Долина была плодородна и могла прокормить всех.
Само собой, зорцы не вполне доверяли пришельцам — на то они и зорцы. Но так или иначе им выделили землю под обустройство, взаимопонимание было установлено и понемногу углублялось. Пережив все ужасы кармианского вторжения, Свободные ланнцы прекрасно понимали настороженность местных и потому старались вести себя честно и покладисто.
В первый же вечер Вашту позвала всю верхушку беженцев в пустующий дом, стоящий на сланцевом берегу реки. Это было ее родовое гнездо, которое она заняла по праву. Были и другие родственники, имевшие права на него — дядья и двоюродные братья ее матери, которые сейчас путешествовали по долине или находились за горами, но всегда могли вернуться. Поэтому за длинным каменным столом, накрытым Вашту для ее гостей, оставалось пять незанятых мест, и рядом с каждым костяной нож, свеча и каменная чаша, отполированная сотнями губ и пальцев — все это появилось на свет из старых сундуков. Таков был зорский обычай. Похожая традиция имелась и в Ланне, но здесь возможность появления гостей в любой момент ощущалась гораздо сильнее.
Свободный Ланн обосновался на берегу реки — возражений не было ни у кого. Возможно, к лету возникнут иные возможности, и придется уйти из долины, чтобы разведать новые места. Но сейчас у них за плечами был длинный путь. Они обрели желанную свободу и вместе с ней надежду на выживание. Пока этого было достаточно.
— Но мне надо в Древний город, — сказала Сафка.
Ланнцы слушали ее с почтением. Сафка была их жрицей, той искрой, что зажгла восстание в Ольме, фокусирующим зеркалом для Анакир, позволившим отогнать врагов и открыть ворота в Зор. Люди не хотели терять Сафку и, отдай она приказ, готовы были последовать за ней. Однако она не стала этого делать, только объявила о своей потребности и спросила, кто хочет сопровождать ее.
Ее приближенный офицер — тот самый, что готовился умереть, задерживая кармианцев, если бы Сафка с Яннулом согласились на это — нахмурился и спросил, почему ей надо продолжать путь и откуда она знает, что город существует.
— Просто знаю, — ответила она. — И знаю, что должна быть там.
— Но для чего, госпожа? — он заметил, что вокруг них собрались люди. — Вы увели нас из Ланна. Вы призвали богиню, и Она встала перед нами...
Он умолк, ибо понимание поглотило и сделало ненужными все вопросы.
Сафка густо покраснела, глаза ее сверкали. Ей нравилось быть любимой, ведь раньше ей доставалось так мало любви.
— Это богиня сказала мне, что я должна идти, — произнесла она, когда шум вокруг слегка умолк.
Наступила тишина. Подобные доводы не оспаривались.
— Мы последуем за вами, — послышался голос офицера.
— Нет, — возразила Сафка. — Я приглашаю только тех, кто, как и я, чувствует необходимость добраться до города. Другие будут бесполезны для богини. Ей нужны только те, кто отвечает Ее замыслу.
— Но в чем Ее замысел?
Сафка простерла руки. Ветер трепал ее волосы. В такие минуты она делалась прекрасной, но не как женщина, а как может быть прекрасен горный пик или горделивое дерево.
— Не знаю. Но чувствую, что я часть его. Ашни сделала меня этой частью.
Им уже было поведано про Ашни, богиню-ребенка, ту, что неузнанная жила среди них в Ольме...
На том собрание и кончилось. На следующий день Сафка собрала обоз из здешних повозок — очень легких, украшенных резьбой, крытых цветным полотном, пропитанным воском. В долине не было зеебов, не говоря уже о лошадях. Зорцы запрягали кастрированных баранов, и свите Сафки пришлось поступить так же. Когда она пересекла один из дощатых мостов через реку, с ней шло меньше двадцати человек.
— Зачем мы туда потащились? — спросил Яннул.
— Меня тянет туда, — ответила Медаси. — Именно так, как говорила Сафка.
Она старалась объяснить ему эту свою тягу, но он не мог понять, а может быть, и не хотел. Тем не менее Медаси твердо решила последовать за Сафкой на северо-восток, и он пошел с нею. Зато их сын наконец-то был счастлив. У него появился друг, ланнский мальчишка тех же лет, который тоже принял участие в экспедиции. Сейчас они вместе ехали на тележке, запряженной двумя жирными, но резвыми свиньями.
Дождь, начавшийся несколько дней назад, шел не переставая.
Яннул, промокший до костей, проклинал в душе эту затею. Он не верил ни в какой город, хотя тому и придавалось столь важное мистическое значение.
Лежа на спине в трясущейся повозке, он продолжал размышлять. Его правая рука, некогда разбитая Ригоном* , ныла от сырости и скучала по оружию от воспоминаний о кармианцах. Захватчики не причинили ему никакого вреда — просто выгнали, как собаку. И он слишком устал, чтобы гневаться, страдать, бояться или скучать... Когда снаружи раздался какой-то шум, Яннул соскочил с подстилки, схватил нож и бросился вон. И чуть не свалился на голову младшему сыну, который стоял у повозки и окликал его.
— Все в порядке, отец. Это не война.
Яннул встряхнулся, пытаясь согнать с себя остатки дремоты. Спрятав нож, он подумал, что его сын явно находит своего отца и героическим, и достойным любви, и в то же время смешным. Ему самому одновременно хотелось обнять и отшлепать его.
— Так что же там?
— Пойдем, сам посмотришь.
Яннул позволил себя увлечь. Они прошли с четверть мили, и тогда он в самом деле увидел.
Лес, через который они ехали весь вчерашний день, расступился и открыл на востоке панораму зари с переливами красок, приглушенными легкой дымкой. Под этим великолепием протянулась лента другой реки с отраженным в ней небом. А за рекой, под пологом зари, высился таинственный Древний город Зора.
Разрушенный город, как сломанный меч...
Чтобы достичь его, им следовало перебраться через вторую реку. Весь ее берег, насколько хватало взгляда, был усеян россыпью деревень. Где-то они лепились друг к другу, где-то отстояли на мили. Похоже, люди считали нужным жить поблизости от разрушенного города, но не в нем самом. Довольно странное размещение. В поисках моста или брода им пришлось пройти между двух таких поселений, затем по отмели, и снова через деревни... Мужчины, женщины, дети и овцы выходили из домов и долго глядели им вслед. Яннул и несколько других ланнцев пытались заговорить с местными жителями, но бесполезно — теперь с ними не было переводчика. Их не понимали, однако охотно показывали дорогу туда — вверх по течению. Все знали, что незнакомцы стремятся попасть в Древний город, и помогали, как могли.
Наконец они набрели на большую весельную лодку, привязанную к дереву. Что ж, это тоже был способ переправиться.
Четверо ланнцев взялись опробовать ее. Сев на весла, они прошлись по реке туда-сюда и остались довольны. Плыть было недолго, но подготовка к переправе отняла много времени, ведь требовалось перевезти не только людей, но и растревоженных блеющих животных, а также добро из повозок, которые пришлось оставить на берегу. Вполне возможно, что жители ближайших деревень поживятся их брошенным имуществом.
Вдруг все разговоры стихли. Нечто, хранящееся под стенами зорского города, дотянулось до сознания людей и вымело оттуда все мелочные мысли. Наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра вокруг каменных выступов.
С этого берега город смотрелся единой темной массой, высоким бастионом из черного камня, увенчанным черной верхушкой башни.
На расстоянии город выглядел совершенно целым, хотя люди знали, что этого не может быть. На самом же деле так было и в то же время не было. Стены зияли множеством проломов, а кое-где и совсем рухнули, но за ними вырастали новые стены из обломков, которые лежали так плотно, что пройти было невозможно.
Они бродили вдоль стен — маленькая группа людей, пытающаяся найти вход.
— Я здесь, с тобой, — Яннул положил руку на плечо Медаси. Она улыбнулась в ответ, и он понял, что в ее глазах нет страха, хотя этот город был точной копией Равнинного. Но не нынешнего, а такого, каким тот был века назад.
Наконец один из детей, убежавший дальше других, нашел ворота. Наверняка где-то были и другие. Самих ворот не сохранилось, осталась только арка.
От нее ступенями спускались широкие террасы. Улицы разбегались в разные стороны. Башни вздымались в небо. На возвышении стояло здание с колоннами, в котором светилось высокое окно. И, что удивительно, цветное стекло в нем было целым.
— Сафка! — позвал Яннул, но Медаси покачала головой — их ольмская госпожа была уже далеко впереди, притягиваемая зовом беззвучной песни Города. Она шла на этот зов, а они следовали за ней.
Разбитые башни наверху были как тени, отброшенные в небо.
«Боюсь ли я?» — спросила себя Сафка.
«Нет», — мягко ответил голос внутри нее. Это была та половина, что подобно матери или учителю вела за собой всю ее сущность. «Нет, не боишься. Сила этого места очень велика. Но у тебя есть цель, и это тоже сила. Ты сама чувствуешь это».
Что-то подталкивало, вело ее вперед, и Сафке было очень легко следовать этому зову.
Сколько уже она идет по городу? Наверное, несколько часов. Все остальные давно выбились из сил — она же не чувствовала усталости.
Внезапно она поняла, что прибыла на место назначения. Сафка огляделась. Подсознательно она ожидала увидеть нечто величественное — может быть, колоссальную статую или какое-то возвышенное здание, что-то подавляющее и пугающее. Ничего подобного. Перед ней была маленькая дверь, вырубленная в стене. Сафка толкнула ее и была очень удивлена тем, что дверь тут же подалась.
Она заглянула в огромное око бассейна. Наверное, под древней улицей имелась пещера, предположительно соединенная с подземным руслом реки. Услышав вокруг себя восхищенные возгласы, Сафка осмотрелась и поняла, чем они вызваны. Последние отблески угасающего дня осветили клад — украшения, изделия из драгоценных металлов. Это было сокровище из тех, о которых говорят легенды...
По наклонному входу Сафка вошла внутрь, завороженная не столько ценностью находки, сколько самим ее фактом.
За ней и остальные потянулись в пещеру. Они ударяли кремнем, высекая искры, напрягали зрение. Неверный свет падал на тускло мерцающие груды бриллиантов и рубинов. «Вот богатство, чтобы вооружить Ланн против врагов!» — шепнул кто-то. «Нет, это священный клад, — возразил другой шепоток. — Он принесет несчастье тем, кто его разграбит. Разве ты не видел, что на двери вырезано изображение Богини-Змеи?» Сафка удивилась — сама она как-то пропустила эту деталь. Наверное, бассейн настолько привлек ее внимание, что она сразу же вошла внутрь, не обратив внимания на дверь.
— Зажгите надежный свет и принесите сюда, — велела она.
Кто-то исполнил повеление, и при свете горящей лампы они заглянули в бассейн. В его дно, сделанное из громадного светлого камня, были врезаны ряды букв, тянущиеся один за другим. Гигантская книга. Вода как-то сохранила ее, хотя способна разглаживать камень не хуже ветра. Письмо было висское, так что они могли прочитать каждую строчку.
Когда спустилась ночь, такая же черная, как сам город, они отыскали на холме большой старый дом с колоннами. В прошлом чей-то дворец, он сохранился почти нетронутым. Никто не жил в городе, никто не ходил по его улицам. Норы тирров стояли пустые и высохшие, даже зловоние давно выветрилось. Кстати, им не доводилось видеть тирров и в долине. Похоже, эти немыслимо уродливые твари с ядовитыми когтями вымерли здесь давным-давно.
Люди развели огонь, приготовили ужин и поели, затем открыли и пустили по кругу мех с ольмским вином. Они достигли своей цели. После того, как уснули немногочисленные дети, наступила тишина — та тишина, что была в каждом из них, а сейчас просочилась наружу сквозь кожу, выглянула из глаз. Только тихо потрескивало пламя, да отсветы его плясали на волосах и женских бусах.
Сафка ушла за каменную перегородку, которой, наверное, было сотни лет, и лежала там неподвижно, слушая тишину, со всех сторон окружавшую эту перегородку меж нею и остальными.
Она воздерживалась с самого времени Застис. Забавно. Она знала, что там, в горах, могла выбрать любого из своих капитанов, и они почли бы за честь лечь с ней. Вряд ли когда-нибудь до того у нее были мужчины, которые так ее желали — ибо теперь она была особая женщина. Святая. Но в этом же крылась и причина ее воздержания. Близость перестала быть необходима ей.
А теперь...
Она смотрела на высокий потолок, на стропила из черного дерева, вырезанные не меньше чем за тысячу лет до ее рождения.
Хватит ли у нее сил, чтобы вместить огонь, чьего прихода они ожидают? Она знала Ашни, это правда. Но ведь сама по себе она была простой смертной женщиной. Она могла умереть.
Опять же замысел богини может и не воплотиться... Нет, нельзя позволять себе так думать. Нет ничего превыше веры. А вера Сафки была безгранична.
За перегородкой, в длинном зале, Яннул и еще один мужчина задавали корм скотине, привязанной к колоннам. Животные тоже были удивительно тихими. Обернувшись, Яннул увидел перед собой сына и его друга, мальчика чистой висской крови. Очевидно, где-то во время долгого пути они побратались на крови — Яннул разглядел белые шрамики на руке у каждого. Оба мальчика смотрели ему в глаза.
— Так это правда? — наконец спросил у него сын.
— А что сказала твоя мать?
— Сказала, что правда, и велела спросить у тебя.
— Значит, правда.
Дети снова повернулись к огню.
— Такая магия должна быть очень мощной. И что же теперь случится?
— Не знаю. Пожалуй, что-то вроде явления на дороге, но во много раз сильнее.
— Как под Корамвисом, где ты был с Ральднором эм Саром?
— Не знаю, — снова повторил Яннул.
Странно, что знание все это время хранилось здесь. Он подозревал, что оно совсем в другом месте, но, скорее всего, уже утеряно или разрушено. Некоторые строки на каменном полу бассейна были лишены смысла, другие представляли собой воспоминания, легенды. Эм Дорфар всегда гордились тем, что спустились с небес в утробах бледных драконов, дочерна спаливших землю своим огненным дыханием. Надписи на камне говорили о том же. Там сообщалось, что сперва, в незапамятном начале, все до единого люди на этом континенте были бледнокожими и светловолосыми, как на Равнинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73