Он положил расписку на стол и, не оглядываясь, вышел из каюты. Весь переезд молчал, сидел не двигаясь. Греб один Лещинский.
Было темно и холодно. Водяные брызги обдавали лицо, промокли спина и ноги. Но Баранов не чувствовал стужи...
Наутро Лука много раз терял сознание под тонкими, хлесткими шпицрутенами, вырезанными из китового уса. Он опоздал прийти с отрядом на два часа. Баранов сам руководил экзекуцией и даже не пошел проверять доставленные 0Кейлем бочонки. А позже решительно заявил Павлу, чтобы собирался на «Ростиславе» в Калифорнию. Может быть, посчастливится дойти.
Отдашь испанцам бобров, привезешь продовольствие, сказал он, глядя на оплывающий воск огарка.Через месяц начнем дохнуть.
Павел ничего не ответил, свернул чертежи и вышел. У него весь день держался в ушах крик Луки, маячила перед глазами огромная Серафима, сидевшая у окна казармы с зажатым в зубах углом подушки.
Глава шестая
Придерживая уползавшую тетрадь из толстой шершавой бумаги, часто останавливаясь бортовая качка усилилась,Павел медленно писал в корабельном журнале: «Ветер брамсельный. Облачно, с выпадением снега. Паруса имели гафель, фок стаксель и кливер. Воды в боте 7 дюймов. Рапортовано о команде благополучно...»
Весь день дул попутный норд-вест. «Ростислав» шел с зарифленным гротом, судно больше не прижимало к берегу. Очертания земли смутно темнели на горизонте. Рано утром покинули Ситху. Пять тысяч бобровых шкур, бочонки с пресной водой, несколько оставшихся мешков сухарей были уложены в трюм. Ночью шел снег, на белой береговой полосе чернели фигуры провожающих. Баранов сошел с корабля последним.
С богом, Паша,сказал он неторопливо, под суровым, насупленным взглядом скрывая нежность.Поспешай. Коли ветер будет, за месяц доплывешь. Разговоры поведи с монахами. Тамошние миссии большую власть имеют. Сам вицерой испанский хлеб у них торгует. Всевозможную бережливость в делах соблюдай, однако не скупись. Русские не сквалыжничают, и благоприятное понятие о нас поперед всего.
Он еще раз проверил шкоты и фалы, осмотрел четыре небольшие пушки, установленные на палубе, крюйт-камерутесный дубовый закуток в дальнем уголке трюма.
На берегу толпились почти все обитатели крепости. Люди знали о якутатском бедствии, знали о рискованном походе «Ростислава». Плавание зимой на одномачтовом судне было тяжелым и опасным. Даже Лука выбрался из казармы. Тщедушный и тощий, он через два дня после порки уже поднялся и развлекал промышленных враньем о своих приключениях. Помог ему и ром, присланный Барановым через Нанкока. Лука и князек напились, а потом хвастались друг перед другом, пока не заснули возле пустой баклажки.
Гедеон стоял в стороне, на обледенелом голыше камне. Мятая скуфья монаха покрылась изморозью, серебристая парчовая дорожка непривычно белела поверх темной рясы. Он отслужил молебен и, не снимая епитрахили, пришел из недостроенной церкви прямо на берег. Стояла на пристани и Серафима. Укрывшись медвежьей шкурой, в длинном холщовом сарафане, высокая, сильная, она глядела поверх голов провожающих на белые гребни волн. В черных, широко открытых глазах затаилась тоска...
Павел закрыл журнал, положил в сундучок, где хранились мореходные инструменты, сел, устало распрямил спину. Каютка маленькая, стоя не поднять головы.
Вахта его кончилась, сейчас наверху Лещинский, но Павел не ложился. Первое самостоятельное плавание, трудный, нехоженый путь. Опасности не страшили, привык к ним с тех пор, как научился ходить. Хотелось справиться, показать пример старым, опытным воякам. Многие из них все еще недоверчиво косились... Борьба бодрила. Казалось, что он один способен выполнить такую задачу. Беспокоило другое. Последние дни он видел, что Баранов почти не говорил, ходил согнутый, угрюмый. Ночью просыпался, шарил под подушкой, где лежали ключи от лабаза, долго ворочался. Наказания за проступки усилились. Страх перед правителем нарастал, иной раз трепетали даже привычные к жестокостям промышленные.
Начинался скорбут. Больных уже было больше десятка. Чтобы заставить двигаться, правитель придумал для них занятие: топтать дорожки в неглубоком снегу. По двое, держась за руки, брели они от столба во дворе крепости, оставляя на пушистой белизне неровные, петляющие следы. На постройке церкви и на верфи работало теперь вдвое меньше людей. Гедеон таскал самые тяжелые бревна, уходил всегда последним. Снова вблизи крепости появились индейцы. Шепотом передавалось известие, что ночью видели за мысом огни неизвестного судна...
В тонкие борта била волна, скрипела мачта. Сквозь плохо прогнанную дверь каюты прорывался ветер, слышно было, как свистел в снастях.
Павел развернул карту, долго глядел на ломаную линию материка, на рифы и островки, помеченные вдоль всего берега. Карта была неточной, промеров никто не делал, близость земли увеличила опасность плавания. Вчера ветер прижал судно настолько близко к островам, что пришлось несколько раз менять курс, чтобы не попасть в береговое течение. Вся команда, Лещинский и Павел не отдыхали ни минуты.
Лещинский советовал уйти подальше в море. Если заштилеет, сильная зыбь погонит на камни, без ветра нельзя будет лавировать с такой малой парусностью. В плавание напросился он сам. Когда-то, служа еще компании Ласточкина, ходил на бриге до Ванкуверовых островов. Он скромно, с достоинством предложил Баранову свои услуги. После гибели Якутата, истории с 0Кейлем держался понуро, говорил тихо и печально, словно потерял близких людей.
Поеду, господин правитель,сказал он вечером.Скудные свои возможности к делу приложу... Самому искусному навигатору неведомые воды бывают губительны.
Целый час просидел Павел в каюте над картой. Придет время, он закончит корабль, сделает промеры, составит настоящую карту, свою, русскую, пошлет в Санкт-Петербург. «Штурман Павел Прощеных»,прочтут в адмиралтейств-коллегий. А в навигаторских классах по ней будут решать задачи кораблевождения у далеких неизведанных земель.
На мостике было мокро и холодно. Судно зарывалось форштевнем в серо-зеленые волны, верхушки их заливали палубу. Ветер был по-прежнему ровный, поднялись и посветлели тучи. За сутки прошли всего двадцать немецких миль. Теперь попутный ветер поможет наверстать упущенное. Павел приказал убрать рифы на гроте.
Команду подает вахтенный начальник,спокойно сказал стоявший у румпеля Лещинский.
Павел живо обернулся, посмотрел на помощника и вдруг покраснел. С первого раза не понравился ему покорный, со скрытой насмешкой, круглолобый Лещинский.
Здесь только один начальник, сударь! ответил он сухо и отошел в сторону.
С полной оснасткой «Ростислав» пошел круче, волны обдавали его пузатую палубу, намок и обледенел до половины кливер. Земля теперь виднелась совсем близко, усилился ветер.
После полудня встретили стадо морских котов. Поздней осенью они покидают лежбища и уходят а море. Громадная серая масса колыхалась до самого горизонта. Протяжный, несмолкающий рев заглушал посвисты ветра. Впереди стада держалось множество отдельных котов«секачей» старых крупных самцов.
Вся команда столпилась у борта. Зрелище было привычное, но всегда волнующее. Дорогой зверь, бесчисленное богатство. Матросы, Павел, не отходя, следили за движением стада. Низенький боцман с морщинистым красным лицом громко сопел и без конца вытирал ладонью заросшую волосом шею. Один только Лещинский не поддался общему возбуждению. Он глядел на прояснявшуюся каемку неба вдали, хмурился. Крик котов предвещал ненастье. Раза два, не выпуская румпеля, доставал из-за пазухи зрительную трубу, торопливо шарил по пустынному океану.
Неожиданно пошел снег. Густая пелена укрыла небо, не видно стало парусов. Кругом была белая секущая муть, где-то позади замирал рев котов. Потом он затих совсем. Скрипела рея, глухо плюхались волны, свистела колючая снежная крупа.
Павел не сходил с мостика. Напялив капюшон парки, он стоял рядом с Лещинским, напряженно стараясь разглядеть берег. Но в белесом снежном куреве ничего не было видно. Единственное, что оставалось сделать,уклониться от курса на запад.
Отдать кливер! крикнул он, не глядя в сторону Лещинского. Тот с самого утра советовал уйти подальше в море. Но Павел тогда его не послушал.
Ветер вырывал из рук мокрую, тяжелую холстину, двое матросов с трудом тянули обледенелый шкот, носовая волна сбивала с ног. Однако судно послушно легло на другой галс и, переваливаясь, почти черпая бортом воду, круто повернуло в открытое море.
Снег перестал падать. Кругом лежала вздымающаяся водяная равнина, исчезли очертания берега. Ветер стал резче, порывистей. Тучи плотно укрыли небо, и только на самом краю обозначался узкий просвет.
«Ростислав» лег на прежний курс. Павел сменил у румпеля Лещинского, приказал обколоть со снастей и палубы ледяную кору. С беспокойством следил за надвигающейся непогодой. Ветер дул теперь неровно, то затихая так, что повисали паруса, то снова усиливаясь с каждым порывом. Волны становились длиннее и выше, темные провалы избороздили океан.
Шторм будет, Павел Савелович,торопливо шепнул боцман, поворачиваясь к ветру спиной.Отстояться бы.
Павел сам думал о бухте. Но берега были неизвестны, близился вечер. До темноты все равно не отыскать стоянки.
Обогнем мыс,ответил он коротко и облизал соленые губы.
Придерживаясь за трос, боцман спустился с мостика. В его молчаливом уходе Павел почувствовал осуждение. Старый моряк не надеялся на командира. Это уже второй. Лещинский тот явно не хотел покидать румпеля. Павел опять покраснел, ему стало жарко. Откинув мокрую прядь волос, крепко держась за румпель, он впервые со страхом огляделся.
Быстро темнело небо. Давно пропала на горизонте светлая полоса. Ветер как будто стал тише, но волны уже достигали низких, нависших над морем туч. Шипящие гребни становились прозрачными. Тяжелее и медленнее поднималась палуба, порывисто уходила из-под ног. Павлу вдруг захотелось вернуть боцмана, посоветоваться со стариком, плававшим здесь не в первый раз, но гордость, боязнь показаться неопытным удержали его. Он вытер подкладкой кафтана лицо, нагнулся к компасу.
Парус! неожиданно крикнул марсельный, крепивший на рее блоки. Обхватив ногами балку, матрос повис над пучиной, возбужденно размахивая свободной рукой.
Павел поспешно обернулся. Суденышко вскинулось на вершину волны, и справа по борту открылось белое пятно парусов. Спустя некоторое время можно было различить и судно. Это была шхуна с косо поставленными мачтами, идущая по тому же курсу.
Корабль приближался. Выкрашенный в черный цвет, без единого светлого пятнышка на узком, длинном корпусе, он напоминал военный корвет. Белизна парусов подчеркивала его строгие, четкие линии. Судно шло с полной оснасткой, быстро приближаясь к «Ростиславу».
В первую минуту Павел обрадовался. Океан не был пустыней, надвигавшийся шторм не казался страшным, но потом, с каждым кабельтовым, уменьшавшим расстояние между кораблями, неясное беспокойство все больше и больше овладевало им. Шхуна шла в полном безмолвии, без флага, без обычного оживления на палубе. Словно белый, молчаливый призрак.
Павел приказал поднять свой флаг. Трехцветное полотнище взвилось над мачтой, затрепыхало по ветру. Но чужой корабль не отвечал. Там все осталось по-прежнему.
Зарядить пушки! скомандовал вдруг Павел и увидел, как суеверно перекрестился, боцман.
Шхуна продолжала приближаться, уже отчетливо видна была на носу под бушпритом резная деревянная фигура какого-то бога... Водяной вал вскинул суденышко. В ту же секунду сверкнул над шхуной огонь, ядро разворотило борт «Ростислава».
Павел упал, но сразу же поднялся, ухватил румпель. Худшие опасения подтвердились.
Отдай шкоты! закричал он высоким мальчишеским голосом.Все наверх!
С окровавленным лбомпадая, он содрал кожу с виска, вздрагивая от возбуждения и неожиданности, юноша налег на румпель, пытаясь повернуть судно. Ему это почти удалось. Второе ядро врезалось в волны. Бот лег бортом на воду и, скрипя обшивкой, тяжело поднялся. Однако шхуна без всяких усилий повторила маневр, новое ядро сорвало кливер. Обломки реи, мокрая холстина грохнулись вниз, повисли на искалеченном борту. Потом их унесло в море.
Цепляясь за изорванные снасти, за палубу, боцман пробрался на мостик. Упавшей реей переломило ногу, ушибло спину. Старик ухватился за трос, вытер кровавую слюну.
Не уйти,сказал он, с трудом шевеля губами.Выкидывайся на каменья... Корсар это... Кончит...
Лещинский оттащил потерявшего сознание боцмана в каюту.
Павел видел, что «Ростиславу» действительно не уйти. Но сдаваться он не собирался. Все надежды Баранова, оставшихся на Ситхе людей были обращены на этот рейс, на маленький бот, на него, на Павла. Гнев и ярость охватили его. Напасть на русское судно, в русских водах!
Он торопливо огляделся. Огромная водяная стена подняла «Ростислава», с высоты ее виднелся вспаханный, почерневший океан, совсем близкая, закрытая парусами шхуна... Тогда он решился.
К орудиям!стараясь перекричать вой ветра, налегая изо всех сил на румпель, крикнул Павел. И пока растерянные матросы добрались до пушек, он повернул бот и ринулся вместе с водяной лавиной вниз, на врага.
Мелькнули паруса, черный высокий борт корабля, длинный, однорукий человек, ухватившийся за тали, повисшие на снастях люди...
Огонь! скомандовал Павел и закрыл глаза.
Из трех пушек блеснуло пламя, бот дрогнул, качнулся. Гул залпа на мгновение заглушил треск столкнувшихся кораблей. Медленно раскололась и рухнула мачта шхуны. Валились обломки, свистели, извиваясь, концы снастей.
Лещинский припал к трапу, закрыл руками голову. Сумасшедший мальчишка утопит их всех. Дерзость нападения, внезапность, когда победа была на стороне шхуны, ошеломили его. Он только и успел выскочить из каюты.
Когда наконец он поднялся, бот уже был далеко от своего врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70