Увлеченные беседой, они бурно жестикулировали, пытаясь перекричать весь этот гомон и лай. Через каждые несколько шагов они останавливались и просовывали пальцы сквозь сетку, чтобы почесать очередной собачий нос. Большинство псов стояли на задних лапках, — так, что их забавные подстриженные тельца принимали положение почти вертикальное, — а передние лапы колотили и сотрясали заборчик. Невозможно было сказать наверняка, кто получает больше удовольствия, собачки или две дамы.
Я закончил оперировать первую корову и уже приступил к удалению глаза у второй, когда рядом с расколом появилась Джан. Полковник к тому времени успел задать мне по меньшей мере две сотни вопросов насчет коровьих глаз, а мне удалось ответить ко взаимному нашему удовлетворению разве что на сто. Как и следовало ожидать, он записывал каждое мое слово в свой гроссбух со скоростью и проворством протоколиста суда. Так что прибытие Джан меня изрядно обрадовало.
Полковник соорудил кормушки для коров, откупив у государства лишние пустые пятидесяти пяти-галлоновые цилиндрические коробки, разрезав их вдоль пополам, а затем приварив половинки в длину одну к другой. Одну из таких кормушек зачем-то была поставлена стоймя к забору совсем рядом с Джан.
Джан как раз говорила что-то лестное о состоянии очередной коровы, как вдруг резкий порыв ветра опрокинул массивную кормушку, и она всей тяжестью обрушилась на нее сзади. Комплимент оборвался на полуслове, и Джан упала как подкошенная на отнюдь не идеальную земляную поверхность прямо перед расколом.
На две-три секунды я словно окаменел; сжимая в одной руке — пинцет, а в другой — иглодержатель, я стоял в растерянности, не зная, что делать. С одной стороны — вот, моя верная подруга жизни лежит без сознания в грязи, слякоти и навозе; с другой стороны, я как раз дошел до самой ответственной стадии сложнейшей операции на глазу, пользуя не кого-нибудь, а полковничью лучшую корову-рекордистку. В ушах у меня звучал строгий голос профессора хирургии, преподававшего у нас в колледже: «Не нарушайте стерильности! Стерильности не нарушайте!»
Было очевидно, что операцию придется прервать. Не раздумывая, я опустился на колени рядом с Джан и обратился к ней с традиционным идиотским вопросом:
— Джан, с тобой все в порядке? Джан? Джан?
Вопреки своему обыкновению, Джан молчала.
Самым близким заменителем полотенца была хирургическая простыня. Я сдернул ее с головы коровы, проворно обмакнул в ближайшее корыто с водой, выжал и принялся обтирать пепельно-бледное лицо Джан. Полотенце было забрызгано коровьей кровью, и очень скоро щеки и лоб пострадавшей украсились бурыми разводами. Впрочем, в тот момент кровавое пятно-другое меня не слишком-то занимали; так я тревожился за жену.
— Джан, очнись! Очнись! — заклинал я.
Полковник властно отдавал приказ за приказом, но я и ухом не вел. Тогда он проговорил что-то насчет скорой помощи и стремительно зашагал к дому.
— О-ох, голова моя, — пробормотала Джан, приходя в себя. — Голова моя! А это что такое? — Над ее правым ухом на глазах вздувалась здоровенная шишка.
— Помоги мне сесть. А то меня подташнивает.
Я осторожно помог ей приподняться. Ее левый бок и спина были перепачканы грязью, навозом и прочими субстанциями скотного двора, но это как раз заботило меня меньше всего.
— Ох, Господи! — воскликнула Джан. — Да у меня кровь! — Первое, что различил ее замутненный взор, были пятна крови на влажной простыне и на ее руках.
— Да нет, это коровья! Ты не волнуйся так, — проговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно.
— Коровья кровь! — повторила она, морщаясь от боли. — А что случилось-то?
— Все о'кей, все в порядке. Сейчас подъедет «скорая помощь», и мы…
— Какая еще «скорая помощь»? Никакая «скорая помощь» мне не нужна! Лучше помоги мне встать, — потребовала она, с трудом приподнимаясь с земли. — Ох, до чего же голова трещит! А уж грязна-то я, просто ужас какой-то! Что же все-таки произошло? — Джан со всей очевидностью постепенно приходила в норму: вот уже в ход пошли и язык, и жесты. — А что у нас во дворе делает эта корова?
Я попытался объяснить, что случилось. Ощупывая шишку на голове, Джан негодующе воззрилась на злосчастную кормушку. По всей видимости, восстановить последовательность недавних событий все еще стоило ей немалого труда.
— А это кто такой? — осведомилась она, указывая на приближающуюся фигуру.
— Это полковник Зубер. Мы у него на ферме, разве ты не помнишь?
— Э-э, да, кажется.
— «Скорая помощь» приехать не сможет, — возвестил полковник Зубер, тяжело отдуваясь. — Машина в ремонте. Что же нам делать? Как думаете, можно ли отвезти пострадавшую на машине? — Бедняга нервно заламывал руки. Надо думать, водить в битву войска на чужой территории куда проще, чем справляться с домашними авралами!
— Вот и славно! Никакая «скорая помощь» никому и не требуется; я и на своих ногах дойду! — объявила Джан. Она уже поднялась с земли и, гордо отказываясь от помощи, зашагала к дому — быстро, хотя и слегка пошатываясь, в типично джановской манере «у меня-все-под-контролем». Двое потрясенных мужчин двинулись следом. Навстречу ей от крыльца семенила миссис Зубер в переднике и со сворой пудельков. Встретив гостью на полдороге, она, невзирая на протесты, придирчиво осмотрела шишку и высказала все подобающие случаю извинения по поводу травмы и бедственного состояния одежды пострадавшей. И вот уже, оживленно беседуя, дамы направились к дому.
Среди всей этой суматохи я напрочь позабыл про корову. Но вот пациентка нетерпеливо встряхнулась, отчего раскол заходил ходуном, напоминая мне, что с одним важным делом я еще не покончил. Несмотря на задержку в несколько минут, держалась она вроде бы неплохо. Я заново вымыл руки с мылом, продолжил накладывать шов с того самого места, где прервался, и за какие-нибудь четверть часа благополучно закончил работу. В одном досадное происшествие обернулось к моему благу: полковник Зубер убрал свой гроссбух и в тот день вопросов больше не задавал.
На обратном пути я вел машину медленно и осторожно, поскольку Джан продолжала жаловаться на головную боль и тошноту. По дороге мы заехали в офис доктора Пола. Быстрый, но тщательный осмотр показал, что у Джан сотрясение мозга, так что в течение ближайших недель головные боли и тошнота, скорее всего, не прекратятся.
Но обещанные две недели недомогания растянулись на месяц, а порой по утрам Джан чувствовала себя так скверно, что в клинику приезжала не раньше полудня. Ее по-прежнему мучили головные боли, приступы тошноты усилились. В конце третьей недели я предположил, что, возможно, пора проконсультироваться со специалистом из Меридиана.
— Я отвезу Тома с Лайзой в Бирмингем, пусть погостят недельку у твоих родителей. Тогда ты сможешь соблюдать постельный режим.
— Нет, пока не надо. Подожду еще несколько дней; а если к утру понедельника мне лучше не станет, съезжу еще раз к доктору Полу; посмотрим, что он скажет. При необходимости он сам направит меня к нужному специалисту.
Во второй половине дня в понедельник я решил заскочить в парикмахерскую Чаппелла: мне давно уже следовало подстричься, да и узнать свежие новости не мешало бы, — в частности, меня интересовал обзор только что закончившегося футбольного сезона юго-восточной ассоциации колледжей и краткий, но исчерпывающий критический разбор новогодних партий в боулинг. Если уж в парикмахерской Чаппела не раздобыть последних известий и данных, стало быть, в природе их просто не существует!
— Да это ж супервет собственной персоной припожаловали! А ну-ка все встали и поприветствовали великого целителя лошадей и собак! — К вечным насмешкам Майэтта я уже привык и даже не без удовольствия их предвкушал. Более того: постепенно учился отвечать на издевки и подначки. — Мне давеча рассказывали, будто про тебя в «Умелом домоводстве» написали: дескать, ты у нас лучше всех в Соединенных Штатах доброй старой Америки миндалины удаляешь! — Трое клиентов, дожидавшихся очереди на стрижку, оторвались от затрепанных журналов и дружно захихикали; впрочем, шумное приветствие Майэтта особого впечатления на них не произвело. Они окинули беглым взглядом появившуюся на пороге фигуру в комбинезоне и снова вернулись к изучению картинок.
— Майэтт, да ты у нас просто ни дать ни взять Боб Хоуп! Я вот все гадал, и чего это тебя по телику всякий вечер ближе к полуночи не показывают; а то бы блистал своим юмором на всю страну! Небось, дней через тридцать уже в золоте бы купался! Да только потом до меня дошло: тебе, видать, не по нраву кататься в Нью-Йорк на автобусах «Трейлуэйз»: как подумаешь о головоломной пересадке на автовокзале Атланты, где на несколько часов «зависаешь», так и ехать расхочется. — Сидящие в очереди, оценив шутку, расхохотались от души. Уж они-то знали, что в перепалках с Майэттом мало кому удается оставить последнее слово за собой!
— Не-а, просто я самолеты терпеть не могу, — отозвался он. — Сами на них летайте, богатеи несчастные!
— Я слыхал, Док, вас можно поздравить? — внезапно выпалил Чаппелл, глядя прямо на меня. Краем глаза я заметил, как Майэтт яростно затряс головой: дескать, замолчи сейчас же!
— Поздравить? Меня-то? А что я такого сделал?
— Э-э-э… ну, вы ж… это… на прошлой неделе спасли щеночка одной такой маленькой девочки, — пролепетал Майэтт.
— Какого еще щеночка? О чем вы?
— Да я про то, что в аптеке было с час тому назад, — в отчаянии воскликнул Чаппелл. — Ну, это, видели, как Тиллман Райт отпускал Джан лекарство…
— Чаппелл, заткнись! Нечего выбалтывать чужие секреты! — Все присутствующие разом насторожили уши, закрыли журналы и отложили их на колени. — Док, вы нынче утром дома были?
— Нет, я сегодня все утро коров тестировал на ферме у У.Дж.Ландри.
— Ну, так поезжайте поскорее домой, пока Чаппелл от излишнего усердия не растрепал вам то, что вам следует услышать от собственной жены, серьезно посоветовал он. Я развернулся и пулей вылетел за дверь, а вслед мне летел укоризненный голос Майэтта:
— Черт подери, Чаппелл, ну и длинный же у тебя язык!
Девяносто секунд спустя я уже входил в дом через заднюю дверь. Джан устроилась в кресле-качалке и, широко улыбаясь, потягивала «Севн-ап». По всей видимости, она чувствовала себя гораздо лучше, — надо думать, помогло лекарство Тиллмана.
— А ты неплохо выглядишь, — отметил я. — Это все благодаря новому средству?
— Откуда ты про него знаешь? — изумленно переспросила она.
— Да вот зашел в парикмахерскую подстричься, и Чаппелл упомянул про лекарство, которое ты покупала в аптеке; но, по всей видимости, сболтнул что-то лишнее.
Джан ошарашенно покачала головой.
— Просто потрясающе, какая в этом городишке сеть информационных каналов! Ну что ж, тебе и впрямь предстоит кое-что услышать, так что ты лучше сядь.
Я послушно плюхнулся на диван.
— Помнишь, как меня тошнило, когда я была беременна Томом, а потом Лайзой? И кому и знать, как не тебе, что этим летом Том всем ребятам в садике разболтал, будто бы у него будет маленький братик или сестричка? Так вот, все повторяется с начала. Доктор Пол сказал, кролик сдох; стало быть, в августе у нас ожидается прибавление к семейству! — Джан по-прежнему улыбалась.
Несколько секунд я сидел молча; новость не то чтобы меня потрясла, но слегка удивила, и в голове моей проносились тысячи мыслей. Так, думал я о здоровье Джан и новорожденного, о том, как непросто обеспечить ему должные условия и воспитание, о расходах на образование, о счетах от стоматолога-ортодонта и, разумеется, о том, будет ли это мальчик или девочка. Я полагаю, большинство мужчин, впервые узнав о том, что вот-вот станут отцами, в глубине души терзаются сомнениями: а сумеют ли они справиться с этой пугающей задачей — вырастить ребенка как должно? А еще я уверен, что большинство мужчин в итоге оказываются на высоте положения: может, из гордости, может, из чувства ответственности, а может, просто-напросто впав в панику. Ничто не заставит человека вкалывать упорнее, нежели сознание того, что вскорости предстоит кормить еще один рот и одевать еще одно тельце.
— Ну что ж, я рад, что тебя наизнанку выворачивает вовсе не потому, что черепушка треснула, — объявил я, сердечно обнимая жену. — Знаю: лучше тебе от этой мысли не станет, но, по крайней мере, причина тебе известна, так что, возможно, терпеть будет легче. В конце концов, это ненадолго.
— Доктор Пол сказал то же самое, да только ни одному мужчине еще не доводилось страдать тошнотой по утрам, да и родами еще ни один не мучался. В противном случае, держу пари, в семьях было бы никак не больше одного ребенка.
Тем не менее, мы отпраздновали беременность Джан и в подробностях обсудили, как ее отсутствие в клинике летом повлияет на практику. Затем, перейдя к теме куда более приятной, мы принялись подбирать имя для малыша.
— Ты кого хочешь, мальчика или девочку? — спросила Джан.
— Как насчет по одной штуке каждой разновидности?
На Джан накатил очередной приступ тошноты, и она передвинулась на самый краешек дивана. Наверное, мне не следовало заговаривать про близнецов.
— Если будет девочка, давай назовем ее Марта-Кристин, в честь наших матерей, — предложил я.
— Поскольку Том уже носит имя твоего отца как второе, если родится мальчик, давай назовем его Милтон-Пол, — предложила Джан. — В честь моего отца и доктора Пола. За последний год они столько всего для нас сделали!
В самый разгар дискуссии насчет других возможных имен раздался телефонный звонок.
— Док, это вы? И чегой-то вы дома сидите в такой час?
— Празднуем некое семейное событие. А вам с какой стати вздумалось звонить сюда в такой час? — Я втайне надеялся на хоть какую-нибудь подсказку, что помогла бы мне идентифицировать собеседника, но на сей раз мне не повезло.
— Да я на работу звонил, только там никто трубку не брал, вот я и подумал, наберу-ка заодно и этот номер, — пояснил голос. — Послушайте, Док, у меня корова все утро пытается разродиться и уж вымоталась так, что мало не покажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41