была на вершине счастья – полная свобода, раскованность, нет постоянного ощущения утраченных возможностей, и никому, кроме себя, ничего не должна.
Когда пилот объявил о снижении на Сан-Франциско, в салоне удивились:
– А здесь зачем остановка?
Не отрываясь от газеты, Пол ответил:
– Мы с Алексой выйдем. Я скоро буду в Мендосино. Скорей всего завтра.
«Я буду», не «мы будем»! Самолет стал резко снижаться, и вместе с ним падало настроение Алексы. Проклятый Груен решил, что она из тех, с кем просто приятно провести время. Скоро она покажет, как он ошибся. Алекса знала, куда бить, чтобы помочь ему навсегда покончить с хорошими временами. Но как не угодить к нему в постель, закончив при этом пробы?
Странно, но потеря матери именно теперь больно ударила по ней, будто это случилось только что. Проходили месяцы, а Алекса все чаще вспоминала ее смех, шутки над собой; про непонимание, в последние годы все чаще стеной встававшее между матерью и дочерью, Алекса совсем забыла.
А мама знала бы, что делать? Наверное. Слепая любовь к отцу защитила бы ее и подсказала бы естественный выход. Но она, Алекса, не любит никого и никогда не полюбит.
«Не теряй выдержки», – яростно внушала она себе в лимузине на пути в отель «Фермонт», где, как небрежно заметил Пол, он всегда держал за собой номер.
Уже в холле стало ясно, что этого человека не удастся перехитрить. Груен был так уверен в себе, сама сила и властность. Он не смотрел по сторонам, не замечал подобострастных улыбок приветствия. Люди освобождали ему путь, словно поезду, что мчится прямо на них. Алексу сковал страх. Кожа на руках стала гусиной, и сама она, как обычно в такие минуты, вдруг жутко захотела есть.
– Я очень голодна, – пропищала Алекса прямо при входе. Слова прозвучали так по-детски, что стало стыдно. Он даже не посмотрел на нее и прошел прямо в гостиную, темную, как ночь, хоть было половина двенадцатого дня.
– Кухня направо, в шкафу должны быть печенье и сыр, а мне надо еще позвонить. – Он не стал поднимать шторы, включил лампу у низкого дивана. – Налетай, – сказал он, увидев, как Алекса в нерешительности замерла в коридоре.
Можно представить, как дрожали от злости руки у Алексы, когда, распахивая шкаф за шкафом, она обнаружила лишь полупустую пачку хлопьев. В холодильнике оказался один сморщенный апельсин и плавленый сырок.
Алекса вспыхнула. Какого черта ей торчать в этой кухне. Она ведь в одном из самых респектабельных отелей в мире. Увидев на столе перечень гостиничных услуг, она не задумываясь позвонила.
– Это… минуточку… – Номера она не знала. – Это номер мистера Груена, на двадцатом этаже.
– Мистера Груена? – удивились на другом конце провода.
– Пожалуйста, клубный сандвич. Нет, пусть будет два, и положите побольше бекона. Йогурт. Бананы у вас есть? – Голос на другом конце провода не переставал удивляться. – Клубника тоже подойдет. Холодный кофе с шоколадным мороженым, и еще пару банок колы и бутылку молока. И, пожалуйста, можно побыстрее?
Уладив вопрос с едой, Алекса снова задрожала от страха. Бог знает что могло произойти в ближайшие часы. Из соседней комнаты долетал бубнивший в трубку бас Груена. Был прекрасный солнечный день, а в номере было темно, как в наркопритоне китайского квартала.
Через вращающуюся дверь Алекса прошла в просторную столовую. Четырнадцать стульев с высокими спинками («как ряды в церкви», подумала Алекса) окружали стол черного дерева. Стол блестел так, что Алекса, наклонившись, увидела в нем белое, как простыня, лицо. Сиденья расставлены странно: за каждым стулом стояли низенькие табуретки, обитые тем же вельветом, что и королевские стулья. Ну и ну! Может быть, для того, чтобы гости женского пола могли сбрасывать на них свои манто и накидки или класть сумочки? Сумочка! Где сумочка? И рюкзак? Алекса так занервничала, что не могла вспомнить, были ли они у нее в руках у входа в гостиницу. Она метнулась обратно в кухню, а оттуда в коридор. Слава Богу, все на месте.
Тут ее охватило невероятное желание вцепиться в свои узлы и сбежать на свободу. Но почему? Груен пока не тронул ее и пальцем, пока… Да он еще и не взглянул на нее, но все же… Что-то зловещее сквозило во всей обстановке. Да, именно зловещее. Груен все еще говорил по телефону, и Алекса решила проскользнуть по коридору налево, поискать другие выходы. Отворив дверь в конце холла, она ослепла в потоке света. Белые шторы изысканной спальни в японском стиле делали комнату еще светлее. По обеим сторонам широчайшей и низкой кровати лежали татами.
В животе у бедной Алексы заурчало. Она зашла в ванную с многочисленными зеркалами, где все было выдержано в черном тоне. В стенном углублении стояла статуэтка, сюжет которой Алекса даже не сразу поняла – обнаженная женщина у ног мужчины брала в рот его пенис. Алекса содрогнулась. Теперь было ясно, что надо выбираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Но когда она уже кралась по коридору к выходу, в дверь позвонили. Она окаменела, услышав шаги Пола у входа.
– Это что еще? – Он был так зол, будто только что вляпался в собачье дерьмо. Звякнули приборы – видимо, официант попытался вкатить тележку внутрь. Не тут-то было.
– Увезите, – загремел он, – знают же, что я не заказываю в номер! Ты думаешь, я вдвое буду платить за какие-то идиотские булки? Увези, и не дай тебе бог прислать мне в офис счет, ты пожалеешь, что вообще родился на свет.
Официант совершил ошибку, попытавшись вступить в спор: красный как рак Пол вытолкнул его в спину и с силой захлопнул дверь.
– Алекса, ты где? – заревел он.
– Я здесь. – Это была уже не маленькая девочка. Алекса просто захлебывалась от ярости, поняв, что ее бутерброды поехали обратно вниз. – Ты подлый, жадный, да эти… – Она устремилась к двери поднять вещи, но уже в следующую минуту Груен закинул ее на плечо, как мешок тряпья.
– Значит, ты голодная, наглая дрянь? Так я переключу тебя с еды на кое-что другое.
Алекса не могла даже кричать. Дыхание остановилось.
– Поставь меня, поставь на место… – скулила она.
Захватив что-то со стола, Груен уселся на диван. Скоро она узнала, что это такое, и сопротивляться было уже бесполезно. Одним движением он сбросил Алексу на колени лицом вниз, задрал юбку и порвал трусики.
– Это тебе поможет забыть о еде, – прошептал он.
Алекса вертелась и извивалась, как уж, но его рука была слишком тяжела. К ужасу и стыду, в зеркальной стене напротив Алекса увидела себя, беспомощную, полуголую, и его руку, зажавшую кнут с серебряной ручкой. Она сжала зубы, когда на спину обрушились медленные, неторопливые удары. И самым мучительным была не физическая боль, хотя жало кнута и заставляло ее вздрагивать. Страшнее было чудовищное унижение, от которого хотелось разрыдаться. Теперь ясно, как можно убить человека. Ударяя свою жертву, он напевал что-то себе под нос, и, хоть та и не видела лица своего мучителя, можно было догадаться, что он наслаждается всем происходящим.
Под футболкой Алекса чувствовала, как шевелится его член, тяжелеет все его тело. Прижимая левой рукой ее голову, он постепенно начал двигаться вверх и вниз, все быстрей и быстрей, пока, прохрипев грязные ругательства, не выпустил ее из рук и она не рухнула на пол.
Алекса до крови закусила губу. По крайней мере, удовольствия от ее слез она ему не доставит. Она подняла вверх глаза, полные ненависти, и поняла, снова содрогнувшись от отвращения, что сейчас ему все равно, плачет она или смеется. Он получил, что хотел. С полузакрытыми глазами он сполз вниз.
– Ты крыса. – Ее голос был неровным, но в нем не было и тени отчаяния. – Грязная, вонючая крыса! – Она огляделась по сторонам в поисках тяжелого предмета, чтобы как следует врезать ему. Груен медленно уселся, словно напоминая о своей силе.
– Держи! – Он засунул руку в карман, и, не успев понять, что она делает, Алекса уже поймала пакетик орешков, которые подавали в самолете. – Будешь хорошей девочкой – свожу тебя в Макдональдс.
– Ты псих. Тебя надо изолировать. – В трусах или без трусов, она здесь больше не останется. Алекса бросилась к двери. Но, попытавшись безуспешно справиться с замком, поняла, почему Груен не остановил ее.
– Открой дверь или я позвоню в полицию!
– И что ты скажешь им, Мисс Правосудие? Что отведала кнута? Что тебе не хватает покорности? Как ты можешь меня обвинить, ты, начинающая шлюха? – Он откинул голову назад и рассмеялся.
Никогда в жизни она не была так раздавлена и беспомощна. И надо было так свалять дурака! По своей воле очутиться в тюрьме вместе с буйно помешанным, который не хочет даже заплатить за ее бутерброд! Жалость к себе переполнила Алексу. Чтобы не дать ей выплеснуться на глазах у Груена, она убежала в японскую спальню и там, лицом вниз на низкой кровати, дала волю слезам.
Так она пролежала весь день в ожидании его шагов. В двери не было ни ключа, ни задвижки. Единственным оружием защиты могла быть длинная щетка из ванной, которую он мог переломить надвое одним ударом. Но шагов все не было. Проходило время, и к Алексе снова вернулись голод и злость. Силы возвращались к ней. Она приняла душ, обмыла раны. На месте побоев была лишь краснота, по которой никто не понял бы, через что ей пришлось пройти.
Переодеваясь в джинсы и новую футболку, на дне рюкзака она увидела малиновый купальник. Боже, от одного его вида стало тошно. Сейчас Алекса только и мечтала о том, чтобы спрятать красоту и слиться с толпой, где никто не знает ее имени.
Но не может же он долго держать ее взаперти? Что бы стал делать Пол Уиттен, узнай он о нездоровой любви своего друга к кнуту? Как бы дать ему знать, или Барб, да вообще хоть кому-нибудь, и положить конец этому кошмару?
Алекса только задремала, когда в комнате появился Груен. Он только что принял душ и сиял здоровьем и силой. Одет он был в черное кимоно.
– Пойдем, Алекса. Я накормлю тебя, если будешь хорошо себя вести.
Переполняясь ненавистью, она поднялась. Ничего не оставалось, как пойти за ним. Сейчас она думала только о побеге. Как бы улизнуть!
Пол привел ее в столовую. Теперь ее освещал торшер и тонкие серебряные канделябры. Возмущение опять ослепило ее – стол был накрыт на одного. Большая рука Пола обхватила ее сзади за шею и силой усадила на низенькую табуретку рядом со своим стулом.
– Встань на колени и мой мне ноги.
– Не буду. – Она отпрянула назад, когда Пол попытался столкнуть ее на колени.
– Мой мне ноги и получишь еду. Не будешь слушаться – останешься голодной. – У табуретки стоял кубок с небольшими белыми полотенцами, свернутыми в рулончики. Они источали запах сирени. Желудок свела судорога.
– Лучше умру от голода…
– Давай, не упрямься. На, возьми.
Он повертел перед ней кусочком тоста с паштетом. Алекса зажмурилась. Пусть лучше ее пытают, хлещут кнутом, ремнем, бьют палками. Но слюна все-таки заполняла рот, и тут, слава Богу, зазвонил телефон.
– Черт! – Он обернулся, вытащил, к ужасу девушки, из-под сиденья конец длинной тонкой цепочки и защелкнул ее на шее у своей пленницы. Ближе к столу было уже не подобраться, назад, не свалив стула, тоже не сдвинуться.
Его не было минут двадцать. Алекса боялась упасть в обморок, но распиравшая ее ярость не давала потерять сознание. Капельки пота стекали по носу. Волосы застряли в ошейнике.
Вернулся он уже другим – переоделся в спортивный костюм. Он невозмутимо расстегнул цепочку и произнес равнодушно, будто ничего не случилось:
– Возникла одна проблема. Завтра мы не сможем ехать в Мендосино. Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Жаль оставлять незаконченным одно важное дело – твое воспитание. Звонил Пол Уиттен. Его дочь волнуется, куда ты подевалась. Я сказал, что ты маленькая глупая киноманка и доставляешь окружающим много хлопот. И еще сказал, что возьму тебя на пробы, когда ты выучишься хорошим манерам.
– Да если б ты был последним человеком на этой земле, я не стала бы на тебя работать. Тебя надо держать под замком, псих. Уиттен не поверит тому, что мне придется ему рассказать о его знаменитом друге. У тебя плохо с головой.
Груен провел рукой по ее груди, не обращая внимание на слова Алексы.
– Можешь поехать со мной в Лос-Анджелес, я найду для тебя роль… Или можешь возвращаться в детский сад. Подрастешь – вот тогда и увидимся. – Он протянул руку, чтобы обменяться рукопожатиями. Алексе не пришлось долго думать. Через секунду ее зубы уже вонзились в руку ее тюремщика. К полной растерянности Алексы, ее тут же стряхнули, как муравья.
– Возвращайся откуда пришла. – Ему стало скучно. – Через год-другой перебесишься и придешь в себя. А пока ты любому можешь только испортить настроение.
Он ушел. В это трудно было поверить. Подождав пять-десять минут, она, не жуя, проглотила тост и поползла из столовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43