Ход, ведущий в маленький зал, оказался короток — Иггельд насчитал двадцать шагов. Вырублен прямо в белом камне, идти пришлось, полусогнувшись, даже Младояр пригнул голову. Узкий коридор — княжич нечаянно задел поставленный для проводки света щит-зеркало, сбив луч. Ясное дело — там, дальше, стало темно, послышалась ругань. Младояр быстро отладил зеркало, солнечные лучи были видны воочию — светилась поднятая пришельцами тысячелетняя пыль.
Само захоронение занимало круглый зал шагов в десять в диаметре, здесь можно было стоять, не сгибаясь — до каменного потолка оставалось еще с две головы. Здесь было, на что посмотреть — множество каменных статуэток по всему периметру зала, три больших истукана, вырубленных, кажется, прямо на месте, как часть пещеры. И россыпи рисунков на стенах, потолке, незнакомые письмена — если только то были письмена. Рисунки многокрасочные, выполнены с мастерством необыкновенным, люди в странных одеждах, животные невиданные, по большей части — крылатые змеи. Иггельд даже головой поводил туда-сюда — проверял, изображения показались ему какими-то объемными, полурисунки-полурельефы, что ли.
По всему периметру пещеры стояли, примерно в полусажени друг от друга, идолы. Удивительно искусно сделаны, как настоящие люди, только блестят. Иггельд пригляделся — ба, да это же трупы, просто их покрыли чем-то прозрачным, стекловидным, типа смолы. Ну, вот в гинтаре случается, попадаются паучки да мушки, их можно рассмотреть во всех подробностях. Трупы возле стен тоже, вроде в янтаре…
Эх, свету бы побольше, трудно в полумраке что-то разглядеть. Кого засмолили — молодых или старых — не поймешь, вроде лица чисты от морщин, но общее впечатление — старики. Одежды непонятно накрученные, тоже поблескивают. Можно подумать, их так, одетыми, в какие-то смолы гинтарные и окунали. Можно и подробнее осмотреть, только темновато. Факел бы сюда! Но мудрые волхвы знали заветы древних — не вносить в чужие захоронения открытого огня. Потому и пользовались только светом солнечным, зеркалами переданным. Не все так просто. Иггельд знал, что нередко нечестивцы, проникшие в подобное захоронение с воровской целью, погибали — либо сразу, либо опосля. Что-то тайное загоралось в воздухе от внесенного пламени, воры вдыхали и травились… Были и другие причины не вносить огня. От копоти быстро портились настенные рисунки. И, что немаловажно, мгновенно погибали свет-духи…
— Лампу вековую нашли? — спросил Иггельд, как и положено в таком месте, шепотом.
— Лампа есть, да уж не светится… — ответил один из младших жрецов, занятый зарисовкой рисунков. Известное дело — ведь все эти красоты могут и потускнеть через день-два, то ли от воздуха свежего, то ли от дыхания людского.
— Стало быть, много тысяч лет прошло, — рассудил Иггельд.
— Самая старая лампа светилась пять тысяч лет, — донесся старческий голос сзади. Иггельд повернулся — так и есть, неведомым образом Веяма, этот бродячий мудрец и знаток древнего, оказался там где надо. А ведь бродит по всем княжествам, где понимают родное слово, и в хиндейские, и в персидские захаживает. А сейчас — как почуял, где самое интересное!
— Я слышал о той лампе, — кивнул Иггельд, — ее свет был виден только в полной темноте!
— Может, и эта еще светится, — Веяма указал на шарообразную лампу, возвышающуюся под сводом пещеры, — но свет этот человеческим глазом неуловим, поскольку совсем слаб.
— Стало быть, кошку надо, пусть промяучит — есть свет, али нет, — шутканул Младояр.
— В каждой шутке есть доля шутки, только доля, — откликнулся Веяма, — может и не промяучит, но если хорошенько обдумать…
— Что же, будем считать, что одну дельную мысль подсказали, — заключил Иггельд, — но ведь ты звал меня не за тем?
— Понимаешь, иногда нужен лекарь…
— Им? — хихикнул княжич, указав на небольшие, аккуратно сложенные пирамидки из блиставших идеальной белизной черепов.
— Ну, во-первых, и им тоже, юноша, — усмехнулся старик, — ведь твой мудрый наставник без всякого колдовства скажет, от чего погиб тот или иной… Ну, а во-вторых, здесь есть работенка и посложнее, именно для Иггельда, только ему под силу… А в третьих…
— Что в третьих? — загорелся Младояр.
— В-третьих тебя неплохо было бы высечь, отроче, раз не уяснил до сей поры, что в твоем возрасте можно говорить, только когда взрослые, а тем паче, старики, тебя спрашивают! — закончил старец, наблюдая, как лицо княжича быстро приобретает цвет вареного рака — свет от ближайшего щита предательски бил прямо в лицо Младояра.
— Что же, посмотрим черепа, — кивнул Иггельд, решив, что княжич наказан достаточно — слова действовали на паренька сильнее ударов, — так, вот череп, очень интересный череп…
В ином случае Младояр уже кричал бы: «Что интересного? Где? Покажи! Расскажи!», но сейчас молчал, как воды в рот набравши. Пришлось Иггельду начать рассказывать и показывать так, без просьб…
— Во-первых, это череп старого человека, — погладив древнюю голову по куполу, начал старый лекарь-волхв, — как ты думаешь, Млад, почему я так решил?
— По зубам?
— Нет, зубы как раз, прекрасно сохранились, все на месте, вот только… — брови Иггельда поднялись от удивления, — да они же не настоящие, да, рукотворные! И вжились в кость! Чудеса…
— Наши ковали так не умеют!
— Так вот, почему череп старый… Смотри, Веяма, смотри, Млад — между костями нет зазоров, они полностью срослись. У человека срастается череп годам к восьмидесяти…
Младояр присел у пирамиды, руками не трогал, «перебирал» только глазами, разглядывая черепа и так, и эдак, не то, что голову наклоня — юноша даже снизу Вверх ухитрился заглянуть под крайний…
— Ну и что? — спросил лекарь.
— У них у всех, по крайней мере, у тех, что я вижу, — сразу поправился княжич, уже понимавший разницу между «как вижу» и «как есть». Иггельд как-то проучил отрока, привел к одному терему и спросил, какого он цвета. «Белого» не раздумывая, брякнул Младояр. Тогда наставник повел его вокруг — левая стена оказалась охряной, пошли дальше — выяснилось, что каждую из четырех стен странного строения хозяин выкрасил в другой цвет, — я их уже около дюжины осмотрел — у всех сплошная кость, без щелей.
— А теперь смотри сюда, — палец Иггельда указал на левую глазницу, — видишь малую дырочку?
— Так его убили перед требой? — предположил княжич, успевший забыть о недавнем назидании.
— Странно, если так, — засомневался Веяма, старик тоже успел забыть, кто из них кто — пришла пора ведовства, и каждое слово стало важным, неважно кем произнесенное — старым или малым, главное — что б помогло в поисках истины, — сомневаюсь, чтобы так можно вообще убивать…
— Нет, края дырки округленные, кость жила после этого ранения, стало быть, жил и человек. Это делали при жизни. Взгляни, княжич, нет ли у других? Руками все равно не трогай!
— Я помню! — откликнулся Младояр, коему не раз и не два повторялось, что к мертвому — руками не прикасаться, зараза — прилипчива!
На этот раз княжич возился дольше, свет зеркал поминутно тускнел — может, облака, а может — кто-то прохаживался меж зеркал… Наконец, Младояр встал, вид у него казался изумленным, как первый раз сокровенную часть любви увидевши!
У всех у них… Малая дырочка в левом глазу… Поближе к носу, в верхней части… — отрывисто доложил отрок.
— Лекарская наука знает, что будет, если это место продырявить? — спросил Веяма у Иггельда, коему теперь пришлось отвечать за всю «лекарскую науку».
— Нет, я не знаю, — покачал головой лекарь, — но могу предположить. Если туда сунуть длинное узкое лезвие, малость наклонив, можно рассечь пути между двумя половинами мозга. Ничего другого в голову не приходит…
— И что тогда? — спросил Веяма.
— Человек скотом становится, — вспомнил Иггельд, — где-то я читал, после такого ранения за воином, как за малым дитя, ходить приходится. Даже нос утирать…
— Но зачем превращать в беспомощные существа стариков? —удивился Веяма, — Они, по большей части, и так беспомощны…
— Но соображают, и приказать могут, коли князья, — объяснил лекарь, — а после такой раны человек слово силы уже не скажет. Да, и ведь не стариков так уродовали, нет — им, небось, в возрасте помоложе мозги дырявили! А потом они еще долго жили, я же показывал — дырочка подзаросла…
— Сделать человека беспомощным, а потом сопли подтирать ему до старости? — удивился Младояр, — Зачем? Может, так пожелали их боги?
— Или это были младшие братья князя тогдашнего, — предположил Иггельд, — слышал я о странах, где на гору власти взойдя, новый князь младших братьев своих ослепляет…
— Однако, многовато братьев было у древнего князя! — усомнился юноша.
— А кто тебе сказал, что эти пирамиды не собирались веками? — парировал Иггельд.
— По иному возражу, — молвил Веяма, — глянь — форма купола, очертания носовой дырки разные. Вот и скулы на этом черепе — выдаются вперед, а здесь — вширь. Стало быть — и лица у хозяев сих костей головных разные. Очень разные у них лица были! А у родичей — лица похожи.
— Ты прав, — признал Иггельд.
— Жаль, они уже ничего не расскажут, — брякнул Младояр.
— Они уже кое-что нам рассказали, как видишь, — напомнил Веяма, — и что старые были, и что в возрасте помоложе слабоумными их сделали посредством ножа… И даже что рукотворные зубы приживлять прямо в челюсть умели!
— И даже если эти черепа заговорили, они бы нам мало что поведали! — добавил Иггельд.
— Языка не поняли бы? — предположил княжич.
— Что языка не поняли бы, это — полбеды, можно и жестами изъясниться, — объяснил лекарь, — хуже другое. Они уже не люди были, так… Ели, пили, под себя ходили… Хотя поговорить было б мне интересно!
— Еще не все потеряно, — засуетился Веяма, — собственно, за тем и звали!
— Как так?! — в два голоса воскликнули Иггельд и Младояр.
— Да вот, лежит тут один в деревянной домовине, — Веяма приблизился к огромной каменной усыпальнице, — дерево внутри черное, не гниющее, снаружи красное, что янтарь пропитанное, окаменевшее. Потом домовина золотая. И снаружи — каменная!
— И ты… Осмелился притронуться?! — удивился Иггельд.
— Кощунство, оно понятно… — вздохнул Веяма, — Но ведь любопытство — оно страха сильнее, тебе ли, старый вояка, не знать? Дидомысл позволил…
— Тогда показывай!
— Нет, Асилуш пока не дозволяет, надо еще обряды провести, требы не все отданы. Сам знаешь, с Вием шутки не шутят, вот коли все пройдет гладко, боги навьи знака не подадут, что осерчали — тогда и приступим…
— А откуда же ты узнал, что там, коли Асилуш даже взглянуть не позволяет?
— Молодые жрецы крышку чуть сдвинули, дыханье задержав, как я им наказывал, да вон побежали, — улыбнулся Веяма, — а я, нос тряпицей с уксусом прикрыв, заглянул. Только зря опасался — прикрыто тело плитой хрустальной, плотно — видать. А он из-под прозрачного камня на меня и взглянул!
— Живой? — тихо спросил Младояр.
— Так мне показалось, — кивнул мудрец.
— Плиту, вижу, назад не задвинули? — кивнул Иггельд.
— Какое там…
— Так взглянуть нельзя?
— Пока нет, — молвил Веяма, — но завтра, думаю, позволят. А ты пока изготовься, лекарь. Все, что понадобится — сюда принеси. И вот еще… Коли оживет тот, что внутри… Они, слышал я, буйны после долгого сна! Ты лекарства приготовь, успокоительного.
— Кабы знал такие снадобья, — вздохнул лекарь, — окромя макового сока ничего в голову не приходит.
— И то — дело, — согласился ведун, — можно дымок использовать, сном сморить, если что…
— Или зараньше напустить, — вновь влез в разговор старших княжич, — прямо под плиту прозрачную… Мехом и дувануть!
— А что? — согласился Веяма, — Здесь есть разумное зерно — спящим и вынем, свяжем, а там — видно будет.
— Кого это вы вязать надумали? — к ведунам тихонько подобрался сам князь.
— А вот — его, — указал на каменную домовину Веяма.
— А справитесь? Волшба тут крута!
— Сначала одурманим, потом — повяжем, — объяснил Иггельд, — слышал когда-нибудь, князь, что б во сне ворожили?
— Во сне спят, — согласился Дидомысл, — но, все же — может, лучше не трогать?
— Уже потрогали, — усмехнулся Веяма, — еще когда ход открылся — считай, напасть пришла! И теперь дело надо до конца довести, все доподлинно узнать, только знание одно и способно опасность отвратить!
— Да уж, заткнувши уши, да глаза прикрыв — еще никто от врагов не ушел, — согласился Дидомысл, — хоть и не по душе мне это копанье — да видать, так уж пряжа пошла…
Выбравшись из пещер, Младояр и лекарь разом зажмурились — до чего же ярко Солнце. И воздух чист, дышится легко, река рядом, свежо! Княжич огляделся. Народ и не думал расходиться, люди толпились, окружая жертвенники. Каждый хотел знать, что скажут боги, но жрецы пока помалкивали. Разглядывают внутренности — и только головой покачивают, понимай как знаешь! Новое движение — народ устремился к реке. Младояр поддался инстинкту толпы, бросился вослед.
У берега, ноги по колени в воде, стоял Речной Старец. Молча смотрел на толпу, что кричали — не слушал. Младояр, не снимая сапог, прыгнул в реку, сразу зачерпнув голенищами водицы. Подошел к старцу.
— Ну, что там, как прядется нить? — спросил княжич.
Старик опомнился, видать — вопрос попал, как стрела, точно в цель.
— Ни одного узелка, княжич, — казалось, Видящий даже удивлен, — гладка пряжа, будто ничего и не было… И не будет!
* * *
— Закопают все обратно! — сообщил Младояр наставнику.
— Князь повелел? — даже не удивился Иггельд.
— Нет, он не знает еще.
— Что, Асилуш так решил?
— Он тоже еще не ведает!
— А кто ж тогда ведает? — старик чуть наклонил голову, взглянул на княжича.
— Я!
— А ты откуда знаешь?
— Речной Старец мне шепнул, — гордо заявил Младояр, — сказал, что ничего не изменится!
— Эка мудрость, все знают, что все проходит и ничего не меняется, — махнул рукой Иггельд.
— Нет, он не о том, и не так говорил!
— Понимай, как знаешь, — отмахнулся Иггельд, — ты к пещере пойдешь?
— А как же… Вроде солнце высоко, дождика нет, в самый раз прогуляться, да волшебников в хрустальных домовинах попользовать-полечить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51