И выходя на туманный и слабый утренний свет, он вдруг понял, что принял на себя — в меру своих способностей — непривычную роль бойца.Грин запер дверь тюрьмы.— Сюда, — сказал он, схватил Мэтью за левую руку и вырвал ее у Вудворда довольно грубо, направляя к позорному столбу, стоящему перед тюрьмой.— Это необходимо, сэр?Голос Вудворда, хотя еще слабый, был несколько живее, чем накануне.Грин не дал себе труда ответить. По дороге к столбу Мэтью увидел, что весть о порке собрала на развлечение с десяток жителей. Среди них был и Сет Хейзелтон, на ухмыляющейся физиономии которого все еще держался грязный бинт, и Лукреция Воган, принесшая с собой корзину хлебцев и кексов, которые она уже продавала собравшимся. Неподалеку в собственной карете находился и сам хозяин Фаунт-Рояла, приехавший удостовериться, что правосудие будет совершено, и Гуд сидел на козлах, медленными движениями строгая какую-то деревяшку.— Распори ему спину, Грин! — попросил Хейзелтон. — Распори, как он мне морду распорол!Грин ключом со своей связки отпер верхнюю половину оков столба и приподнял их.— Сними рубашку, — сказал он Мэтью.Выполняя это требование, Мэтью со спазмом в животе увидел на крюке справа от себя свернувшуюся кожаную плеть футов двух длины. Она, конечно, не была столь внушительна, как кнут или девятихвостка, но и такая может оставить серьезные повреждения, если применить ее с должной силой — а Грин в данный момент более всего походил на страшного рыжебородого Голиафа.— К столбу, — приказал великан.Мэтью вложил руки в углубления, для них предназначенные, и приложил шею к сырому дереву. Грин запер оковы столба, приковав голову и руки юноши. Мэтью теперь стоял полусогнувшись, подставив плети обнаженную спину. Он не мог повернуть голову, чтобы следить взглядом за Грином, но услышал шелест плети, снимаемой с крюка.Плеть щелкнула — это Грин ее проверял. Мэтью вздрогнул, по спине поползли мурашки.— Дай ему как следует! — заорал Хейзелтон.Мэтью не мог ни поднять, ни опустить голову. Ощущение ужасной беспомощности охватило его целиком. Он сжал руки в кулаки и крепко зажмурил глаза.— Раз! — произнес Грин, и Мэтью знал, что сейчас последует первый удар. Магистрат, стоявший рядом, вынужден был отвести глаза и уставиться в землю. Он чувствовал, что его вот-вот стошнит.Мэтью ждал. Потом он скорее ощутил, нежели услышал, как Грин замахивается. Зрители затихли. Мэтью понял, что плеть занесена и готова ударить... Щелк! ...поперек плеч, и жаркая боль стала жарче, загорелась огнем, адское пламя обугливало кожу и вызвало слезы в зажмуренных глазах. Он услышал, как сам ахнул от болевого шока, но у него хватило присутствия духа открыть рот, чтобы не прикусить язык. Плеть убралась, но пораженная полоса кожи горела все жарче и жарче — такой физической боли Мэтью не испытывал в жизни, — а ведь еще предстояли второй и третий удары.— Черт побери, Грин! — взвыл Хейзелтон. — Кровь нам покажи!— Заткни пасть! — заревел в ответ Грин. — Тут тебе не цирк за полпенни!И снова Мэтью ждал с крепко зажмуренными глазами. И снова Грин замахнулся плетью, и Мэтью ощутил, как он вкладывает свою силу в удар, свистнувший во влажном воздухе.— Два! — выкрикнул Грин. Щелк! — раздалось еще раз — по той же самой полосе вздувшейся кожи.У Мэтью перед глазами вспыхнули ярко-красные и угольно-черные круги, как цвета военного флага, и потом реальнейшая, острейшая, дичайшая боль, которая только может быть под небесами Божьими, вгрызлась в спину. Она хлынула вниз и вверх по позвоночнику, до самой макушки, и Мэтью услышал свой собственный животный стон, но сумел сдержать крик, готовый вырваться из глотки.— Три! — объявил Грин.И снова засвистела плеть. Мэтью чувствовал слезы на щеках. Боже мой, подумал он. Боже мой, Боже мой... Щелк! На этот раз плеть легла на пару дюймов ниже первых двух ударов, но укус ее был не менее мучителен. Мэтью задрожал, у него чуть не подломились колени. Такая зверская была боль, что он испугался, как бы не сдал мочевой пузырь, и потому сосредоточился только на том, чтобы удержать поток. К счастью, пузырь выдержал. Мэтью открыл глаза. И услышал, как Грин произнес слова, радость от которых осталась на всю жизнь:— Сделано, мистер Бидвелл!— Нет! — яростно заревел Хейзелтон. — Ты придержал плеть! Я видел, что придержал!— Придержи свой язык, Сет! А то, видит Бог, я тебе его укорочу!— Джентльмены, джентльмены! — Бидвелл выступил из кареты и прошел к позорному столбу. — По моему мнению, на сегодня уже достаточно насилия. — Он наклонился заглянуть в мокрое от пота лицо Мэтью. — Ты усвоил урок, клерк?— Грин придержал! — настаивал кузнец. — Нечестно так отпускать мальчишку, который мне лицо на всю жизнь изуродовал!— Мы согласились насчет наказания, мистер Хейзелтон, — напомнил Бидвелл. — Я считаю, что мистер Грин исполнил его с должным усердием. Вы согласны, магистрат?Вудворд смотрел на красные рубцы, вздувавшиеся на плечах Мэтью.— Я согласен.— Я объявляю наказание исполненным, а этого молодого человека — свободным. Отпустите его, мистер Грин.Но Хейзелтон был так разъярен, что чуть ли не джигу танцевал.— Я не удовлетворен! Крови не было!— Это я могу исправить, — пообещал Грин, сворачивая плеть и подходя открыть оковы столба.Хейзелтон сделал два шага вперед и сунулся уродливой мордой прямо в лицо Мэтью.— Попадись мне только на моей земле, и я сам с тебя шкуру спущу! Я-то уже не сдержу плеть! — Он отошел и бросил пылающий взгляд на Бидвелла. — Черный день сегодня для правосудия!С этими словами он направился в сторону своего дома.Оковы раскрылись. Мэтью высвободился из объятий столба, и ему пришлось закусить губу, когда новая волна боли накатила на плечи. Если Грин действительно придержал, то Мэтью ни за что не хотел бы оказаться под его кнутом, когда великан прилагает полную силу. Голова у него кружилась, и он на миг остановился, держась рукой за столб.— Как ты?Вудворд уже стоял рядом.— Нормально, сэр. То есть все будет нормально.— Ладно, пойдем! — Бидвелл не слишком давал себе труд скрыть ухмылку. — Полагаю, небольшой завтрак тебе не повредит!Мэтью последовал за Бидвеллом к карете, магистрат шел рядом. Зеваки стали расходиться по будничным делам, раз уж развлечение закончилось. Вдруг перед Мэтью появилась женщина и радостно сказала:— С моими наилучшими пожеланиями!Мэтью только через несколько секунд сообразил, что это Лукреция Воган протягивает ему кекс из своей корзинки.— Возьмите, возьмите! — сказала она. — Только что испекла!Мэтью быд еще оглушен, плечи жгло, но он не хотел обижать женщину и потому взял кекс.— Не так уж это было больно, да? — спросила она.— Я рад, что все уже позади.— Мадам, нас ждет завтрак! — Бидвелл уже занял свое место в карете. — Не будете ли вы так добры пропустить этого молодого человека?Она не отводила глаз от Мэтью.— Но вы же придете к нам на обед в четверг вечером? Я очень надеюсь.— На обед? — наморщил лоб Мэтью.— Моя небрежность, — сказал Вудворд женщине. — Я забыл передать ему ваше приглашение.— О? Тогда я сама его передам. Не могли бы вы прийти к нам на обед в четверг вечером? В шесть часов? — Она улыбнулась Вудворду короткой и довольно натянутой улыбкой: — Я пригласила бы и вас, магистрат, но при вашем состоянии я боюсь, как бы вечер вне дома не отразился на вашем здоровье.И снова ее жадное внимание обратилось к Мэтью. Он подумал, что такой блеск в этих синих глазах мог бы служить признаком лихорадки.— Я могу рассчитывать, что вы будете?— Я... я благодарен вам... но я...— У меня очень гостеприимный дом, вам понравится, — не отставала она. — Я умею накрывать стол, и можете кого угодно спросить, как я готовлю. — Она подалась вперед, будто собираясь поделиться секретом. — Мистер Грин просто обожает мой луковый пирог. Он мне сказал, что пирог, который я ему преподнесла вчера, был самым лучшим, который он в жизни видел. Луковый пирог, — она понизила голос, чтобы Бидвелл не слышал, — это очень интересная штука. Стоит его съесть, и человек поддается милосердию.Смысл слов женщины от Мэтью не ускользнул. Если Грин действительно сдержал удары — во что Мэтью было трудно поверить от суровой боли в плечах, — то это, вполне вероятно, произошло благодаря влиянию мадам Воган.— Понимаю, — сказал он, хотя в голове у него было довольно мутно.— Поехали! — нетерпеливо потребовал Бидвелл. — Мадам, всего хорошего!— Так не почтите ли мой дом своим присутствием в четверг вечером? — Мадам Воган была явно не из тех, кто отступает перед давлением, хотя сама умела его оказывать. — Могу обещать вам, что вы будете заинтересованы.В данный момент обеденное общество было Мэтью совершенно не нужно, но до четверга, он знал, от боли должно остаться только мрачное воспоминание. Кроме того, его заинтересовали интриги этой женщины. Почему ей захотелось ослабить его наказание? Он кивнул:— Да, я буду.— Превосходно! Значит, в шесть часов вечера. Я пошлю мужа вас привести.Она сделала небрежный реверанс и удалилась, после чего Мэтью забрался в карету.Бидвелл смотрел, как Мэтью тщательно избегает касаться плечами спинки сиденья, когда карета подпрыгивала на ухабах улицы Мира. Довольной ухмылки на губах он сдержать не мог, даже если старался.— Надеюсь, ты излечился от своего недуга!Мэтью должен был заглотить эту наживку.— Какой недуг вы имеете в виду?— Болезнь сования своего носа куда не надо. Ты еще легко отделался.— Полагаю, что да.— Ты полагаешь, а я знаю. Я видел, как Грин умеет пороть. Он действительно сдержал силу. Иначе ты бы сейчас истекал кровью и лепетал, как идиот. — Он пожал плечами. — Но Грин не очень жалует Хейзелтона, потому так и вышло. Магистрат, могу я надеяться, что вы вынесете приговор сегодня?— Не сегодня, — прозвучал хриплый голос. — Я должен изучить протоколы.Бидвелл помрачнел.— Убейте меня, если я вижу, что тут еще изучать!— Это вопрос честности, — ответил Вудворд.— Честности? — Бидвелл сухо засмеялся. — Да, вот почему мир таков, каков он есть!Мэтью не мог промолчать.— Что вы имеете в виду, сэр?— Имею в виду, что некоторые принимают нерешительность за честность, и вот почему Дьявол может плясать на головах добрых христиан! — Глаза Бидвелла сверкали, как две рапиры, вызывая Мэтью на спор. — Пятидесяти лет не пройдет, как мир обратится в дымящиеся угли, если Злу позволят так процветать! Наши двери и окна осадят солдаты Сатаны! Но мы будем честны с ними, а потому оставим на крыльце таран!— Вы, наверное, побывали на проповеди Иерусалима, — сказал Мэтью.— Ха! — Бидвелл с отвращением отмахнулся. — Что ты знаешь о мире? Куда меньше, чем себе воображаешь! Кстати, можешь посмеяться над собой, клерк: твоя теория насчет Алана Джонстона оказалась такой же хромой, как он сам! Он вчера вечером пришел ко мне в дом и показал свое колено!— Правда? — Мэтью посмотрел на Вудворда, прося подтверждения.Магистрат кивнул и почесал свежий комариный укус на седовато-щетинистом подбородке. — Я видел это колено вблизи. Невозможно, чтобы Джонстон был тем человеком, который украл твою монету.— А! — Мэтью сдвинул брови. Его гордость получила удар, особенно чувствительный после объяснений Николаса Пейна насчет того, что он был охотником за пиратами и еще — как он научился курить по-испански. Теперь Мэтью ощутил, что плывет без руля в открытом море. Он сказал: — Но...И замолчал, потому что добавить было нечего.— Если бы я был вполовину такой умный, каким ты себя воображаешь, — насмешливо сказал Бидвелл, — я бы строил корабли во сне!На эту издевку Мэтью не стал отвечать, сосредоточившись на том, чтобы поберечь раненые плечи от соприкосновения со спинкой. Наконец Гуд остановил карету перед особняком, и Мэтью должен был выйти первым. Потом он помог вылезти магистрату и при этом обнаружил, что руки у Вудворда горячие и липкие от лихорадки. Еще он в первый раз заметил корочки за левым ухом Вудворда.— Вам пускали кровь?— Два раза. Горло еще болит, но дышать легче.— Бен должен пустить кровь еще раз сегодня вечером, — сказал Бидвелл, спускаясь из кареты. — А до того — могу ли я предложить магистрату заняться тем самым изучением?— Я собираюсь это сделать, — ответил Вудворд. — Мэтью, у доктора Шилдса найдется что-нибудь для облегчения твоего дискомфорта. Хочешь к нему обратиться?— Э-гм... прошу прощения, сар, — заговорил Гуд с кучерского сиденья. — У меня есть мазь, чтобы облегчить немного жжение, если соизволите.— Это будет полезно. — Мэтью сообразил, что у раба действительно должно быть какое-то средство от ударов кнута. — Спасибо.— Да, сар. Я его принесу в дом, как только поставлю карету в сарай. Или, если угодно, можете проехать со мной, сар.— Гуд, нечего ему ездить в невольничий квартал, — резко сказал Бидвелл. — Он тебя подождет в доме!— Одну минутку. — Мэтью ощетинился при мысли, что Бидвелл будет ему диктовать, что ему надо и что не надо. — Я поеду.— Туда вниз не стоит соваться, юноша! Там воняет!— Я сам не благоухаю, — напомнил Мэтью и залез в карету. — Хотел бы после завтрака принять горячую ванну. Это возможно?— Скажу, чтобы сделали, — согласился Бидвелл. — Поступай как знаешь, клерк, но пожалеешь, если поедешь туда, вниз.— Спасибо за вашу заботу. Магистрат, могу я предложить вам, чтобы вы при первой возможности вернулись в постель? Вам действительно необходим отдых. Ладно, Гуд, я готов.— Да, сар! — Гуд дернул вожжи, бросил тихое "но", и упряжка двинулась в путь.Улица Мира тянулась мимо особняка Бидвелла, мимо конюшни до невольничьего квартала, который занимал участок земли между Фаунт-Роялом и приливным болотом. Мэтью обратил внимание, что Бидвелл говорил "туда, вниз", хотя улица шла ровно, без подъемов или спусков. Сама конюшня была красивым зданием и недавно побелена, но рядом с кое-как сколоченными некрашеными лачугами слуг чистота ее казалась чем-то преходящим.Улица Мира вела через деревню лачуг и кончалась, как видел Мэтью, песчаной тропой, выходившей через полосу сосен и замшелых дубов к дозорной башне. На вершине ее сидел человек под соломенной крышей и смотрел на море, положив ноги на перила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100