Это было исключительно простое и в то же время гениальное решение.
Такой поворот мыслей принес некоторое облегчение, и проблему Яннула было решено отложить на потом.
Ральднор вышел в закрытый коридор, который привел его в скромную комнату с разбросанными по ней ланнскими подушками. Посреди комнаты сидела сердитая девочка и дразнила котенка калинкса. Ее длинные светлые волосы были убраны лентами, светлая кожа — разрисована изысканным узором, поверх которого сверкали украшения.
— Мелла, если ты будешь дразнить этого кота, он тебя цапнет.
Девочка подняла глаза, и на ее лице появилась недовольная гримаска.
— Как ты смеешь...
— Ты же знаешь, что я забочусь о твоем благополучии.
Мелла оскалилась. Она дернула котенка за хвост и в награду за это получила кучу острых когтей и зубов. Оставив свою жертву визжать над царапинами и укусами, котенок прошмыгнул мимо Ральднора в коридор и выскочил в крошечное окошко, оставленное открытым специально ради него.
Разъяренное создание зализывало раны. Люди Ральднора знали Меллу как юную любовницу хозяина, которую тот привез из поместья в Иоли. На свой лад она была вполне хорошенькая, хотя грудь у нее была совсем маленькой, а ступни, наоборот, великоваты. Но, в конце концов, Ральднор имел право на собственные вкусы в отношении постели.
— Сколько мы еще пробудем здесь? — капризно спросила Мелла.
— А что, ты скучаешь? Мои нижайшие извинения. Но ты знаешь, зачем я привез тебя сюда. И, надеюсь, понимаешь, как мне приходится крутиться, чтобы усыпить бдительность Кесара.
— Кесар! — голос Меллы стал пронзительным от отвращения.
— Да, что касается бдительности Кесара: тебе следует проявить терпение. Я уже предупреждал — будь поаккуратнее со своей ненавистью к нему.
— А что мне делать с моей ненавистью к тебе?
— С какой стати тебе меня ненавидеть? — спокойно возразил Ральднор. — Я твой спаситель, тебе полагается благодарить меня.
— Благодарить за то, что со мной сделали это? — внезапно расцарапанные руки Меллы рванули лиф платья. Ральднор отвел глаза. Это зрелище до сих пор вызывало у него отвращение, хотя однажды ему довелось путешествовать в Оммос, обитель женоненавистников, где подобное приходилось созерцать с утра до ночи.
— Да, благодарить, — подтвердил он, разглядывая роспись на стене. — Потому что это сохранило тебе жизнь.
— Жизнь — прекрасная штука, — скривилась Мелла с презрением, какое возможно лишь в пятнадцать лет. — Но как насчет моих прав?
— Тише, пожалуйста! Снаружи под окном кармианские часовые.
— Нет, ты скажи! — прошипела Мелла и истерически расхохоталась.
— Объясняю тебе снова и снова: такие вещи, как права, надо заслужить. Но сейчас твоя сдержанность — главный залог твоей безопасности. Или ты хочешь вдобавок лишиться еще и языка?
Мелла побледнела. Слезы хлынули у нее из глаз вместе с краской. Она униженно ползала у ног Ральднора. Чего только не намешано в этом существе!
Медаси вышла из маленького садика. Скупое осеннее солнце играло на ее волосах.
— А по-другому нельзя? — спросила она.
— Думаю, нет.
Она уселась подле мужа, и Яннул взял ее за руку.
— Все это кажется таким странным, — протянула она.
— Прости. Я обещал тебе здесь мирную жизнь...
— А разве она существует хоть где-нибудь?
Какое-то время они еще сидели и беседовали, вспоминая былые времена. Яннул понимал ее тревогу. Ему хотелось крикнуть ей: «Мы пережили многое, значит, можем пережить и это».
Но как же тяжело было уходить отсюда, бросить усадьбу и землю, оставить Ланн! В юности он сделал это без колебаний, веря, что всегда может вернуться. Сражаясь рядом с Ральднором из Сара, Яннул уже не был столь уверен в этом. Но все-таки он выжил и в конце концов вернулся домой через Внутреннее море, да не один, а с золотоволосой девушкой. А дома его ждало потрясение. Старая ферма в холмах стояла пустая, с рухнувшей крышей, и птицы вили гнезда в ее стенах. За колодцем он обнаружил камень над могилой своей матери. Разыскав одну из сестер в другой долине, куда она вышла замуж за чужака, он услышал печальную повесть о тяжелых временах. Две других его сестры умерли, причем одна — родами. Один из братьев отправился наниматься в армию Равнин, но так и не добрался туда, а если даже и добрался, то погиб где-нибудь в Оммосе или Дорфаре — известий от него не было. Скорее всего, в этом стоило винить грабителей или кораблекрушение. Другие братья ушли на север, охотиться и осваивать дикие земли, и больше Яннул с ними не встречался.
Все эти потери оставили шрамы на его сердце. Пока он каждый день подвергался опасности, ему и в голову не приходило усомниться в безопасности своей семьи. Темными холодными ночами его грела память о родных, и Ланн был для него далеким маяком, который никогда не погаснет. Мать, как всегда, с ребенком под сердцем; сестры распевают песенки, толкаясь возле ткацкого станка, или нянчатся с бедными замерзшими птичками; братья хвастаются, что в один прекрасный день будут есть за одним столом с королем в Амланне. Да, Яннул создал прекрасную грезу. Теперь воспоминания об этих наивных картинках разбивали ему сердце.
Утешила его Медаси. Не только словами или прикосновениями — самим своим присутствием. Она давала ему, разом лишившемуся всех родных, ощущение семьи. Прежде Яннул испытывал к Медаси чувственное влечение, ему нравилось быть ее защитником, но лишь в те дни горьких откровений он начал любить ее по-настоящему.
А затем его земля стала давать первые плоды. Его усадьба среди голубоватых холмов, которые, как годы спустя заметил Рэм, являются фоном для любого ланнского пейзажа, ожила и расцвела. Теперь в их доме рядом с любовью уживался достаток. Вскоре появились и сыновья — жизнь радовала их своими щедрыми дарами.
Когда со стороны Вольного Закориса начала надвигаться тень, они осознавали угрозу — но именно осознавали, а не строили вокруг этого всю свою жизнь. Никакая тень не способна заслонить весь свет разом.
Но кармианское вторжение было совсем иным — оно обрушилось на них подобно снегу среди летнего зноя. Так приходит конец света.
— Басьяр хороший человек, — произнес Яннул. — Наполовину заравиец, финансовый гений и пройдоха, но заслуживающий доверия. Он сохранит хозяйство в лучшем виде, если, конечно, ничего не случится. Если же оправдаются худшие ожидания, он спасет, что сможет, и сбережет до нашего возвращения.
Медаси улыбнулась. Басьяр, управляющий Яннула, всегда оказывал ей знаки внимания на свой заравийский манер. Ей нравился этот добрый человек, опасный лишь для своих врагов.
— Еще одна удача — то, что мы нашли вардийцев, согласных взять нас с собой, — продолжал Яннул. — Кармисс все еще предупредителен с желтоволосыми народами.
Они выработали план отъезда еще вчера, как только Яннул получил приглашение во дворец. Он сразу понял, что это значит, и нисколько не ошибся. Вряд ли светловолосый кармианец промедлит с выводом: если герой Ланна не слушается по-хорошему, пора применять другие рычаги воздействия.
Вардийский караван выходил к югу завтра на рассвете, и Яннул с женой и младшим сыном должны были присоединиться к нему. Медаси была эманакир, мальчик, светлый, хоть и с темными, как у отца, глазами, тоже имел на себе достаточную мету Равнин. По дороге в Ланнелир к ним будут относиться с заботой и уважением. В Элире кармианское владычество все еще было достаточно условным. Если же им удастся добраться до Равнин-без-Теней — они окажутся на территории Междуземья, куда еще не дотянулись жадные руки Кармисса. Пока не дотянулись...
— А если вернется Лар-Ральднор? — вдруг спросила Медаси, когда они уже все обсудили.
— Из последнего письма видно, что в Дорфаре он в полной безопасности. У короля должно хватить здравого смысла не отпускать его. Ральданаш позаботится о нашем сыне.
— Он может не послушаться короля.
— Он послушается. Лар-Ральднор знает, что мы не пропадем. Он останется там, где есть, и подождет вестей от нас. А мы дадим ему знать, как только доберемся до Равнин.
— Ты прав, — ответила Медаси со вздохом. Она не плакала. Лишь глаза ее кричали, не в силах оторваться от сада, где цвели лилии, а по ночам на кустах пламенели светлячки.
И снова на Яннула нахлынули воспоминания: разрушенный Равнинный город под снегом, кровь и мертвые тела дорфарианцев на его улицах — и эманакир, скользящие мимо, как молчаливые волки с горящими глазами. И еще — дом Йир-Дакана со своими собственными мертвыми, на этот раз оммосцами. Круглый зал и что-то непонятное, неописуемое, наполовину свисающее из чрева-печи Зарока, а чуть в стороне — Медаси, вцепившаяся в стол. Она взглянула на него, вскочила и бросилась к двери, пытаясь сбежать. Когда Яннул схватил ее за плечи, девушка завопила, а затем распростерлась у него на груди. «Зачем, зачем меня заставили его убить?» — кричала она, и ее слезы жгли ему кожу даже сквозь ткань одежды.
Той ночью она спасла его рассудок своим вопросом. А он, вероятно, сделал то же самое с нею.
Однако Яннул знал: даже сейчас, спасаясь от новых притеснителей, она боится возвращаться на Равнины.
Тем временем началось создание ланнской армии.
Любой Вис или достаточно темный полукровка старше двенадцати лет оказывался годным, точнее, уязвимым. Рекрутов заманивали, а где надо, и принуждали.
В Амланне и других городках был объявлен всенародный призыв. Всех подходящих кандидатов обязали явиться на местный вербовочный пункт. Тем, кто не желал подвергать этому себя или своих сыновей и при этом не мог откупиться, наносили визит кармианские солдаты. Три-четыре разнесенных в щепки верстака, упряжка зеебов, изъятая для военных нужд, несколько разбитых пивных бочонков — этого хватило, чтобы преподать урок. Мужчины и юноши потянулись на призывные пункты, где зачислялись в ланнское ополчение. Над каждой из наспех возведенных казарм пылал факел — символ Ланна — под огромной ярко-алой Саламандрой.
Войска Кесара добрались даже до маленьких деревушек, разбросанных по предгорьям. Их они попросту завоевали. Мужчин вытаскивали с полей или из постелей, ударами валили наземь, вязали и тащили к солдатской жизни. Дома оставались рыдающие женщины и дети, обреченные голодать без кормильцев.
Такие картины можно было наблюдать по всему югу. На севере, по слухам, творились еще худшие дела.
Когда вардийский караван достиг границы с Ланнелиром, он наткнулся на сожженную деревню. На ближайшем холме лежали два трупа женщин, замученных насильниками до смерти. Неподалеку были брошены убитые старики, не представлявшие интереса для призыва. Остальных женщин и домашний скот угнали для прокорма и ублажения доблестных кармианских воинов.
Вардийцы не стали вмешиваться — все равно тут уже ничем не поможешь. Мертвых не поднять, а кармианцев слишком много.
А на заднем плане, окружая Ланн стеной, стояли горы и слепо глядели в небо.
В Ланнелире, в доме наместника Ольма, спала Сафка. Ей снилась Равнинная девочка. Она стояла под окном, и полная луна золотила ее волосы.
«Подойди и посмотри», — сказала она, как всегда, без слов.
Сафка недоверчиво приблизилась к окну. Она даже не надеялась, что когда-нибудь снова увидится с девочкой. Пытаясь разглядеть, где та стоит, Сафка вдруг заметила, что во сне вид за ее окном совсем не такой, как наяву. Она разглядела горы, которые вздымались за городом, а вверх по горам ползла, извиваясь и сверкая, громадная змея. Затем девушка разобрала, что это не змея, а просто потоки света.
— Куда они направляются? — спросила Сафка, и девочка с Равнин объяснила ей.
Сафка снова не поверила.
И тут она увидела, как на вершине горы лунный свет сгустился в ослепительный женский силуэт с хвостом змеи. Непонятно почему, но это очень обрадовало Сафку, и она рассмеялась.
Она проснулась, все еще смеясь. И поняла, что теперь знает имя девочки.
В Ольме было размещено всего пятьдесят солдат короля Кесара. Они заняли два каменных дома, чьи владельцы попросту сбежали. Для себя и приближенных офицеров капитан потребовал квартиры во дворце. Вербовка началась в первое же утро. Наместник сам вышел на рыночную площадь и обратился к жителям Ольма с просьбой о сотрудничестве. Кармисс, говорил он, уже помог Ланну создать собственные силы самообороны, в которых он так нуждался. Население не противилось. Несколько дней на призывной пункт текла мужская река, в результате чего население Ольма изрядно уменьшилось. Остались лишь те, кто уже совсем ни на что не годился.
Кармианский капитан остался доволен наместником. Помимо всего прочего, он делил ложе с его законной красивой дочерью. Этот человек очень гордился тем, что поднялся до такой высоты из низинных и нездоровых портовых районов Истриса, и не был способен говорить ни о чем, кроме своей карьеры. Законная дочь наместника не возражала — казалось, похвальба любовника даже забавляет ее.
Ялеф, старший сын наместника, сбежал в Элир с шайкой похожих на него друзей и несколькими девушками-акробатками.
Каждый раз, глядя на Саламандру, пламенеющую над воротами дворца, Сафка вспоминала, как прежде злилась на людей из Шансара и Вардата, мечтая, чтобы вернулись времена Висов. Вот они, вернулись! Ее терзали стыд и отвращение.
Тому была и еще одна причина. Ее третий брат имел наглость предложить ее, Сафку, одному из кармианских сержантов на время пребывания в городе. На что тот ответил: «У этой суки нет ни груди, ни зада, одни ноги. Кстати, где я мог видеть ее лицо? Ах да, на горшке без ручек».
Весь вечер она проплакала, мечтая убить этого человека. В конце концов она уснула — и увидела во сне Равнинную девочку, горы, огни и Анакир.
Утром, не имея ни дел, ни планов, она принялась обдумывать свой сон.
Если не считать кармианского вторжения, самой популярной темой в Ольме на тот момент была магия Равнин, толпы в венках из цветов, бродящие по черному городу руин, неземной свет и прочие знамения. Одна такая история, рассказанная торговцем, привела в восторг всю рыночную площадь. Там упоминались волки, бегающие рядом с этими странными людьми, дружелюбные и безопасные, и змеи, обвивающиеся вокруг них вместе с цветочными гирляндами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73