Реклама, размещаемая ими, культивирует недовольство у женщины или мужчины своей внешностью и благоприятствует процветанию фальшивых обещаний».
Ничего себе! Лиса точно в норе. Часовой сенсационный репортаж обеспечен. Отложив папку в сторону, он вспомнил слова Энн Першинг: «Твоя мама была очень красивой. Но, понимаешь, с ее профессией чем дальше, тем труднее удержаться на плаву. Она хотела выглядеть моложе…»
«Самоубийство. Она покончила с собой». По спине пробежала дрожь. Майк с силой стукнул кулаком по столу, так что обернулась даже его сонная секретарша с совиным лицом:
– Что, проблема?
– Да, проблема, – встряхнулся Майк. – И я собираюсь ее решать.
– Вот чертовка, маленькая ведьма, предательница с толстыми щиколотками, ничтожная обманщица…
– Пен, успокойся. – Услышав, как за спиной Пенелопы хлопнула дверь, Блэр не обернулась. Вместо этого она скрестила безупречные ножки и углубилась в просмотр новых слайдов из Парижа.
– Босс, тебе что, нет до этого дела? После всего, что я – что ты…
– Нет дела до чего?
Еще немного – и у Пенелопы пошла бы пена изо рта:
– Я знаю, что ты в курсе. Рэб сказал мне, что звонила Эйлин…
Блэр с удвоенной силой сконцентрировалась на слайдах.
– С его стороны это было некрасиво.
– Черт бы все подрал! – Пен двинула дверь ногой.
Блэр тоже хотелось пнуть в дверь, в стену, в лампу, но больше всего она мечтала, чтобы острый носик ее изящной туфельки оказался прямо посередине овального лица Алексы Шепвелл-Уэллс. Хотелось вышвырнуть ее из «Вью» и пустить слух, что она неуравновешенная, буйно помешанная алкоголичка и дегенератка, что она испытывает влечение к собакам и пони… Но не могла. Руки, язык – все было сковано. Она ничего не может поделать с тем, что без колебаний можно было назвать подлейшей изменой в истории фотомоделей.
До сих пор невозможно было поверить. Поверить в то, как легко он украл у нее то, что для него было таким пустяком, а для нее такой ценностью. И он еще говорит, что перекинулся с Алексой только парой слов. Чтоб, мол, ходила на уроки актерского мастерства ради будущей карьеры.
Блэр схватилась за край стола, чувствуя, что теряет сознание. Она ведь никогда еще не падала в обморок. Что он с ней делает? Нужно принять что-нибудь, чтоб продержаться этот день. Раньше ей не нужны были лекарства. Что ж, сейчас нужны… Что-нибудь, что помогло бы выжать улыбку, поздравить эту нахалку, которая больше никогда, никогда, никогда не появится во «Вью».
Но, не успев произнести приговор, она поняла, что проиграла. Конечно, Алекса еще будет бывать здесь. Этого захочет он, а она позволит. В конце длинного коридора Блэр увидела Пен, держащуюся за голову. Выглядит эффектно. Весь персонал сгрудился в группки, боясь какой-нибудь выходки гения во гневе. Когда она приблизилась, все тут же попрятались в свои норы. Несмотря на неприятность, Блэр подумала о том, что реакция коллектива на событие с последствиями, далеко не радужными для журнала, была здоровой. Она называется лояльностью, о которой Алекса Уэллс, или как ее там, похоже, ничего не слышала.
Рэб Робсон, ее секретарь из «голубых», слонялся по офису, и это не понравилось Блэр. Она смерила его ледяным взглядом, но, как и следовало ожидать, он не похолодел и не выказал вообще никакой реакции.
– Алекса Уэллс пришла. – Рэб позволил себе состроить нечто вроде гримасы тошноты. – Она спрашивает, не найдется ли у вас несколько минут – она хочет сама сообщить вам новость…
– Если она хочет меня видеть, ей придется подождать полчаса. Пригласи ее в три тридцать.
Рэб продефилировал к двери своей утиной походочкой и ровно через тридцать минут так же вразвалку вошел снова вместе с самой удачливой и ослепительной моделью в истории «Вью».
Блэр встала. Она видела, что Алекса испытывает необычную для нее неловкость положения, и упивалась этим. Ни та ни другая не отвели глаз. Пожали друг другу руки. Блэр даже чмокнула ее в щеку.
* * *
Когда Рэб закрыл за собой двойные двери, Блэр указала на диван у окна. С ее стороны не будет никаких попыток завязать разговор. Ей не было равных по части создания неуверенности в собеседнике. Но Господи, как она все-таки красива. Эта девушка в отличие от большинства других супермоделей была неподражаема и за стенами студии. Окинув еще раз профессиональным взглядом ее безупречное лицо, которое сегодня было не накрашено, Блэр почувствовала, как к горлу подступает комок.
И что бы там она ни говорила о щиколотках Алексы, и они были бесподобны даже в кроссовках. Независимость Алексы уже давала о себе знать: кроссовки на ней отнюдь не сияли чистотой, а проще говоря, были грязные.
Несмотря на очевидно холодный прием Блэр, Алекса быстро вошла в свой привычный стиль «Ничто меня не смутит». Блэр откинулась на спинку дивана и вперилась в нее сквозь очки в черной оправе. Поэтому Алекса тоже откинулась назад и намеренно вытянула свои длинные-длинные ноги.
– Я хотела сказать вам сама, что решила принять предложение компании «Дэви Косметикс», – с безразличным видом начала Алекса. – Я всегда буду безмерно благодарна вам – и Пен – но… – Ее голос на секунду дрогнул, – такое предложение никто не смог бы отклонить.
– Что ты будешь там делать?
Алекса засмеялась, откидывая назад роскошные волосы:
– Ну, вам-то лучше знать такие вещи. «Дэви» же знаменита в первую очередь своим кремом против старения. Я слышала, они его делают по старому индийскому рецепту. – Она хихикнула, как глупая школьница. – Вы знаете, умереть от смеха можно, они собираются звать меня Лицом Вечной Молодости – типа того, что с их кремом никто никогда не постареет. Контракт на пять лет и ежегодный пересмотр. Насколько я помню, Пен мне изо дня в день внушала, что за это время я сильно не изменюсь, а потом будет уже неважно. – Ее странные глаза цвета морской волны взглянули прямо в глаза Блэр, как два прожектора. – К тому времени я стану состоятельной и независимой.
Встреча не становилась легче. Когда Алекса начала приятельски болтать о том, что Дэви – это имя одной индийской богини, Блэр решила, что с нее достаточно. Она резко поднялась и вернулась к столу, всем видом говоря о том, что у нее много важной работы и есть и более важные встречи. На Алексу это не произвело никакого впечатления. Она легко перекинулась через стол и сказала:
– Надеюсь, вы не очень злитесь на меня. Хотелось бы думать, я все еще буду появляться во «Вью» – я имею в виду не только в рекламе. Пожелайте мне удачи. – И она элегантно протянула Блэр руку.
Не пожать ее было невозможно. Блэр жалела, что у нее нет клещей, чтобы отщипнуть ей пальцы один за другим. Но сделать она ничего не могла – во всяком случае сейчас, а может быть, и никогда.
Интересно, она еще готовит свою отвратительную смесь из жареных кукурузных лепешек с переваренным луком и пюре, а потом ест эту гадость ложкой? Переводит ли назад часы, когда опаздывает больше чем на полчаса? Боже, какие на удивление достоверные представления устраивала она потом – он уже готов был поверить, что «Ролекс» оказался неточным.
Начала ли она терять свой неповторимый образ невинности, стараясь выглядеть роковой женщиной – или наоборот? Нью-Йорк. Сделал ли он тяжелым ее взгляд, испортил ли ее нежную естественную осанку? Этот город изменил многих из тех, кого он знал.
Кэл Робинсон налил себе еще сономского вина и растянулся в любимом кресле, перечитывая статью в «Сан-Франциско кроникл». В заметке были помещены две фотографии Алексы. Одна – его, сделанная сразу по приезде из Мендосино. Второй снимок принадлежал репортеру, здесь она была уже Лицом Вечной Молодости – символом этой странноватой компании «Дэви».
В первый раз со времен своего существования «Кроникл» почтил и его своим вниманием: «Девушку с обложки «Вью», Алексу Уэллс, обнаружил фотограф с мировым именем Кэлдикот Робинсон, проживающий в Сан-Франциско». Чертов бизнес, никто спасибо не скажет. Хотя к чему? Он и так завален работой.
Злость на Алексу прошла у него давно. На самом деле Кэл не мог припомнить, что вообще злился на нее. Позже он понял одну вещь: подсознательно он никогда не ожидал, что Алекса останется с ним, будет терпеливой, будет соблюдать его инструкции. Возможно, она была права.
Кэл выпил еще пару стаканов. С утра не оставляло желание позвонить и поздравить ее, и наконец он решился. Набрав ее номер, который дала ему как-то одна из коллег Алексы, он все же почувствовал себя глупо. При мыслях об Алексе в нем просыпался старший брат, и, наверное, так будет всегда. Как бы высоко она ни взлетела – а предчувствие подсказывало, что ждет ее самая что ни на есть вершина, муж-мультимиллионер, карьера в кино и все такое прочее, – для него она всегда будет юным ранимым созданием, нуждающимся в его защите.
– Лекс? – Услышав в трубке молодой голос, Кэл не мог поверить удаче.
– Нет, извините… Это Джо, Джо Шепвелл. Я ее сестра. А кто говорит?
– Кэл Робинсон, я… я…
– Я знаю, кто вы. – В ее голосе угадывалась улыбка, и Кэлу сразу стало хорошо на душе. Следующие слова обрадовали еще больше: – Алекса так много о вас говорила. Как вы к ней прекрасно относились. Алекса умрет от радости, узнав о вашем звонке. Сейчас у нее жизнь сумасшедшая. Вы знаете, что она подписала контракт с большой косметической компанией?
– Поэтому и звоню. Чтобы пожелать успеха, поздравить. – Кэл засмеялся. – Держу пари, после меня и Пенелопы у нее не осталось ни одной плохой привычки. И теперь Пен и «Вью» теряют ее. Пен, наверно, в себя прийти не может. Могу представить, сколько у Лекс теперь будет денег.
Теплота в голосе сестры его протеже, казалось, согревала его трубку. Видно, по сравнению с холодной сестрицей она сделана совсем из другого теста.
– Кэл, вы действительно не представляете, что для Алексы будет значить ваш звонок. – Джо помолчала, потом сказала робко: – Она бы давным-давно вам позвонила, но, думаю, боялась, что вы не станете разговаривать. Она говорила, что при первом же удобном случае хотела бы снова с вами работать. Может, это получится в «Дэви»…
Кэл снова рассмеялся. Оттого, что Алекса думала о нем, мучилась, его лицо совсем просветлело. При всем при том меньше всего на свете хотелось бы связаться с индийской косметической компанией.
– Я попробую снова позвонить, может быть, завтра. Я и сам очень занят. Скажите ей, пусть не переживает. Я все простил…
– Завтра нас здесь не будет. Мы переезжаем на квартиру «Дэви». Что-то в районе Центрального парка. Как только устроимся, она вам обязательно позвонит.
– Конечно, конечно. Что ж, приятно было с вами поговорить. – Кэл и правда был рад, что позвонил. Хоть он и не застал ее, лед между ними был разбит.
В рекламе по телевизору частенько показывали чистенькие молодые парочки у входа в «Эссекс Хаус» в южном районе Центрального парка. Молодожены приглашались сюда провести пару дней в медовый месяц – «по цене, от которой невозможно отказаться. С утра в постель вам подадут шампанское и завтрак. А за окном, как ваш собственный сад, будет простираться Центральный парк».
Для Алексы Центральный парк обещал быть ее собственным весь следующий год и еще четыре года – если она и «Дэви» будут все еще довольны друг другом.
Апартаменты «Дэви» на юге Центрального парка – одно из условий в контракте – сразили Джо, считавшую раньше, что в реальной жизни таких просто не бывает. Дом располагался на небольшой улице, поднимавшейся от площади Колумба к отелю «Плаза» на Пятой авеню. Он стоял на холме, и от вида, открывавшегося с их тридцать второго этажа, захватывало дух.
Как и следовало ожидать, Алекса не усматривала в этом ничего необычного. Как и в том, что через час у нее первая официальная встреча с прессой в качестве Лица «Дэви» и это событие сделает ее еще большей знаменитостью.
Как сестру звезды, Джо уговорили сделать массаж лица мастером от «Дэви», и макияж у одного из ведущих стилистов Америки по имени Линда Мейсон. Визит Линды был гораздо более действенным, чем успокаивающее, которое Джо приняла за день до этого. Тогда голова просто разрывалась от бесконечных звонков в дверь и по телефону.
Алекса до сих пор бегала в бигуди и любимом кимоно со следами шоколада, от которого Пенелопа безуспешно пыталась отучить свою любимицу. Да, теперь Пен не будет до этого никакого дела.
– Лекс, лимузин будет здесь через полчаса. На улице такие пробки…
Алекса уселась к окну, завороженная зеленой панорамой.
– До «Ле Сирк» ехать десять минут, – ответила она, снимая бигуди. Подойдя к сестре, она неожиданно поцеловала ее. – Я не хочу, чтоб все поняли, как мне хочется всего этого.
– Сейчас никто бы так не подумал, поверь мне. – Джо не хотела огрызаться, но, хоть Линда и превратила ее в некое подобие симпатичной девушки, рядом с лишь слегка подкрашенной красавицей сестрой она казалась себе гадким утенком.
Когда через двадцать минут Алекса появилась в дверях, Джо так и ахнула. С какой бы красотой Алекса ни родилась, Пен, должно быть, научила ее использовать каждую молекулу.
– «Дэви» отправила меня к Скаази. Он лучший из мастеров входного и выходного платья.
– Я никогда о таком не слышала.
Алекса посмотрела на сестру с новой насмешливо-снисходительной улыбочкой, которая действовала на Джо, как щелчок по носу.
– Может, ты знаешь его как владельца «Изаакс»? Он перевернул имя слева направо с тех пор, как стал загребать большие деньги. Действительно лучший дизайнер.
Джо и сама видела, что Лекс и «Дэви» были правы. Этот Скаази и вправду достиг невозможного. В изящном золотистом платье из прозрачной вискозы Алекса была одновременно индийской принцессой и стопроцентной американкой. Цвет ткани изумительно гармонировал с цветом волос и кожи. Покрой тонко вырисовывал длину и стройность ног, тела и округлость груди и бедер. Неприступная и желанная фея.
У Джо, кроме ахов, не нашлось подходящих слов.
Алекса рассмеялась.
– Ты сама убийственно выглядишь, – сказала она. Как раз в это время раздался звонок. – Это, должно быть, добрый старый Барри.
– Он кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43