Я улыбнулся, гадая, как устроен ее мозг изнутри. Интересно, могут ли великие ученые, изучая мозговую ткань под своими микроскопами ценой в миллион долларов, определить, взят ли образец от мужчины или от женщины. Возможно, женский мозг снабжен чем-то вроде тех крохотных транзисторов, про которые я читал в меридианской газете. Я знал доподлинно, что пол имеет значение, и немалое: Джан всегда играючи одерживала надо мною верх.
«Раддер-Хилл», большой и престижный охотничий клуб, располагался меньше чем в десяти милях к северу от городской площади Батлера. Арендованные им охотничьи угодья включали в себя сотни акров строевого леса в самом сердце виргинских ареалов белохвостых оленей — лучших во всей вселенной. В ходе первой же нашей с ним беседы Карни Сэм Дженкинс посоветовал мне внести свое имя в список очередников «Раддер-Хилла», потому что, как он выразился, «там все крупные шишки состоят». Надо думать, сам он тоже был шишкой немалого размера: меня пригласили стать членом клуба, не прожил я в графстве и шести месяцев.
Под эгидой клуба устраивалось несколько охот на оленя, обычно заканчивающихся свиным барбекю, в рамках годового сезона охоты, который обычно длился с середины ноября до начала февраля. На охоту мне не то чтобы хотелось, зато ланч в виде свиного барбекю я ни за что бы не пропустил.
Ни одно блюдо не пользуется на Юге таким успехом, как барбекю. Кукурузная каша, сладкий картофель, пирог с орехами-пекан и вареная листовая капуста, все это — изысканнейшие лакомства, ежели приготовлены в лучших южных традициях, однако все они бледнеют в сравнении с первоклассным барбекю. Для тех, кто слышит о гастрономических достоинствах порции барбекю в первый раз, очень важно понять, что слово «барбекю» — это существительное, по крайней мере, на Глубоком Юге.
«Дядя Бубба везет нас всех в город отведать барбекю!» — вот пример правильного употребления этого слова. Кроме того, подразумевается, что речь идет о свинине, которую медленно коптили над горячими угольями, желательно из древесины зеленого пекана, на протяжении нескольких часов, в зависимости от того, готовится ли свиная туша целиком или только окорок, бедренная часть или лопатки. В других областях Юга вполне допускается употреблять слово «барбекю» по отношению к говядине, или в сочетаниях типа «цыпленок-барбекю», но, думаю, ни один истинный южанин, бросив пару бифштексов на рашпер, не наберется наглости назвать это дело «барбекю». Этот процесс называется просто-напросто жаркой.
Для приготовления настоящего барбекю требуется один человек или несколько, готовые выдержать немало часов физических мучений. Сколько именно — зависит от того, все ли ты делаешь сам: откармливаешь свинью, забиваешь ее, разделываешь и всю ночь глаз не смыкаешь, следя за готовкой, в то время как сам едва не обугливаешься, возясь у огня. А кроме того, нельзя забывать и о дыме. Поскольку где жарко, там и дымно, дым так и лезет тебе в глаза и в нос, где бы ты не пристроился, стоя или сидя. И хотя огонь и дым — это данность, если не хочешь забивать свинью собственноручно, существует и более легкий способ добывания мяса: просто-напросто звонишь Чарли Хейлу в супермаркет, заказываешь нужную тебе сырую вырезку, а вечером забираешь — как раз перед тем, как разводить огонь.
Комитет по барбекю «Раддер-Хилла», членом которого я стал совсем недавно, собрался у «ямы» в ночь накануне великого дня. Яма примыкала к зданию клуба и представляла собою конструкцию из бетонных блоков около десяти футов в длину, четырех в ширину и трех-четырех в высоту, открытую с одного конца, — туда помещались горячие уголья. Над ней возвели крышу — для защиты от дождя.
Пока мы, неофиты, вдвоем запалил твердую древесину, остальные приготовили мясо и всю необходимую утварь, — кастрюли, сковородки, железный котел и все ингредиенты для соуса. Около полуночи мясо выложили на металлические решетки, установленные над ямой, а вниз при помощи лопаты с длинной ручкой принялись загружать горячие уголья. Вот тут терпеливый распорядитель барбекю, знаток своего дела, берется за работу всерьез и внимательно следит за тем, чтобы новички-любители не спалили свинину от излишнего усердия. Если дым валом валит, а мясо шипит и брызгает во все стороны, будьте уверены: у вас не все в порядке. Прошлые разы, во время ночной жарки, я видел, как старожилы-распорядители барбекю сердились не на шутку, если начинающий «кочегар» черезчур увлекался. Ежели свинина, не дай Бог, подгорит, то такой старик, того и гляди, принимается награждать помощников пинками в соответствующие места и сквернословить так, что небесам жарко станет. И его вполне можно понять: ведь через каких-нибудь несколько часов нагрянет сотня голодных критиков, рассчитывающих на самую отменную кухню; стоит мясу чуточку пережариться, и они это по своей порции в момент распознают.
На сей раз я убедился, что, впридачу к жаркому пламени и дыму, на барбекю графства Чокто есть и другие разновидности пытки. Поскольку к стряпне приступают поздно ночью, некоторые повара прикладываются к крепким напиткам, причем, по мере того, как время близится к рассвету, объемы все возрастают и возрастают. Когда с горячего мяса на угли начинает течь сок, из-за сидений грузовиков, равно как и из-под них же, извлекаются купленные в магазинах бутылки в тонких бумажных пакетах, скрученных сверху, и галлоновые бутыли из-под кока-колы с «белым» виски — местной продукцией графства Чокто.
Как я заметил, при первом глотке лицо пьющего искажается и становится прямо-таки гротескным, словно ничего гнуснее этой огненной жидкости губ человека вовеки веков не касалось, но несколько долгих мгновений спустя он же скрипучим шопотом свидетельствует в пользу того, какой это легкий, приятный, отлично выдержанный сорт.
Затем, в полной мере ощутив эффект жуткого варева, бражники принимаются пересказывать всевозможные байки и анекдоты. И все эти невразумительные декламации приходится не просто терпеть; над ними полагается смеяться, причем от души, с энтузиазмом, от избытка чувств хлопая себя по бедрам. Если рассказчику казалось, что должного уровня децибелов смех не достигает, он повторял анекдот еще раз, с добавлением новых терзающих душу подробностей. Впридачу к анекдотам, на протяжении нескольких часов не умолкал разговор: речь шла обо всем на свете, от политики до Юго-восточной футбольной ассоциации. Как и следовало ожидать, между болельщиками Алабамы и Оберна то и дело вспыхивали перепалки, однако до физических увечий дело не доходило, — возможно, потому, что вмешивался распорядитель барбекю. Воздев над головой лопату с длинной ручкой, он сурово предупреждал:
— Тому из вас, болванов, кто первым кулаками размахается, эта штуковина точнехонько в черепушку и впишется. — Похоже, никто не сомневался, что распорядитель твердо намерен претворить свою угрозу в жизнь, так что по-быстрому восстанавливался мир, пусть и ненадежный.
В шесть утра я уехал с места барбекю, где уже разливался аромат, свидетельствующий о том, что чудо воздействия пеканных углей на свинину и впрямь того и гляди произойдет. Процесс приготовления барбекю шел так медленно, что я уже гадал про себя, не придется ли нам искать несколько рыбин, хлебов и красноречивого проповедника, чтобы хоть как-то накормить охотников, которые вернутся в лагерь за несколько минут до полудня. Я знал, что большинство из них не только проголодаются, но будут страшно разочарованы, поскольку олень в который раз от них ускользнул.
Не отъехав от клиники и на несколько миль, я повстречал несколько пикапов, мчащихся на север, — возможно, как раз на большую охоту, которая должна была начаться с рассветом. Вернувшись в клинику, я, едва переведя дух, принялся лечить, кормить и обихаживать с полдюжины пациентов, а затем по-быстрому сгонял домой, проверить, как там Джан и дети, — ведь до нашего коттеджа было не больше мили.
Я на цыпочках прокрался по недлинной прихожей, заглянул к Тому и Лайзе и убедился, что детишки крепко спят, совершенно невероятным образом раскинувшись поперек кроваток. Как обычно, я тихонько постоял у порога, наклонив голову, чтобы видеть лица не под углом, и благоговейно любуясь одухотворенной красотой, совершенством и невинным видом спящих малышей. Этим зрелищем я мог наслаждаться бесконечно; однако я часто гадал про себя, и как эти крохотные, ангельские существа, само воплощение мира и покоя ночью, спустя каких-нибудь несколько часов уже на ногах и с шумом и воплями носятся по дому или во дворе. У двери послышался шорох.
— Что это ты тут делаешь? — сонно полюбопытствовала Джан. — Я слышала, как ты подъехал. Я думала, ты в это самое время охотой развлекаешься.
— Э, да я и сам не знаю. Я всю ночь помогал стряпать, а теперь как-то не в настроении охотиться. Думаю, сгоняю-ка назад, помогу с разделкой мяса на порции, погляжу, сколько оленей добыли, а потом вернусь обратно в клинику. Вызовы были?
— Не-а, ни одного. Небось, у всех на уме только одна охота на оленя. Может, останешься? Ты, небось, с ног валишься от усталости. Ведь тебе на самом деле вовсе не хочется возвращаться туда, в чисто мужскую компанию, правда? Она улыбнулась мне иронической, типично женской улыбкой, — одним краем губ, — и обняла меня за плечи.
— И вовсе там не чисто мужская компания. Среди охотников и парочка дам найдется, — возразил я. Джан снова иронически улыбнулась, но на сей раз без прежней теплоты.
Где-то ближе к полудню, когда мясо прожарилось и его можно было срезать с костей, самые страстные приверженцы горячительных напитков к работе оказались непригодны, к изрядной досаде распорядителя: они так и уснули, улегшись кто где вокруг ямы, один — свернувшись «калачиком», и двое других — распростершись под капотом грузовика, в состоянии абсолютно бесчувственном, и безмятежно похрапывали себе, открыв рты. Чтобы избежать подобного конфуза, я быстро научился вежливо отказываться от любого предложенного зелья, способного вызвать ступор.
Во время ланча я насчитал одиннадцать туш, подвешенных вверх ногами на перекладинах. «Славно поохотились!» — подумал я, однако несколько старожилов, включая Карни Сэма Дженкинса, горестно сокрушались о том, что добыча уж не так богата, как в добрые старые дни, да и олени с каждым годом мельчают. Постепенно я свыкался с тем, что в компании рыбаков или охотников такие разговоры неизбежны. Неважно, насколько удачной оказалась рыбалка или охота, всегда найдется парочка бездельников-старожилов, которых хлебом не корми, дай напомнить молодежи про лучшие времена. Стоит лишь заглянуть в магазинчик, торгующий наживкой, и непременно услышишь такого рода пересуды.
— Ну как рыбка, клюет? — спрашиваю я.
— Жаль, тебя здесь на прошлой неделе не было! — звучит традиционный ответ. — Такой клев был — чего не кинешь в воду, все заглотают!
Никогда не слыхал о том, чтобы рыба сама запрыгивала в лодку, но наверняка в прошлом месяце и такое случалось.
Очень скоро охотники уже сидели за длинными столами внутри старого помещения клуба, уплетая барбекю, салат из шинкованной капусты, запеченные бобы и дрожжевой хлеб и запивая это все чаем со льдом. К барбекю хлеб подают особый: свежую, буквально-таки в тот же день испеченную буханку, причем пакет надрывается в середине, чтобы каждому обедающему не приходилось просовывать руку с открытого конца. Во-первых, это существенно упрощает раздачу; во-вторых, так оно гигиеничнее. Среди всей этой волнующей суматохи кое-кто из беспечных охотников забывает вымыть руки у колодца; так что разумно лишить их возможности цапать грязными пальцами куски, оставшиеся на дне упаковки.
Едва я жадно поднес к губам пластиковую вилку с первым куском мяса, в зал с парадного входа вбежал человек и закричал, перекрывая разговоры сотен едоков:
— Есть здесь доктор?
Сей же миг все головы обернулись в сторону новоприбывшего, а в следующую секунду охотники принялись оглядывать зал в поисках одного из врачей графства. Не иначе, люди подумали, что кто-нибудь порезал себе руку, свежуя оленя, или, может быть, с кем-то из старожилов приключился приступ.
«Бедные доктора, и минуты покоя не знают: куда бы ни пошли, везде больные и раненые», — подумал я про себя.
— Доктор Кларк через пару минут подойдет, — крикнул кто-то в ответ. Ну, если, конечно, его срочно в госпиталь не вызвали.
— Да нет, я про собачьего доктора. Олень Чарльзову псу брюхо пропорол! — заорал он. — Кишки прям так наружу и вываливаются!
Сей же миг все вилки были отложены в стороны, стаканы с чаем со стуком поставлены на стол, жующие челюсти замерли на полдороге, а куски мяса отправились в желудки не перемолотыми должным образом. По меньшей мере половина народу, как мне показалось, указывала пальцами и вилками в моем направлении, в то время как вторая половина нацелилась на моего коллегу, Карни Сэма Дженкинса. Видимо, породистая охотничья собака, пострадавшая от оленьих рогов, — это дело серьезное. Можно махнуть рукой на дворовую беспородную шавку, можно забросить собственных родственников, но натасканный на оленя пес — это вам не фунт изюму!
Мы с Карни направились к главному выходу. По дороге к нам присоединились еще несколько человек: одни — близкие родственники Чарльза, другие — потенциальные помощники и пособники. Нашлись и те, что сродни зевакам на месте дорожного происшествия: им страх как любопытно поглазеть на последствия аварии поближе, вот только толку от них никакого, только под ногами путаются.
Чарльз, один из загонщиков, сидел в пикапе, держа собаку на руках; пациент был завернут в несколько фланелевых рубашек и охотничьих курток. Хозяин осторожно принялся разворачивать слой за слоем: внутри обнаружилась собака-полукровка весом фунтов в тридцать, наполовину бигль, наполовину какая-то еще разновидность гончей, — существенно мельче обычной охотничьей собаки, что в графстве Чокто используются для охоты на оленя. В левом боку пациента зияла рваная рана, но об истинных ее размерах оставалось только гадать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41