Правда это - или нет?
Где-то в глубине квартиры началась суматоха; я оглянулся и не заметил около себя Курмышки.
- Да кто такой? - еще пуще захрипел толстяк в ермолке, дрожащими руками зажигая лампу. - Какое право имеешь ходить в чужую квартеру? Кто такой?
- Передовое укрепление, - ответил я. - Ну, где Махузя, говори скорей, а то мне некогда...
- Махузя уехала в Касимов, - ответил толстяк. Тут я его разглядел: у него было толстое и жирное лицо с узенькими глазами.
- Врет! Она здесь! - раздался звонкий голос. Из-за толстяка вывернулся Курмышка. - Она в той комнате сидит и ревет.
- Ага, значит, вы врете, гражданин? - сказал я. - Тут нужно выяснить, с какой целью. Предъявите мне сейчас же Махузю.
- Откуда? Кто такой? - надвигаясь на меня, бессмысленно повторял толстяк. Тут я заметил у него в руке железный прут.
- Нужно покончить с этим вопросом, - сказал я. - Здесь тебе не Узбекистан, да и там теперь запрещают. Сейчас же давай Махузю, а не то милицию позову.
В это время Курмышка появился вновь, но уже не один: он тащил за руку Махузю.
- Ага, Махузя, - обрадовался я. - Тебя насильно держат?
- Хотят в жены... продать, - всхлипнула в ответ Махузя.
- Ну, не продадут, - ответил я и услышал во дворе пронзительный свист. - Пойдем со мной отсюда.
- Разбойники! Бандиты! Милиция! - закричал вдруг с каким-то привизгиванием толстяк.
- Сам бандит, - ответил я, схватил Махузю за руку, но в тот же момент у меня в глазах сверкнуло, что-то тяжелое упало на голову - и дальше я ничего не помню.
Октябка вчера рассказывал, что, когда он остался во дворе, старуха все время нападала на него, но он увертывался. А потом, так как я долго не выходил, то он решил дать свисток. Старуха испугалась свистка и спряталась. Тогда Октябка бросился на улицу и на перекрестке встретил мильтона; рассказал ему все, мильтон пришел, но меня нашли уже без чувств, а толстяк совсем скрылся из дому.
Махузю взяли в милицию, и там она подтвердила, что ее действительно продали какому-то "горячему старику" и он должен был увезти ее куда-то "далеко-далеко"... Отец ее жил с мачехой (той самой старухой), которая ее постоянно колотила, а сказать об этом кому-нибудь Махузя боялась. Сказала только одной из наших пионерок. (От этой девочки и началось мое расследование.)
Меня отправили в больницу, и там я уже пришел в себя.
Несмотря, что Сильва пришла меня проведать и мы очень хорошо обо всем поговорили, - я решил теперь сам просить, чтобы меня сняли с пионерской работы.
Очень трудно одному.
11 ноября.
Сейчас ушел от меня Иванов. Он заходил на минутку и сказал, что я поступил правильно.
- Все-таки, Иванов, снимайте меня с пионерской работы, - попросил я. - Трудно, понимаешь?.. Я теперь вижу, что я индивидуалист и что больше приношу вреда, чем пользы.
Иванов помолчал.
- Вот что. Оставайся, - сказал он, барабаня пальцами по столу. - Это споначалу трудненько, теперь легче будет. Тебе Громбах обещал помочь.
Громбах - это Сергей Сергеич.
От радости я готов соскочить с постели и побежать в школу.
Но в комнате сидит папанька, кроит пальто и всячески меня отчитывает за то, что я ввязываюсь не в свои дела.
1926 - 1928

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30