https://wodolei.ru/catalog/mebel/uglovaya/yglovoj-shkaf/
Со всей очевидностью, кашляющая собака нарушала мир и спокойствие в доме, и зачастую звонившего это волновало куда больше, нежели здоровье его питомца как таковое.
Если же собачий кашель мешал домашним спать, позвонить могли в любом часу ночи, однако особой популярностью почему-то пользовался промежуток от одиннадцати до часу. В таком случае владелец настоятельно требовал немедленно осмотреть собаку, уверяя, что бедное животное истерзано болью и через какой-нибудь час-другой, если не подоспеет помощь, станет хладным трупом. Разумеется, в такой час все магазины, аптеки и скобяные лавки закрыты, так что иного выхода, кроме как вытащить ветеринара из постели, нет и не предвидится.
— Ну, дайте ему две чайные ложки микстуры от кашля и перезвоните мне часов в семь утра, — сонно предложил я как-то раз субботним вечером. — Мы как раз успеем взглянуть на беднягу перед утренней церковной службой.
— Ох, да ему совсем скверно! Он, чего доброго, до утра и не дотянет; боюсь, у него в грызле куриная кость застряла, — следовал вполне предсказуемый ответ. На заднем плане я слышал раздражающий кашель с мокротой и голоса детей, которым вот уже несколько часов как полагалось отбыть в страну снов. И кашель этот со всей определенностью не имел отношения к «куриной кости в грызле». Хотя звук этот пропутешествовал через мили и мили телефонного провода, я был стопроцентно уверен: недуг бедного пса гнездится в глубинах грудной клетки.
— Кроме того, утром у меня другие дела, — объявлял владелец пса. — Я к вам быстренько доеду: за десять минут обернусь. — Тут-то я и понимал истинную подоплеку экстренного вызова. Этот тип поутру собирается на рыбалку, или поиграть в гольф, или на охоту, и времени возиться с собакой у него не будет. Для него куда удобнее причинить неудобство постороннему человеку, нежели допустить, чтобы собака и посторонний человек причиняли неудобство ему. Сурово напоминая себе, что я работаю в сфере услуг, я неохотно вылезал из постели, надевал рабочий комбинезон и отправлялся в клинику, — до нее было около мили, — размышляя про себя, как оно было бы здорово, откройся в городе ветеринарная «неотложка».
Спустя час или около того видавший виды, побитый, грязный джип без глушителя, с грохотом ворвавшись в тишину и покой маленького квартала, вырулил на посыпанную гравием подъездную дорожку к клинике.
— Опять соседей перебудил, — пробормотал я себе под нос. Кое-кто из обитателей ближайших домов, не принадлежащих к числу любителей собак и кошек, уже не преминул заметить Джан: дескать, до чего странно слышать, как в любой час ночи приезжают пикапы с лающими или кашляющими собаками.
— Все равно что жить рядом с больницей, вот только разве сирен не слышно, — говаривала одна дама. — И чего это людям ночами не спится: охота же в такое время возиться с собаками! — Сам я вполне разделял ее недоумение. Однако навязчивые ночные шумы, вроде затяжных приступов хриплого кашля или царапанье когтей об пол затягиваются на целую вечность, ежели лежишь в постели, глядя в потолок, и упорно призывая сон, который так и не приходит. Неудивительно, что владельцы животных принимаются яростно названивать сонному ветеринару.
Еще несколько минут спустя собака уже лежала на смотровом столике, а вокруг нее суетились взъерошенный ветеринар, трое маленьких детишек и мамуля с папулей, на вид — лет двадцати пяти.
— Ну, и что такое с вашим щеночком, молодой человек? — спросил я у старшего мальчугана. Ему можно было дать около семи; остальные двое казались немногим младше.
— Папа говорит, у него куриная кость застряла в грызле, — пропищал ребятенок. Я непроизвольно отметил, что у всех троих детей из носов течет, а мордашки все в саже. «Грызло» означает «пасть»; от таких «терминов» меня всегда смех разбирает. Вроде как от словечек «реготать» или «коррупция». Я закусил нижнюю губу, подавляя смешок.
— А как его зовут? — полюбопытствовал я, проводя рукой по сухой черной шерсти коккера-полукровки. Песик нерешительно завилял хвостом.
— Ровер, — быстро подсказал кто-то из детей.
— Какое редкое имя, — объявил я, примеряя на себя роль всеобщего забавника. Однако ответной улыбки так и не последовало. — А сколько ему лет? — Я заметил, что шерсть на морде поседела, а на глазах появились первые признаки катаракты. Я раздвинул пациенту губы и осмотрел бугорки зубов, но пес даже не попытался меня укусить.
— Да годов восемнадцать вроде будет, — отвечал отец семейства. — Мой дед подарил мне его, когда я перешел во второй, не то в третий класс. Некоторые люди упорно отказываются говорить «лет».
— Для собаки это очень много. А раньше он не хворал? — уточнил я.
— Не, насколько нам известно, нет, — отвечала жена, в первый раз нарушив молчание. После чего снова прикусила язык. Я затеребил в руках стетоскоп, решив немножко потянуть время и отлично зная, что, как только в ушах у меня окажутся трубки и я попытаюсь прослушать грудную клетку, тишина тут же развеется. И, разумеется, стоило мне приступить к делу, как между сердечными и легочными шумами стали вклиниваться обрывки разговора.
— А когда ты… куриные кости?
— … В прошлый вторник.
— …Помнишь, как прошлым летом… его сбила машина?
— …давали ему это самое глистогонное…
Но стоило мне вынуть трубки из ушей, и в комнате снова воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием собаки. Я ни на миг не заблуждался: стоит мне снова взяться за стетоскоп, и беседа тут же возобновится. Надо думать, это что-то вроде игры: а ну-ка, посмотрим, много ли услышит ветеринар за раз!
— Боюсь, у него больное сердце, — объявил я, открывая псу пасть. Вот, смотрите: никакой кости! — Все тут же попытались заглянуть внутрь, словно желая уличить меня в ошибочном диагнозе.
— Я готов был поклясться, что там кость! — встрял папуля. — Так что ж с ним неладно?
— Боюсь, у него больное сердце, — повторил я, стараясь произносить слова как можно отчетливее.
— БОЛЬНОЕ СЕРДЦЕ! Я понятия не имел, что у собак такое бывает!
— Еще как бывает, особенно у старых. Ваше бедняга Ровер, если переводить на человеческие мерки, все равно что столетний старец, — пояснил я. — У него так называемая гиперемическая сердечная недостаточность. Сердце у него сдает, кровь подкачивает неэффективно, и в результате мы имеем гиперемию легких. Вот почему он так кашляет.
— Впервые о таком слышу! Неужто у собак и впрямь бывают сердечные приступы? — изумилась мамуля.
— Случается и такое; но в большинстве случаев сердце просто слабеет и слабеет, пока организм окончательно не выходит из строя.
Мальчики изумленно хлопали глазами: диагноз прозвучал впечатляюще, а уж сколько интересного вокруг — и всякие блестящие штучки, и баночки с лекарствами на полках, и стетоскоп!
— Эта слушалка — совсем такая, как у настоящего доктора в больнице, прошептал один малыш на ухо другому. Я вручил старшему стетоскоп.
— Хочешь послушать свое сердечко? — предложил я. Это займет детей на какое-то время.
— А можно ли чем-то помочь?
— Да, придется прописать ему таблетки от сердца и что-нибудь мочегонное, — так называемый диуретик. Вылечить пса мы не можем, зато в наших силах существенно облегчить ему остаток жизни.
— Ага, у моего деда та же проблема, он тоже эти лекарства принимает. Как выпьет свою диабетическую таблетку, так почки у него и выгоняют все, что есть!
— Верно; недаром же средство называется мочегонным. Оно позволяет избавиться от излишней жидкости, скопившейся в легких, — подтвердил я. Ваш Ровер — собака домашняя?
— Эге. Что, у него с почками тоже свистопляска начнется?
— Да сэр, непременно. Так что придется выводить собаку почаще, или полы пострадают.
— Мы что-нибудь придумаем. Может, я просто переселю его в сарай.
— Нет, папа, пожалуйста, не надо! Я буду с ним гулять часто-часто! Только не выгоняй его в сарай! — взмолился старший из малышей. Остальные двое были заняты: играли в ветеринаров.
Я отмерил лекарства и объяснил, как лучше впихивать таблетки в старину Ровера. Очень скоро посетители уже шагали к пикапу.
— Больное сердце? Ушам своим не верю! Я готов был поклясться, что у пса в грызле кость застряла!
Десять минут спустя я был дома и осторожно забирался под одеяло, стараясь не разбудить Джан.
— Что там стряслось, милый? — полюбопытствовала она.
— Ох, извини, не хотел тебя беспокоить, — прошептал я. — Собака кашляла; с сердцем у нее неладно. Думаю, я его поставил на ноги, по крайней мере временно.
— Вот и славно. Доброй ночи.
— Спокойной ночи, родная.
Я лежал в темноте, размышляя обо всех страдающих кашлем собаках, что мне довелось перевидать со времен ветеринарного колледжа. До чего странно, что в половине случаев владелец твердо уверен: у собаки в горле застряла куриная кость. Два вопроса не давали мне покоя: хотел бы я в один прекрасный день задать их эксперту по ветеринарной психологии, специализирующемуся на собачьем кашле!
Во-первых, и почему это владельцы кашляющей собаки всякий раз знают доподлинно, что у собаки в горле застряла куриная кость? Почему бы не рыбная, почему бы не маленькая отвертка, не кусок веревки, не детская игрушка? Что угодно, но не куриная кость?
Во-вторых, пусть психолог объяснит мне, отчего это кашель всегда делается хуже с приближением полуночи, особенно по пятницам и субботам. Подозреваю, что здесь вступают в ход те же силы, что вызывают у лошадей приступ колик между двенадцатью и часом ночи, а стельным коровам обеспечивают ягодичное предлежание исключительно по средам, во время вечерней репетиции хора.
Интересно, не появятся ли и впрямь со временем собачьи психологи? Будут ли они использовать гипноз и психоанализ? Что еще сулит будущее верным адептам ветеринарии? Может статься, хозяева станут водить своих псов на прием к ветеринару-дантисту? А как насчет похорон для собак, кошек, птичек и прочих нетрадиционных питомцев? Я просто-таки видел, как некоторые мои коллеги переквалифицируются во владельцев похоронных бюро, бальзамировщиков и психотерапевтов, обеспечивающих моральную поддержку людям, потерявшим любимого спутника жизни. А я, чего доброго, стану специалистом по органам дыхания, работающим лишь два часа в ночь. Зато каждый день буду играть в гольф. Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в голос: еще не хватало, чтобы ходуном заходила кровать!
* * *
Но буквально несколько часов спустя объявился очередной пациент с проблемой зева, которому суждено было в корне изменить мое безапелляционное мнение о том, что костей в горле просто не бывает.
— Доктор, не глянете на моего старого пса? У него кость в горле застряла, — раздался в трубке голос всезнающего торговца алюминиевыми обшивками на следующий же день, в воскресенье, ближе к вечеру. Разумеется, позвонил он, как только началась трансляция футбольного матча.
— Я охотно осмотрю животное, однако более чем уверен: никакой кости там и в помине нет, — отрезал я, слегка раздраженный самонадеянностью собеседника.
— Ну, видите ли, он вот уже неделю не ест, — отвечал владелец. — Вчера вечером я вколол бедняге пенициллина, а ему все равно кусок в горло не идет. Доктор Маккормак, я с этим псом и за пятьсот долларов не расстался бы.
Час спустя подъехал сын торговца — в чистеньком подержанном пикапе «Додж» с рекламой автосалона на бортах. В кузове сидел желто-белый пес охотничьей породы, из тех, что натаскивают на птиц, состояние которого я был описал как нечто среднее между «неважнецким» и катастрофическим.
— А где твой отец? — спросил я юнца, поглаживая собаку по голове. — Он разве не приехал?
— Ему до зарезу хотелось посмотреть футбольный матч, вот он меня и послал, — признался юнец, явно злясь и досадуя на весь мир.
Собака держала голову очень прямо, глотка ее распухла, челюсть отвисла. Заподозрив паралитическую форму бешенства, я надел перчатки и попытался открыть пасть. Пес дернулся от боли и я разглядел внутри огромное инородное тело. Разило от него нестерпимо.
Впрыснув собаке пентотал, я принялся тянуть предмет на себя, поворачивая его так и эдак, и, наконец, извлек из глотки злосчастного пса гигантский свиной шейный позвонок.
— Я, пожалуй, оставлю Кинга у себя на денек-другой, — распорядился я. — Глотка в очень плохом состоянии; пес нуждается в лечении. Передай отцу, что я ему перезвоню.
— Папе это не понравится, — слабо запротестовал юнец. — Он считает, что тратить деньги на собак — все равно что выбрасывать их на ветер.
И тут я вспылил. Полагаю, бывают моменты, когда самые придирчивые протоколисты невоздержанности, ревностно вносящие в свои анналы любое проявление таковой, посмотрят-таки сквозь пальцы на небольшую вспышку. Я также подметил: те, кому практической сметки природа отпустила чуть больше стандартной дозы, те, кто серьезно относятся к своей работе, куда чаще фигурируют на страницах этих анналов, нежели пассивные недотепы.
Руки у меня тряслись, лицо пылало. Я атаковал беззащитный телефон и свирепо набрал номер владельца собаки. Долго ждать мне не пришлось: в трубке раздался приятный женский голос.
— Будьте добры Сайруса, пожалуйста, — проговорил я, хищно раздувая ноздри, однако все еще сдерживая клокочущую ярость.
— Ну, держись; ужо я этому идиоту рога-то пообламываю! — пробормотал я себе под нос. — Тот, кто допустит, чтобы славный охотничий пес дошел до такого состояния, заслуживает, чтобы ему и впрямь спилили рога, — причем без анестезии!
— О, здравствуйте, доктор Маккормак, — приветствовал меня Сайрус спустя несколько секунд. — Большое спасибо, что позвонили. Я вам бесконечно признателен за то, что согласились посмотреть Кинга в воскресенье…
— Ну-с, у него в горле и впрямь застряла здоровущая кость, проговорил я, все еще кипя от негодования.
— Ох, Господи, этого я и боялся, — воскликнул мой собеседник. Вообще-то пес принадлежит моему отцу. Папа — инвалид; ревматизмом его совсем скрючило, так что за животными он не приглядывает как должно. Я вчера к нему на гору съездил — и нашел старину Кинга вот в таком состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Если же собачий кашель мешал домашним спать, позвонить могли в любом часу ночи, однако особой популярностью почему-то пользовался промежуток от одиннадцати до часу. В таком случае владелец настоятельно требовал немедленно осмотреть собаку, уверяя, что бедное животное истерзано болью и через какой-нибудь час-другой, если не подоспеет помощь, станет хладным трупом. Разумеется, в такой час все магазины, аптеки и скобяные лавки закрыты, так что иного выхода, кроме как вытащить ветеринара из постели, нет и не предвидится.
— Ну, дайте ему две чайные ложки микстуры от кашля и перезвоните мне часов в семь утра, — сонно предложил я как-то раз субботним вечером. — Мы как раз успеем взглянуть на беднягу перед утренней церковной службой.
— Ох, да ему совсем скверно! Он, чего доброго, до утра и не дотянет; боюсь, у него в грызле куриная кость застряла, — следовал вполне предсказуемый ответ. На заднем плане я слышал раздражающий кашель с мокротой и голоса детей, которым вот уже несколько часов как полагалось отбыть в страну снов. И кашель этот со всей определенностью не имел отношения к «куриной кости в грызле». Хотя звук этот пропутешествовал через мили и мили телефонного провода, я был стопроцентно уверен: недуг бедного пса гнездится в глубинах грудной клетки.
— Кроме того, утром у меня другие дела, — объявлял владелец пса. — Я к вам быстренько доеду: за десять минут обернусь. — Тут-то я и понимал истинную подоплеку экстренного вызова. Этот тип поутру собирается на рыбалку, или поиграть в гольф, или на охоту, и времени возиться с собакой у него не будет. Для него куда удобнее причинить неудобство постороннему человеку, нежели допустить, чтобы собака и посторонний человек причиняли неудобство ему. Сурово напоминая себе, что я работаю в сфере услуг, я неохотно вылезал из постели, надевал рабочий комбинезон и отправлялся в клинику, — до нее было около мили, — размышляя про себя, как оно было бы здорово, откройся в городе ветеринарная «неотложка».
Спустя час или около того видавший виды, побитый, грязный джип без глушителя, с грохотом ворвавшись в тишину и покой маленького квартала, вырулил на посыпанную гравием подъездную дорожку к клинике.
— Опять соседей перебудил, — пробормотал я себе под нос. Кое-кто из обитателей ближайших домов, не принадлежащих к числу любителей собак и кошек, уже не преминул заметить Джан: дескать, до чего странно слышать, как в любой час ночи приезжают пикапы с лающими или кашляющими собаками.
— Все равно что жить рядом с больницей, вот только разве сирен не слышно, — говаривала одна дама. — И чего это людям ночами не спится: охота же в такое время возиться с собаками! — Сам я вполне разделял ее недоумение. Однако навязчивые ночные шумы, вроде затяжных приступов хриплого кашля или царапанье когтей об пол затягиваются на целую вечность, ежели лежишь в постели, глядя в потолок, и упорно призывая сон, который так и не приходит. Неудивительно, что владельцы животных принимаются яростно названивать сонному ветеринару.
Еще несколько минут спустя собака уже лежала на смотровом столике, а вокруг нее суетились взъерошенный ветеринар, трое маленьких детишек и мамуля с папулей, на вид — лет двадцати пяти.
— Ну, и что такое с вашим щеночком, молодой человек? — спросил я у старшего мальчугана. Ему можно было дать около семи; остальные двое казались немногим младше.
— Папа говорит, у него куриная кость застряла в грызле, — пропищал ребятенок. Я непроизвольно отметил, что у всех троих детей из носов течет, а мордашки все в саже. «Грызло» означает «пасть»; от таких «терминов» меня всегда смех разбирает. Вроде как от словечек «реготать» или «коррупция». Я закусил нижнюю губу, подавляя смешок.
— А как его зовут? — полюбопытствовал я, проводя рукой по сухой черной шерсти коккера-полукровки. Песик нерешительно завилял хвостом.
— Ровер, — быстро подсказал кто-то из детей.
— Какое редкое имя, — объявил я, примеряя на себя роль всеобщего забавника. Однако ответной улыбки так и не последовало. — А сколько ему лет? — Я заметил, что шерсть на морде поседела, а на глазах появились первые признаки катаракты. Я раздвинул пациенту губы и осмотрел бугорки зубов, но пес даже не попытался меня укусить.
— Да годов восемнадцать вроде будет, — отвечал отец семейства. — Мой дед подарил мне его, когда я перешел во второй, не то в третий класс. Некоторые люди упорно отказываются говорить «лет».
— Для собаки это очень много. А раньше он не хворал? — уточнил я.
— Не, насколько нам известно, нет, — отвечала жена, в первый раз нарушив молчание. После чего снова прикусила язык. Я затеребил в руках стетоскоп, решив немножко потянуть время и отлично зная, что, как только в ушах у меня окажутся трубки и я попытаюсь прослушать грудную клетку, тишина тут же развеется. И, разумеется, стоило мне приступить к делу, как между сердечными и легочными шумами стали вклиниваться обрывки разговора.
— А когда ты… куриные кости?
— … В прошлый вторник.
— …Помнишь, как прошлым летом… его сбила машина?
— …давали ему это самое глистогонное…
Но стоило мне вынуть трубки из ушей, и в комнате снова воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием собаки. Я ни на миг не заблуждался: стоит мне снова взяться за стетоскоп, и беседа тут же возобновится. Надо думать, это что-то вроде игры: а ну-ка, посмотрим, много ли услышит ветеринар за раз!
— Боюсь, у него больное сердце, — объявил я, открывая псу пасть. Вот, смотрите: никакой кости! — Все тут же попытались заглянуть внутрь, словно желая уличить меня в ошибочном диагнозе.
— Я готов был поклясться, что там кость! — встрял папуля. — Так что ж с ним неладно?
— Боюсь, у него больное сердце, — повторил я, стараясь произносить слова как можно отчетливее.
— БОЛЬНОЕ СЕРДЦЕ! Я понятия не имел, что у собак такое бывает!
— Еще как бывает, особенно у старых. Ваше бедняга Ровер, если переводить на человеческие мерки, все равно что столетний старец, — пояснил я. — У него так называемая гиперемическая сердечная недостаточность. Сердце у него сдает, кровь подкачивает неэффективно, и в результате мы имеем гиперемию легких. Вот почему он так кашляет.
— Впервые о таком слышу! Неужто у собак и впрямь бывают сердечные приступы? — изумилась мамуля.
— Случается и такое; но в большинстве случаев сердце просто слабеет и слабеет, пока организм окончательно не выходит из строя.
Мальчики изумленно хлопали глазами: диагноз прозвучал впечатляюще, а уж сколько интересного вокруг — и всякие блестящие штучки, и баночки с лекарствами на полках, и стетоскоп!
— Эта слушалка — совсем такая, как у настоящего доктора в больнице, прошептал один малыш на ухо другому. Я вручил старшему стетоскоп.
— Хочешь послушать свое сердечко? — предложил я. Это займет детей на какое-то время.
— А можно ли чем-то помочь?
— Да, придется прописать ему таблетки от сердца и что-нибудь мочегонное, — так называемый диуретик. Вылечить пса мы не можем, зато в наших силах существенно облегчить ему остаток жизни.
— Ага, у моего деда та же проблема, он тоже эти лекарства принимает. Как выпьет свою диабетическую таблетку, так почки у него и выгоняют все, что есть!
— Верно; недаром же средство называется мочегонным. Оно позволяет избавиться от излишней жидкости, скопившейся в легких, — подтвердил я. Ваш Ровер — собака домашняя?
— Эге. Что, у него с почками тоже свистопляска начнется?
— Да сэр, непременно. Так что придется выводить собаку почаще, или полы пострадают.
— Мы что-нибудь придумаем. Может, я просто переселю его в сарай.
— Нет, папа, пожалуйста, не надо! Я буду с ним гулять часто-часто! Только не выгоняй его в сарай! — взмолился старший из малышей. Остальные двое были заняты: играли в ветеринаров.
Я отмерил лекарства и объяснил, как лучше впихивать таблетки в старину Ровера. Очень скоро посетители уже шагали к пикапу.
— Больное сердце? Ушам своим не верю! Я готов был поклясться, что у пса в грызле кость застряла!
Десять минут спустя я был дома и осторожно забирался под одеяло, стараясь не разбудить Джан.
— Что там стряслось, милый? — полюбопытствовала она.
— Ох, извини, не хотел тебя беспокоить, — прошептал я. — Собака кашляла; с сердцем у нее неладно. Думаю, я его поставил на ноги, по крайней мере временно.
— Вот и славно. Доброй ночи.
— Спокойной ночи, родная.
Я лежал в темноте, размышляя обо всех страдающих кашлем собаках, что мне довелось перевидать со времен ветеринарного колледжа. До чего странно, что в половине случаев владелец твердо уверен: у собаки в горле застряла куриная кость. Два вопроса не давали мне покоя: хотел бы я в один прекрасный день задать их эксперту по ветеринарной психологии, специализирующемуся на собачьем кашле!
Во-первых, и почему это владельцы кашляющей собаки всякий раз знают доподлинно, что у собаки в горле застряла куриная кость? Почему бы не рыбная, почему бы не маленькая отвертка, не кусок веревки, не детская игрушка? Что угодно, но не куриная кость?
Во-вторых, пусть психолог объяснит мне, отчего это кашель всегда делается хуже с приближением полуночи, особенно по пятницам и субботам. Подозреваю, что здесь вступают в ход те же силы, что вызывают у лошадей приступ колик между двенадцатью и часом ночи, а стельным коровам обеспечивают ягодичное предлежание исключительно по средам, во время вечерней репетиции хора.
Интересно, не появятся ли и впрямь со временем собачьи психологи? Будут ли они использовать гипноз и психоанализ? Что еще сулит будущее верным адептам ветеринарии? Может статься, хозяева станут водить своих псов на прием к ветеринару-дантисту? А как насчет похорон для собак, кошек, птичек и прочих нетрадиционных питомцев? Я просто-таки видел, как некоторые мои коллеги переквалифицируются во владельцев похоронных бюро, бальзамировщиков и психотерапевтов, обеспечивающих моральную поддержку людям, потерявшим любимого спутника жизни. А я, чего доброго, стану специалистом по органам дыхания, работающим лишь два часа в ночь. Зато каждый день буду играть в гольф. Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в голос: еще не хватало, чтобы ходуном заходила кровать!
* * *
Но буквально несколько часов спустя объявился очередной пациент с проблемой зева, которому суждено было в корне изменить мое безапелляционное мнение о том, что костей в горле просто не бывает.
— Доктор, не глянете на моего старого пса? У него кость в горле застряла, — раздался в трубке голос всезнающего торговца алюминиевыми обшивками на следующий же день, в воскресенье, ближе к вечеру. Разумеется, позвонил он, как только началась трансляция футбольного матча.
— Я охотно осмотрю животное, однако более чем уверен: никакой кости там и в помине нет, — отрезал я, слегка раздраженный самонадеянностью собеседника.
— Ну, видите ли, он вот уже неделю не ест, — отвечал владелец. — Вчера вечером я вколол бедняге пенициллина, а ему все равно кусок в горло не идет. Доктор Маккормак, я с этим псом и за пятьсот долларов не расстался бы.
Час спустя подъехал сын торговца — в чистеньком подержанном пикапе «Додж» с рекламой автосалона на бортах. В кузове сидел желто-белый пес охотничьей породы, из тех, что натаскивают на птиц, состояние которого я был описал как нечто среднее между «неважнецким» и катастрофическим.
— А где твой отец? — спросил я юнца, поглаживая собаку по голове. — Он разве не приехал?
— Ему до зарезу хотелось посмотреть футбольный матч, вот он меня и послал, — признался юнец, явно злясь и досадуя на весь мир.
Собака держала голову очень прямо, глотка ее распухла, челюсть отвисла. Заподозрив паралитическую форму бешенства, я надел перчатки и попытался открыть пасть. Пес дернулся от боли и я разглядел внутри огромное инородное тело. Разило от него нестерпимо.
Впрыснув собаке пентотал, я принялся тянуть предмет на себя, поворачивая его так и эдак, и, наконец, извлек из глотки злосчастного пса гигантский свиной шейный позвонок.
— Я, пожалуй, оставлю Кинга у себя на денек-другой, — распорядился я. — Глотка в очень плохом состоянии; пес нуждается в лечении. Передай отцу, что я ему перезвоню.
— Папе это не понравится, — слабо запротестовал юнец. — Он считает, что тратить деньги на собак — все равно что выбрасывать их на ветер.
И тут я вспылил. Полагаю, бывают моменты, когда самые придирчивые протоколисты невоздержанности, ревностно вносящие в свои анналы любое проявление таковой, посмотрят-таки сквозь пальцы на небольшую вспышку. Я также подметил: те, кому практической сметки природа отпустила чуть больше стандартной дозы, те, кто серьезно относятся к своей работе, куда чаще фигурируют на страницах этих анналов, нежели пассивные недотепы.
Руки у меня тряслись, лицо пылало. Я атаковал беззащитный телефон и свирепо набрал номер владельца собаки. Долго ждать мне не пришлось: в трубке раздался приятный женский голос.
— Будьте добры Сайруса, пожалуйста, — проговорил я, хищно раздувая ноздри, однако все еще сдерживая клокочущую ярость.
— Ну, держись; ужо я этому идиоту рога-то пообламываю! — пробормотал я себе под нос. — Тот, кто допустит, чтобы славный охотничий пес дошел до такого состояния, заслуживает, чтобы ему и впрямь спилили рога, — причем без анестезии!
— О, здравствуйте, доктор Маккормак, — приветствовал меня Сайрус спустя несколько секунд. — Большое спасибо, что позвонили. Я вам бесконечно признателен за то, что согласились посмотреть Кинга в воскресенье…
— Ну-с, у него в горле и впрямь застряла здоровущая кость, проговорил я, все еще кипя от негодования.
— Ох, Господи, этого я и боялся, — воскликнул мой собеседник. Вообще-то пес принадлежит моему отцу. Папа — инвалид; ревматизмом его совсем скрючило, так что за животными он не приглядывает как должно. Я вчера к нему на гору съездил — и нашел старину Кинга вот в таком состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41