Видите, сэр, Вы достигли огромных успехов в формировании человека, если позволено так громогласно говорить о себе самом. Вы дали мне то, что я считаю величайшим даром: чувство собственной ценности и понимание ценности других. И только потому, что я понимаю таковую ценность, я решил освободить Рэйчел из тюрьмы и избавить от несправедливой участи. Это решение принял я, и только я. Когда сегодня ночью я пойду в тюрьму за нею, она не будет знать о моих намерениях. Вы действительно никоим образом не могли знать, что Рэйчел невиновна. Вы уверенно следовали правилам и ограничениям закона, предписанным для дел такой природы. Поэтому Вы пришли к единственному возможному для Вас выводу и предприняли необходимые действия. Делая то, что сделал я сегодня ночью, я надел на себя собственный железный плащ и предпринял единственное действие, которое было мне доступно. Кажется, это все, что я должен был сказать. Закончу тем, что пожелаю Вам доброго здоровья, долгой жизни и неомраченного счастья, сэр. Я надеюсь снова увидеть Вас в будущем. И еще раз прошу: озаботьтесь безопасностью мистера Бидвелла. Остаюсь Вашим покорным слугой, Мэтью Он хотел надписать собственную фамилию, но вместо этого поставил последнюю точку. Мэтью. Аккуратно сложив листы, он сунул их в конверт, взятый из стола в кабинете Бидвелла. На передней стороне конверта он надписал "Магистрату Вудворду", потом взял свечу и запечатал письмо несколькими каплями воска.Сделано. * * * Наползал вечер — постепенно, как свойственно вечерам. В выцветающих лиловых сумерках с последним смелым алым мазком солнца на изнанке облаков западного горизонта Мэтью взял фонарь и вышел.Хотя шел он медленно и небрежно, у него была иная цель, помимо разглядывания вида умирающего города на закате. За ужином он спросил у миссис Неттльз, где живет Ганнибал Грин, и был информирован об этом короткой и неодобрительной фразой. На улице Трудолюбия стоял небольшой выбеленный дом, очень близко к перекрестку и к источнику. К счастью, это было куда ближе лагеря Иерусалима, освещенного огнем, от которого доносились то громогласные, то визгливые ламентации, предназначенные для отпугивания демонов ночи. Справа от дома Грина виднелся ухоженный цветочный сад, указывая, что либо великан-тюремщик имеет разнообразные интересы, либо что он благословен женой, обладающей — да, это так — умением обращаться с зеленью.Ставни были приоткрыты всего на несколько дюймов. Изнутри пробивался желтый свет лампы. Мэтью обратил внимание, что ставни всех еще обитаемых домов закрыты — в такой теплый вечер исключительно для того, чтобы защититься от вторжения демонов, которых сейчас разгонял преподобный Иерусалим. Улицы были пустынны, если не считать нескольких бродячих собак да иногда — человека, быстро перебегавшего откуда-то куда-то. Мэтью также не мог не заметить тревожащее число фургонов, набитых мебелью, домашней утварью, корзинами и прочим, готовых отбыть на рассвете. Интересно, сколько сейчас семейств лежат на голом полу, коротая бессонную ночь до восхода?Мэтью стоял посередине улицы Трудолюбия и глядел от дома Грина в сторону особняка Бидвелла, рассматривая окна, видные в этом ракурсе. Рассмотрев то, что хотел увидеть, он направился обратно.Когда он пришел, Уинстон и Бидвелл сидели в гостиной. Первый читал цифры из гроссбуха, а второй сидел, обмякший, с посеревшим лицом, в кресле, закрыв глаза, и рядом с ним на полу стояла пустая бутылка. Мэтью подошел спросить, как Бидвелл себя чувствует, но Уинстон поднял руку, предупреждая вопрос, и Мэтью по выражению его лица понял, что хозяин Фаунт-Рояла не будет рад проснуться под чужими взглядами. Мэтью вышел и тихо поднялся по лестнице.У себя в комнате он обнаружил на комоде пакет, обернутый белой вощеной бумагой. Развернув его, он увидел каравай плотного черного хлеба, кусок вяленой говядины размером с кулак, дюжину ломтей солонины и четыре колбасы. Он также увидел, что на кровати у него лежат три свечи, пакет спичек, заткнутая пробкой бутылка с водой и — подумать только! — моток кетгутовой лески с небольшим свинцовым грузиком и уже привязанным крючком, острый конец которого был закрыт кусочком пробки. Миссис Неттльз сделала все, что в ее силах, а палку для удилища предстояло найти ему.Позже вечером пришел доктор Шилдс дать магистрату третью дозу. Мэтью остался у себя, лежа на кровати и глядя в потолок. Где-то через час раздался буйный голос пьяного Бидвелла, потом его шаги вверх по лестнице, и шаги человека — нет, двух, — помогавших ему подняться. Мэтью слышал, как произносится в качестве ругательства имя Рэйчел, а также имя Божие поминается всуе. Голос Бидвелла постепенно затихал и наконец смолк. Дом беспокойно засыпал накануне казни.Мэтью ждал. Когда уже долго не было слышно никаких звуков и внутренние часы подсказали, что полночь миновала, Мэтью тяжело вздохнул, выдохнул и встал.Ему было страшно, но он был готов.Он зажег спичку, засветил фонарь и поставил его на комод, потом намылился и побрился. Про себя он отметил, что следующая такая возможность представится лишь через несколько недель. Он воспользовался ночным горшком, а потом вымыл руки, надел пару чистых чулок, песочного цвета бриджи и чистую белую рубашку. Разорвал другую пару чулок и засунул их в носки сапог. Всунул ноги в сапоги и туго натянул голенища на икры. В мешок, ставший тяжелым от еды и прочих предметов, он сунул кусок мыла и смену одежды. Письмо с объяснением он положил на видное место, на кровать. Потом закинул лямку мешка на плечо, взял фонарь и тихо открыл дверь.Панический страх ударил в сердце. Еще можно передумать, мелькнула мысль. Сделать два шага назад, закрыть дверь и... забыть?Нет.Мэтью вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Он зашел к магистрату и зажег фонарь с двумя свечами, который ранее сюда принес снизу. Открыв ставни, он поставил фонарь на подоконник.Магистрат издал неразборчивый звук. Не стон — просто какая-то фраза в приснившемся зале суда. Мэтью постоял возле кровати, глядя на лицо Вудворда и видя не магистрата, но того человека, который приехал в приют и вывел Мэтью в такую жизнь, какая ему и присниться не могла.Он чуть не коснулся плеча Вудворда жестом нежности, но сдержался. Вудворд дышал хорошо, хотя несколько хрипло, слегка приоткрыв рот. Мэтью мысленно произнес быструю молитву, прося Бога защитить здоровье и счастье этого доброго человека, и больше медлить не было времени.В кабинете Бидвелла опять скрипнула эта проклятая половица, и Мэтью чуть не выскочил из украденных сапог. Он снял карту с гвоздя, аккуратно вынул из рамы, сложил и сунул в мешок.Внизу — после мучительно медленного спуска, стараясь избежать предательских тресков и скрипов, от которых Бидвелл мог бы, шатаясь, вывалиться в коридор, — Мэтью остановился в гостиной и посветил фонарем на каминные часы. Было почти без четверти час.Он вышел из особняка, закрыл дверь и, не оборачиваясь, зашагал под звездным полем. Фонарь он держал сбоку и низко, закрывая его своим телом, чтобы дозорный у ворот — если в городе остался человек, настолько храбрый или безрассудный, что готов сидеть на башне всю ночь, — не заметил движущийся огонь и не поднял тревогу.На перекрестке он свернул на улицу Истины и направился прямо к дому Ховартов. Дом пришел в запустение без людей и был еще страшнее от того, что поблизости был найден зверски убитый его хозяин. Открывая дверь и переступая порог при свете фонаря, Мэтью не мог не подумать о возможном призраке с разорванным горлом, который бродит внутри в вечных поисках Рэйчел.Призраков не обнаружилось, зато крыс было в избытке. Мэтью был встречен блеском красных глазок и острых зубов под подрагивающими усами: он точно не был желанным гостем. Крысы метнулись по норам, и хотя увидел Мэтью только штук пять-шесть, казалось, что целая армия их оккупировала стены. Поискав, Мэтью нашел половицу, которую поднимали, чтобы обнаружить спрятанных кукол, а потом вышел в другую комнату, где стояла кровать. Одеяло и простыни, скомканные, так и валялись, частично свалившись на пол, с того мартовского утра, когда увели Рэйчел.Мэтью нашел пару сундуков — в одном были вещи Дэниела, в другом — Рэйчел. Он выбрал для нее два платья, оба с длинным подолом и рукавами — как ради моды, так и ради удобства. Одно было кремовое, легкое, которое, как решил Мэтью, подойдет для передвижения в теплую погоду. А другое — потемнее и поплотнее, из синей набивной ткани, которое показалось ему универсальным. На дне чемодана обнаружились две пары простых башмаков. Мэтью сунул одну пару себе в мешок, одежду перекинул через руку и с радостью оставил этот печальный разбитый дом его нынешним обитателям.Следующим местом его назначения была тюрьма. Но внутрь он пока входить не стал. Осталось еще одно, главное препятствие, и оно носило имя Ганнибал Грин. Капельки пота выступили у Мэтью на щеках и на лбу, а внутренности превратились в студень при мысли обо всех возможных неудачах.Одежду и мешок с лямкой он оставил в высокой траве возле тюрьмы. Если все пойдет так, как он надеется, то он не будет отсутствовать настолько долго, чтобы крысы нашли и обследовали пакет с едой.Потом Мэтью настроился на предстоящую ему работу и зашагал к дому Грина.Шагая на запад по улице Истины, он оглядывался по сторонам, просто на всякий случай — и вдруг остановился как вкопанный, и сердце сделало бешеный скачок. Мэтью вперился назад, в темноту, в сторону тюрьмы.Свет. Его уже не было, но Мэтью видел очень короткую вспышку на правой стороне улицы, в семидесяти или восьмидесяти футах.Он остановился в ожидании, сердце стучало так, что Мэтью испугался, как бы Бидвелл не проснулся от стука и не решил, что в город входит корпус ночных барабанщиков.Но если этот свет и показался, то уже погас. Или скрылся, когда тот, кто его нес, нырнул под защиту изгороди или стены, мрачно подумал Мэтью.И пришла еще одна мысль, на этот раз имеющая мрачные последствия: а если это кто-то из жителей увидел его фонарь и вышел за ним проследить? Он подумал, что его можно было принять либо за воплощение самого Сатаны, либо за мелкого демона, рыщущего в глухую ночь по Фаунт-Роялу в поисках новой жертвы. Один пистолетный выстрел способен положить конец его планам и, быть может, жизни, и даже один крик может иметь те же последствия.Мэтью ждал. Очень хотелось погасить лампу, но это значило бы воистину признать, что он занят нечестивым делом. Мэтью вгляделся. Больше света не было, если он вообще был.Время шло. Надо продолжать, что начал. Мэтью пошел дальше, то и дело оглядываясь, но признаков слежки не замечал. Вскоре он оказался перед домом Грина.Вот и настал момент истины. Если в ближайшие секунды Мэтью постигнет неудача, все будет кончено.Он проглотил ком застывшего в груди страха и подошел к двери. Потом, пока не утратил решимости, сжал кулак и постучал. Глава 14 — Кто... кто там?Мэтью оторопел. В голосе Грина звучал самый настоящий испуг. Такова была двойная сила убийства и страха — люди стали бояться даже в своих домах.— Это Мэтью Корбетт, сэр, — ответил он, ободренный ужасом в голосе Грина. — У меня к вам дело.— Корбетт? Господи, парень! Да ты знаешь, который сейчас час?— Да, сэр, знаю. — Тут начиналась необходимая ложь. — Меня послал магистрат Вудворд.Поразительно, как гладко слетает ложь с отчаявшегося языка!Что-то произнес в доме женский голос, неразборчиво, и Грин ответил:— Это клерк магистрата! Надо открыть!Слетела щеколда, дверь приоткрылась. Грин выглянул: рыжая грива спутана, борода — как воронье гнездо. Убедившись, что перед дверью стоит всего лишь Мэтью, а не демон восьми футов ростом, он открыл пошире.— Чего там надо, парень?Мэтью увидел крупную, но не уродливую женщину, стоявшую в дверях позади Грина. В одной руке она держала фонарь, а на другой — рыжего и большеглазого ребенка лет двух или трех.— Магистрат желает, чтобы к нему привели мадам Ховарт.— Как? Сейчас?— Да, сейчас. — Мэтью огляделся. В соседних с Грином домах свет не зажегся: свидетельство либо страха, либо того, что там не осталось людей.— Ее же через три-четыре часа поведут на костер!— Вот почему он желает видеть ее сейчас, чтобы дать ей последнюю возможность раскаяться. Так требует закон. — Еще одна легко произнесенная ложь. — Он ее ждет.Мэтью показал в сторону особняка Бидвелла. Грин нахмурился, но наживку проглотил. Он вышел из дверей в длинной серой рубахе. Посмотрел в сторону особняка и в окне наверху увидел свет.— Он бы предпочел сам прийти в тюрьму, но слишком болен, — пояснил Мэтью. — Поэтому мне придется пройти с вами в тюрьму, забрать осужденную, а потом мы с вами отведем ее к магистрату.Грин был весьма не в восторге, но так как он был тюремщиком, а это — официальное дело, отказаться он не мог.— Ладно, — сказал он. — Погоди минутку, я оденусь.— Если можно, у меня к вам вопрос, — сказал Мэтью раньше, чем Грин скрылся за дверью. — Не скажете, сегодня есть люди на дозорных башнях?Грин фыркнул:— А ты бы стал там сидеть один, когда на тебя того и гляди что-нибудь сверху рухнет и устроит, как с беднягой Линчем? Каждый житель Фаунт-Рояла — мужчина, женщина или ребенок — из тех, что еще остались, — сегодня сидит у себя в доме за запертыми дверьми и ставнями!— Вот я о том же, — сказал Мэтью. — Нехорошо получается, что вам приходится оставлять жену и ребенка одних. В смысле, без защиты. Но дело официальное, ничего не попишешь.Грин был ошарашен этой мыслью, но буркнул:— Вот именно. Так что нечего тут зря пережевывать.— Ну... вообще-то у меня есть предложение, — проговорил Мэтью. — Времена сейчас очень опасные, я сам знаю. Поэтому можете просто дать мне ключ, и я отведу мадам Ховарт к магистрату. До казни ее вряд ли придется уводить обратно в камеру. Конечно, я не решусь к ней подойти без пистолета или шпаги. У вас они есть?Грин уставился на Мэтью.— А ну-ка постой, — сказал он. — Слыхал я толки, что ты неровно дышишь к ведьме.— Да? Ну... в общем, так это было. Было. Она меня ослепила, и я не видел ее истинной сути, пока сидел за решеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100