Ага, вот они, серые, разбегаются! Ну, погодите! Вновь, как и в первый раз, бросился сверху княжич на улепетывающего волка, вцепился когтями в спину волчаре, да начал рвать клювом шею вражине. Рвал кожу, жилы, кровью упивался, добивал врага до смерти…
— Уймись, княжич, брось мертвое тело, яко май краснохарь, терзать!
Младояр опомнился, привстал. Под ним лежало нечто окровавленное… Да это же тот самый мальчонка их хуторских, тот, что язык ему показывал! Но каков он теперь — лицо не лицо, кожа клочьями, горло разорвано, грудь истерзана, торчит обломок ключицы… «Неужели это сделал я?!» — подумал княжич, да утерся рукавом. Кровь, еще кровь — откуда? Да это ведь у него на губах кровь! Понятно дело, ведь он только что терзал клювом этого парнишку, нет, тогда еще переярка…
— Пошли, парень, пора меч из неволи доставать, — послышался вновь голос наставника.
— Что, отпустил Черный Камень наши железа? — спросил Младояр, завидев меч в руках Иггельда.
— Как же, отпустит такой, — усмехнулся лекарь, — я его слегка обманул.
— Как?
— Сейчас увидишь, — Иггельд подвел княжича к камню, взялся за прилепившийся к черной поверхности клинок, потянул в сторону.
— Вот, оторвать нельзя, а тащить — можно, — объяснил наставник, — теперь сюда, на край, здесь тяга послабже. Вот, рукоятка уже наружи. Не торопись, тяни только в эту сторону. Ну вот, камень держит одно острие. Теперь потянем чуток…
И меч княжича оказался в руках лекаря. Младояр выхватил свой клинок из рук наставника, начал гладить, как щенка…
— Никогда больше с тобой не расстанусь! — шепнул княжич холодному железу.
— Разумно, — похвалил воспитанника Иггельд, — воителю без меча никак нельзя, уж лучше без порток, да с клинком!
— Пошли, что ли, отсюда? — спросил Младояр.
— Погодь, я кусочек Черного Камня отколю — и пойдем…
Княжич не стал спрашивать, зачем наставнику кусочек волшебного камня, ему это и так ясно было, более того, Младояр сам себя обругал — что не догадался и себе кусочек отколоть… Сгодится на что, да и вообще — интересно!
Послышался стон. Иггельд, даром что на седьмом десятке, мягко, по-рысьи ступая, приблизился к недобитому оборотню. На мгновение обратился из ратника в лекаря, определил — у хуторянина переломана спина, руки да ноги — в параличе, не жить больше оборотню настоящей жизнью, не бегать, не работать руками… Впрочем, сам Иггельд ему хребет и обломал, медведем будучи!
— Что с ним, Игг? — спросил княжич, на всякий случай выставив вперед клинок.
— Не жить ему, добей!
— Почему я?
— А кто же?
— Я не хочу!
— Не по-людски так оставлять, звери объедят…
— Я не могу, — завертел головой Младояр, — и так, вон, малого забил насмерть, а теперь раненого добивать… Лучше ты, Игг, ты ведь прежде славным воином был!
— Был, да сплыл, а нонче я лекарь да волхв, не пристало от болезней пользующему людей убивать, а ведуну — тем паче!
— Мне придется? — переспросил княжич упавшим голосом.
— Ты княжич, твое дело — княжеское, кровавое, — сказал, как опрокинул ушат с холодной водой на голову парнишке, старый лекарь.
Младояр подошел поближе к умирающему. Приподнялся на цыпочки, размахнулся мечом — и снес голову оборотню, что кочан капусты на ученье…
* * *
— А кроме Виева Лога есть ли в нашем княжестве еще какой такой — на излучине? — спросил Младояр. Дело было под вечер, юноша уже слегка успокоился после пережитого утром.
— Есть, на реке Будой, Треклятый Лог — называется, — отозвался Иггельд.
— Как, Игг, может — съездим следующей зимой?
— Ну, коли твой отец отпустит — обязательно!
— Заметано! — обрадовался княжич, — А еще забыл спросить… Что за май краснохарь такой?
— Это, Младушко, ежели плыть по Дзинтарному морю в направлении, откуда Солнце всходит, да проплыть мимо Оловянных островов, да сделать передых на земле, где из-под камней горячие ключи бьют…
Княжич покачивался в седле, слушая очередную чудесную историю. На его лице просвечивалось нечто, близкое к выражению полного счастья. Еще бы — бессчетно чудес на свете, на всю жизнь хватит! А в следующий раз они обследуют Треклятый Лог…
Взгляд подростка остановился на кончике сапога. Что-то не так. Да, сыромятную кожу пытался прокусить оборотень, да не вышло, только след зубов и остался. Но почему взгляд так упорно цепляется за эти углубления? Сраженный неожиданной догадкой, Младояр соскочил с коня, сапог — долой, вот он, след зубов, ну — никак не волчий!
— Вот так и кончаются сказки, — вздохнул Иггельд, — не хотел я тебе сразу говорить…
— Но ведь кусал волк, я вот этими глазами видел! — возмутился неизвестно чему княжич.
— Кусал волк, а зубы — человечьи, — приговорил ведун холодно, — я тоже кое-что заметил. Ну, тех, кого сам порешил, рассматривать не стал, а вот твоего подъярка оглядел. Ну, которого ты, в соколином обличии, клювом ударил.
— И ты не нашел ни следа клюва, ни когтей? — догадался Младояр.
— Да, Млад, парня ты одним ударом завалил, уж мне-то, лекарю, рана от клинка, что пекарю каравай… Хм… — сравнение оказалось неудачным, — Ну… Ты понял?
Да понял я, понял! — воскликнул юноша, — Но ведь я крылья расправил, мои глаза сверху, с высоты смотрели, я каждую зеленую травинку видел, даже единую шерстинку на шкуре серой волчьей…
— Можешь думать, что соколом взвился, а по другому — что казалось только. Морок…
— Морок — что я тебя с вышины видал?
— Бывает, и горы, что за много месяцев пути, на небе видятся, а то и сраженья, что в далеких краях, чудным образом являются. Да не одному тебе, бывало — весь город дивится, что вдали делается!
— Ага, ты еще скажи, что мне, как Бегуне Белый Ведун — голову заморочил, чтобы я видел то, чего нет?
— На то и место особое, и камень — не простой, — Иггельд запнулся, не зная, как объяснять происшедшее дальше, — и никакого там злого колдуна не было, и под камнем ведунья не сиживала, я проверил, не беспокойся! Просто…
— Что просто?
— Есть много на свете такого, что и не знаешь, с какого конца подступиться…
Тайна сугрева
— Вот так, прямо, с дороги, грязные, в баньке не помывшись, пирогами не перекусив — и в хоромы княжеские? — молвил князь Дидомысл грозно-прегрозно, потом не выдержал — расхохотался, — Ну, рассказывайте, с какими трофеями воротились с похода дальнего, чего привезли?
Князь не без удовольствия разглядывал любимца — младшего сына Младояра, бросая изредка довольный взор и на Иггельда, наставника княжича. Только с мороза, мокрые — с неба валят крупные, почти теплые, хлопья снега…Вот, стоят, одежды порваны, хари — в грязи, у Игга — сапоги разные, видать — утерял не спроста! Молодцы путешественники — как вернулись в Крутен, так прямо, никуда не заезжая — в палаты княжеские, пусть и дело к вечеру… Он, Дидомысл, и сам бы так завалился!
— Нет трофеев князь, уж не суди строго…
— Как так нет?
— Ну, разве что шрамы новые у княжича, — пожал плечами Иггельд, — а больше похвастать нечем.
— Покажи!
Младояр скинул тулупчик, стянул через голову рубашку, показал свежие, уже начавшие рубцеваться раны на руках, лице и груди.
— Славно, славно! — удовлетворенно кивнул князь, — Вот, сразу видно, не зря съездили. Зубы, небось, не человечьи?
— Оборотни, — уточнил Иггельд.
— Много положили?
— Пятерых.
— А княжич?
— Двоих.
— Славно!
— Один переярком был, — огрызнулся Младояр.
— Стало быть, полтора? — усмехнулся князь.
— Ага…
— Ну что же, все хорошо, и тебе, лекарь, я рад… Что вернулся, как раз вовремя!
— Никак захворал кто? — насторожился Иггельд.
— Нет, тут другое дело. — Князь прошелся по горнице, доски заскрипели под тяжестью —Дидомысл с юности отличался богатырским сложеньем, а к возрасту солидному и вовсе отяжелел, — Понаехали к нам гости торговые, с Кия-града, с ними купцы аж с Фасиса! А среди тех — человек занятий странных, волхв — не волхв, лекарь — не лекарь, толмач — не толмач, всего понемногу, словом — вроде тебя, Игг!
— Ой, тятя, а он еще здесь? — воскликнул княжич.
— Так вот, вбил себе в голову этот эллас, — князь не обратил внимания на восклицания сына, показав, что отроку следует молчать, когда старшие, а тем паче, князь, речь ведут, — а он из этих, что после Лександра в Персии угнездились, — Дидомысл поморщился, видно вспомнив что-то не слишком приятное, — сумасшедший, словом, этот эллас, не просто калика перехожий, а с Зовом в голове. Хочет до северного края мира добраться!
— Первый раз о таком Зове слышу, — удивился Иггельд.
— И волхвы то же самое слово в слово сказали.
— Я бы с ним поговорил, — заинтересовался лекарь.
— Вот и я ему посоветовал — тебя дождаться, — князь, казалось, всегда рассчитывал далеко вперед, — уж лучше тебя никто не объяснит, как от холодов лютых уберечься… Ты, ведомо мне, старым уменьем владеешь, голым на снегу спать можешь?
— Не стоит об этом, — Иггельду явно не понравились последние слова князя.
— Что, сына моего не выучил тому уменью?
— Нет.
— А почему? — Дидомысл взглянул на лекаря с интересом, даже голову наклонил, ну — как сорока…
— Опасно то уменье! — поджал губы Иггельд.
— Ничего, выучи!
— Как скажешь, князь…
— Но сначала с элласом переговори, как его — Артеминосом…
* * *
«Утро вечера мудренее» — подумал Младояр, — «Видно не зря Игг отложил разговор до утра, да пригласил загодя в дом свой гостя заморского — вишь, как разговор склеился!».
— Хорошо, я уяснил, — кивнул Иггельд, — коли небосвод вращается, то должна быть ось, вокруг которой идет вращение, если же считать твердь земную шаром, как утверждают мудрецы, то таковая ось пронзит оный шар в двух местах…
— И эти места — суть особые, невероятной силой наделенные! — воскликнул Артеминос, вскочив и взмахнув руками.
Молчавший во время беседы Младояр отметил, что этот маленький черный эллас все время махает руками. «Наши бы давно ему руки отшибли б…» — усмехнулся юноша про себя, вспоминая, как быстро его самого отучили от дурной привычки. «Странно, ведь элласы должны быть белокожи, а этот — черен, не только глаза и волосы, но и вся кожа,» — думал княжич, — «Черные люди должны иметь губы выпуклые, круглые, что у порося — сам читал, а у этого губки тонкие. Нос у черных людей должен быть приплюснут, а у этого — орлиный… Странно! Надо спросить. Или свитки врут, или кровь у него перемешанная…».
— Вот тут-то я в толк и не возьму, с чего это ты считаешь, что под той звездой, если она над головой стоять будет, сила снизойдет к тебе небесная? — насмешливо спросил Иггельд.
— Как непонятно? Ведь Ось Колесницы не ходит по кругу, подобно другим звездам, она стоит на месте, стало быть — через нее проходит ось вращения небесных сфер!
— Ну, это ясно.
— А что тогда неясно? — воскликнул Артеминос возмущенно.
«Удивительно, говорят этот эллас выучился нашей речи за месяц» — подумал Младояр, — «А иные гости торговые и за всю жизнь не выучиваются… А этот — глянь как шпарит!».
— Неясно, отчего человек, попав под эту самую воображаемую ось, вдруг могущество обретет? — лекаря трудно было вывести из равновесия, его голос сохранял насмешливые оттенки.
— Так там же ось небесная! — закричал эллас чуть ли не в ухо Иггельду.
— Ну и что? — протянул врачеватель.
— Там все сходится!
— Что всё?
— Всё!
— Хорошо, скажем, я соглашусь с тобой, пусть это место какое-то особенное, — вздохнул Иггельд, отвесив красноречивый взгляд в сторону княжича, как бы объясняя им — «с головой хворыми не спорят!», — так ты стремишься попасть в это самое место?
— Это цель моей жизни, мое предназначение!
— Но ведь это место далеко на Севере, а чем северней, тем — холоднее, это во всех свитках начертано!
— Я это уже на собственной коже прознал, — Артеминос обнажил белые зубы в первой, за этот вечер, раз, — я вышел из отеческого дома, что на берегу Хинда, близ Паттала, там так хорошо, хоть голым путешествуй! Но, пройдя северней, меня чуть не сдули ветры, пришлось кутаться в одежды, хоть и не было холодно. По Мидии тоже можно ходить голым, но по ночам уже хочется закутаться в одеяло. Правда, я проходил Рагу осенью. Понт Эвксинский, само собой, куда холодней Эритрейского моря, но дальше… Поднимаясь по Танаису, становилось все холодней. А тут еще зима. Я никогда раньше не видел полей, покрытых снегом. Так холодно, что даже дыхание застывает! Недаром здесь все так тепло одеты, есть меховая одежда и для ног, и рукам, и на голову. А что будет, когда я пойду дальше на север, ведь должно становиться все холоднее и холоднее, не так ли?
— Ну, не совсем так, — успокоил путешественника Иггельд, — если пройти дальше не север, то уткнешься в море-окиян, а у водных просторов слишком холодно не бывает!
— Почему?
— Воды сберегают жар лета, когда их много — то и тепла хранится достаточно, только сверху — лед, ниже — вода, а в ней рыба и морской зверь…
— Так это море замерзает?
— Да, зимой оно замерзает, и в том — твой шанс пройти путь…
— А там, под осью небесной, есть твердь?
— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами Иггельд, — ничего не говорят о том древние свитки… А может, какие и говорят, да я их не читал. Много их по всему свету!
Воцарилось молчание. Иггельд испытующе смотрел на иноземного гостя, в его взгляде сквозило некоторое недоверие. Тщедушен, боится холода малого, что будет, когда попадет под стужу настоящую?
— Я пойду зимой, — решился эллас, — пусть холод, зато — пройду по суху, по льду!
— Это — верная смерть для тебя! Ты не готов…
— Пусть смерть…
— Глупо, — отрезал лекарь, — если уж так силен твой Зов, укороти себя, поживи годик-другой с нами, научись бороться с холодами! А потом пройди еще на север, да поживи с теми промысловиками, что на краю земли живут, у самого северного моря белого, да поживи с ними, всему обучись…
— Северное море белого цвета? — удивился Артеминос.
— Когда замерзнет, будет белое, уж точно, — кивнул Иггельд, — а по нему ходят белые медведи. И звери те, рассказывают, так велики, что охотятся на рыб-китов — что размером с большую ладью…
— Может, не заметят меня те медведи, коль я такой маленький…
— Как же, что б ведмедь чего не заметил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51