Карни Сэм некогда объяснил мне, что здоровье собак, кошек, хомячков и прочих домашних любимцев становится вопросом первостепенной важности, когда дети не в школе. Вот почему такое количество вызовов приходится на выходные, на каникулы и на дни снежных заносов. Так что я снова откладывал и откладывал этот кошмарный поход за покупками — пока не стало слишком поздно. А теперь я пребывал в панике — как оно обычно и бывает в последнюю минуту.
— Ну, и что мне, ради всего святого, купить для Джан в этом году? спрашивал я себя, нервно роясь в разнообразных предметах женского белья и затейливых блузках. Гладкая, шелковистая ткань модной дамской одежды, — ну ни дать ни взять вареная окра! — казалась ужасно непривычной на ощупь, тем паче для моих-то грубых, мозолистых рук!
Я знал, что Джан предпочитает в качестве подарка что-нибудь очень личное, а, скажем, не какой-нибудь бытовой прибор или «волшебное» приспособление для кухни. Она всегда радовалась новому миксеру, набору острых ножей или солонке и перечнице в форме маленьких голштинских коровок, однако судя по тонким намекам и подсказкам в течение всего года Джан куда больше оценила бы новую ночную рубашку из дамского бутика.
В том, что касается покупки женской одежды, я оказываюсь перед лицом двойной проблемы. Во-первых, встает вопрос размера и модели. Я уже пытался занести размеры Джан в свой ежедневник, но в силу неведомой причины расшифровать свой же собственный почерк мне потом не удавалось, или же поверх этих цифр я записывал новую информацию, скажем: «в следующий визит завезти Джо Уорду лекарство от глистов» или «кастрировать жеребца к югу от Нанафалии, имени хозяина не помню, справиться в лавке Комптона». Обычно я просто-напросто спрашиваю у продавщицы, какая модель, по ее мнению, понравилась бы Джан, а потом уточняю размер. В таком случае, если цвет, размер и стиль «подкачают», я всегда могу переложить вину на чужие плечи. Вот вам еще одно преимущество жизни в провинциальном городке.
Вторая проблема — это «фактор конфуза». Мне всегда страшно неловко обсуждать подробности дамского гардероба, особенно если собеседница не приходится мне женой.
— Хорошо, а какой размер свитера она носит? — обычно начинает продавщица. И выглядит всегда так, словно только-только сошла со страницы эксклюзивного журнала дамских мод.
— Э-э-э… в точности не скажу. Наверное, «M» или вроде того, сбивчиво бормочу я.
— Примерно как у меня? — выпаливает она, подбоченивается и разворачивается в профиль, кокетливо наклонив голову.
— Нет, э-э-э, на размер-другой больше; кроме того, она предпочитает… э-э-э… не такие облегающие. — К этому моменту я уже сквозь землю готов провалиться и мечтаю поскорее укрыться в безопасном пикапе. Покупатели оглядываются на меня и хихикают; я горестно переминаюсь с ноги на ногу, полыхая румянцем. Вот почему куда проще просто-напросто купить вафельницу.
Магазинчик принадлежал Мэри-Джо Дженкинс и потому носил вполне уместное название «Мэри-Джо». И по праву считался дамским; именно здесь обслуживали прекрасную половину человечества. Продавщицами там работали Кейт и Лоуис, а также и сама Мэри-Джо, и все трое были одержимыми «собачницами». Собственно говоря, эта причина еще больше умножала мое нежелание заглядывать в магазин. Стоило мне переступить порог, неразлучное трио, едва опознав знакомые черты, атаковало меня в прямом смысле этого слова и сей же миг пускалось в нудные и многословные, частично перекликающиеся рассуждения о «подвигах» своих ненаглядных четвероногих любимцев. Когда я пытался, сосредоточившись на одной из дам, выдавить из себя осмысленный ответ, остальные лишь пододвигались ближе и начинали говорить громче.
Самые щекотливые темы здесь обсуждались «открытым текстом». Например, непрекращающийся понос у Ветрика, или отвратительные, изматывающие ночные вылазки Герцога к этой скверной соседской дворняге, или, скажем, вечная проблема с Пушком, взявшим в привычку елозить по полу на заду из-за закупорки анальных желез.
— Ах, доктор Джон, я ведь Пушка только на той неделе в клинику возила, — ворковала Лоуис, — а он опять за свое! И ведь до сих пор на меня злится за тот ваш укольчик! — Этот клубок белой шерсти, именуемый пекинесом, и я не то чтобы ладили, несмотря на то, что песика то и дело привозили ко мне в клинику с самыми разнообразными жалобами. Впридачу к хронической закупорке анальных желез, он страдал от инфекции в левом глазу: однажды в воскресенье пекинесик сцепился с немецкой овчаркой, и в драке у него вывалилось глазное яблоко. В считанные минуты мы вернули глаз на место, однако роговица оказалась неизлечимо повреждена. Для того, чтобы поддерживать глаз в более-менее нормальном состоянии, приходилось закапывать в него три раза в день. Ко всему этому следовало прибавить аллергический дерматит, бронхит, скверные зубы, неприятный запах из пасти, и впридачу бедняга храпел во сне. Лоуис часто жаловалась, что громкий храп и зловонное дыхание мешают ей спать, однако мои советы насчет операции гортани и лечения зубов по-прежнему игнорировались.
Каждый Божий день Пушок сопровождал Лоуис в дамский магазин. По большей части он сидел в витрине, подремывая среди манекенов и наблюдая за покупателями, спешащими туда-сюда по тротуару. Устав от любопытных взглядов, он уходил поспать в притулившуюся у кассы корзинку, — из тех, что продаются в супермаркете. Иногда, будучи в угнетенном и повышенно мизантропическом состоянии духа, он удалялся вглубь магазина и прятался в первой примерочной.
Приподняв двумя пальцами шелковую, в оборочках, красную ночную рубашку, я внимательно ее разглядывал, — как вдруг ногу мою чуть выше правой пятки пронзила резкая, острая, мучительная боль.
— Что за черт? — заорал я, стремительно разворачиваясь и хватаясь за пострадавшую ногу. Первой моей мыслью было: это пуля, нож или гремучая змея?
В то же самое мгновение краем глаза я заметил Пушка: он со всех ног несся по проходу к спасительному убежищу примерочной. В конце прохода он вильнул вправо, — причем пес, казалось, ухмылялся и хихикал про себя.
Заслышав мой возглас изумления и боли, Кейт и Мэри-Джо сей же миг подоспели ко мне. После подобающих охов, ахов, всплескиваний руками и прочих изъявлений негодования и ужаса, дамы, громко возвестив всему миру о том, что Пушок только что укусил доктора, усадили меня в удобное кресло, заставили снять ботинок и носок и осмотрели обильно кровоточащую рану. Из подсобки тотчас же появились влажные тряпки и перевязочный материал, а в адрес примерочной зазвучали уместные в таком случае порицания и упреки.
— Пушок! Как тебе не стыдно! Вот скверная собака! Нехорошо так себя вести! — восклицала Лоуис: она пробивала чеки и своими глазами происшествия не видела. — Нельзя кусать доктора Джона! — Очень скоро и она присоединилась к Мэри-Джо с Кейт и опустилась на колени у моих ног; и каждая тараторила как сорока, и каждая выдвигала план действий на предмет врачевания и перевязывания моей пострадавшей конечности.
"«Нельзя кусать доктора Джона!» — думал я про себя. — И это все? Как насчет того, чтобы несколько раз стратегически «приложить» поганцу по затылку свернутой в трубку газетой?» Однако я промолчал и лишь стиснул зубы, как хорошему ветеринару и полагается. В моем теперешнем возбужденном состоянии и впрямь разумнее всего было придержать язык: еще не хватало испортить себе репутацию! А рана все сочилась кровью; продавщицы, переквалифицировавшиеся в медсестер, едва успевали вытирать и промакивать!
Я с ненавистью воззрился на Пушка: пес стоял в дверном проеме подсобки, запрокинув голову, облаивал своего недруга-ветеринара и явно наслаждался своим «звездным часом».
— Ох, как мне жаль, как же мне неловко, доктор Джон! — громко сетовала Лоуис. — Просто не понимаю, что такое на него нашло! Никогда за ним такого не водилось!
К вящему моему смущению, процесс осмотра, промакивания и перевязывания кровоточащей ноги затянулся до бесконечности. К месту развития событий подоспели покупатели: обступив нас, они щедро делились комментариями, скудоумными советами и прогнозами насчет последствий травмы.
— Надо положить на рану пакетик с горчицей, — сообщала одна. — Горчица весь тиксины и вытянет. — Надо думать, дама имела в виду токсины. — А ежели тиксины не вывести, тут-то и случится заражение крови, а тогда уж вы и не жилец вовсе.
— Видел я такие укусы, — подхватывал второй. — У того парня началась гангрена, так что ногу ему оттяпали за милую душу.
— А я вот вам скажу, что в целом свете нет ничего стерильнее собачьей пасти, — вступил престарелый джентльмен, доселе тихо-мирно выбиравший себе новую пару домашних тапочек. — Ведь собаки сами свои раны зализывают, и те заживают, не успеешь и глазом моргнуть. Так что покусанную собаку к дорогому ветеринару везти вовсе незачем. Но послушай моего совета, сынок: как домой приедешь, натри ногу топленым свиным жиром. Тогда она не распухнет. — Я чувствовал: терпение мое на исходе. Стало быть, пора уходить подобру-поздорову.
— Послушайте, — прорычал я, — дайте-ка сюда мой ботинок. А уж о ране я и сам позабочусь. И все равно спасибо вам за участие. — И, с красной ночной рубашкой под мышкой, я захромал к выходу. Ковыляя мимо вешалки с уцененным товаром, я слышал, как Пушок все заливается неистовым лаем где-то в глубине магазина.
— На вашем месте я бы этого пса пристрелила, а мозги отослала на обследование, — заявила старушка, теребя в руках синтетический кошелек. Чего доброго, он сбесился, и тогда вам пропишут эти кошмарные уколы в живот. Двадцать пять уколов, знаете ли; а я слышала, будто хуже них ничего уж и не придумаешь!
— Нет, мэм, — отвечал я. — Я знаю доподлинно, что один весьма компетентный ветеринар недавно сделал ему все необходимые прививки. Кстати, об уколах в живот: их делают двадцать один, а не двадцать пять. — И я спасся через открытую дверь, сжимая в руке ботинок и оставляя за собою кровавый след.
Уже садясь в пикап, я слышал, как Лоуис от дверей кричит мне вслед:
— Я страшно извиняюсь, доктор Джон. И, разумеется, не трудитесь платить за ночную рубашку прямо сегодня. Я поставлю ее вам в счет, а вы, как только поправитесь, так и заедете.
Я молча посидел в кабине пикапа минуту-другую, кипя яростью и тяжело дыша. Но со временем комизм ситуации возобладал над гневом, и на меня накатил приступ смеха: поначалу я тихо хихикал про себя, а потом, не сдержавшись, захохотал в голос. Еще не отсмеявшись толком, я покатил в клинику накладывать повязку, размышляя про себя, каково это — быть единственным ветеринаром в маленьком городке. Знать наперечет всех собак и их хозяев — это, конечно, здорово, но порою это оборачивается тяжкой повинностью.
Так почетно быть доверенным доктором братьев наших меньших; так лестно, когда друзья и клиенты советуются с тобой по поводу здоровья своих питомцев. Однако иногда страшно раздражает, когда и за покупками нельзя пойти без того, чтобы тебя тут же не окружили «собачники», требуя немедленно поставить диагноз или расхваливая своих четвероногих вундеркиндов. Однако хуже всего — это когда сами недовольные пациенты облаивают тебя или, не приведи Боже, кусают.
Когда я возвратился домой, Джан уже раскладывала подарки под рождественской елкой.
— Как твоя нога, родной? — осведомилась она.
— Что? Откуда ты знаешь? — изумился я.
— Ну, недавно из аптеки звонил Лорен, спрашивал, не подбросить ли тебе какого-нибудь лекарства.
— А ему-то откуда все известно?
— К нему Клатис заходил, купить что-то там для Бетти-Джо, а ему рассказала Лоуис: они столкнулись в придорожном магазине.
— Ушам своим не верю! — отвечал я. — Почему бы им всем, для экономии времени, просто-напросто не передать новость по радио?
— Надеюсь, ты не повел себя с Пушком по-свински, милый, — проговорила Джан. — Я уверена, он не со зла. В конце концов, бедняжка и впрямь хилый да хворый.
— Да я его пальцем не тронул. Только вот в мыслях пожелал ему много чего «доброго».
А хуже всего в истории с Пушком было то, что спустя двадцать четыре часа весь город знал: на Рождество доктор Джон подарил своей Джан шелковую, в оборочках, коротенькую ночную рубашечку. Многие были шокированы; а кое-кто счел это за грех.
После того, как новость насчет мини-ночнушки облетела парикмахерскую и салон красоты, многие мои клиенты стали косо на меня поглядывать. Это, и некоторые другие происшествия заставили меня всерьез задуматься, что за репутацию я себе создаю. В конце концов, я был замечен выходящим из миссисипской приграничной пивной, я подписал петицию, призывающему к голосованию по вопросу легализации продажи алкоголя в графстве Чокто, а среди моих друзей и клиентов числилось несколько «самогонщиков». Кроме того, было известно доподлинно, что я играю в гольф, что однажды ночью меня остановила полиция города Батлера за то, что я сидел за рулем микроавтобуса в одних лишь розовых трусах, и что каждый четверг я отправляюсь в таинственные поездки в графство Самтер, откуда возвращаюсь порою лишь на рассвете в пятницу. Однако все это — лишь малая часть отрадных «опасностей», коими чревата жизнь сельского ветеринара.
24
— Милый, с час назад звонил мистер У.Д. Ландри; он хотел напомнить, что на следующей неделе ты проводишь у него осмотр коров и быков перед большой животноводческой распродажей, — сообщила Джан, как только я вернулся с вечернего вызова. — Он хочет, чтобы ты приехал в понедельник как можно раньше, если возможно. Я сказала, что у тебя все записано и ты будешь у него с первым лучом солнца. Кроме того, он передает, что твой любимый пациент по-прежнему в отличной форме.
Мистер У.Дж.Ландри был нашим самым крупным клиентом, не считая ливингстонского скотопригонного двора, правительства штата и федеральных властей, финансирующих программу по борьбе с бруцеллезом. Мистер У. Дж. (подчиненные порой называли его просто «мистер Двойной Дж.» владел в округе тысячами акров первосортного строевого леса, без перебоев снабжающими древесиной его огромный лесопильный завод, откуда потом во все концы света поставлялись высококачественные пиломатериалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41