– С тобой все в порядке? Дай мне ее, – Гидеон взял таксу в левую руку и поднял мальчика с пола правой рукой. Валентин тесно прижался к нему.
– Он тебе сделал больно?
Валентин покачал головой.
– Ты уверен? Дай посмотрю. – Гидеон отодвинул его на расстояние вытянутой руки. – О'кей, отлично. А теперь ты можешь мне рассказать, что случилось?
– Поехали домой, пожалуйста.
– Сейчас, сейчас, Вэл – сначала расскажи. Личико ребенка было заплаканным и усталым, но в глазах было облегчение.
– Я был дома, в постели вчера, и пришел Константин. Он дал мне пушистого тигра – я вытащил его из коробки там, на коврике – а потом он и Джен пошли варить кофе…
– А потом?
– Потом он вышел из кухни и сказал мне, что нашел Дасти, и что он позвонил маме в Лила, и она разрешила мне поехать с ним. И я поехал.
– Конечно.
Гидеон вывел его из ванной, усадил на диван и посадил все еще дрожавшую таксу к себе на колени.
– Что он сказал про Дасти?
– Он сказал, что нашел ее в парке, недалеко от того места, где мы ее потеряли. Но я понял, что он врет. Я спросил у него про ухо, а он ответил, что наверно это из-за драки с какой-нибудь собакой. Когда я пришел, Дасти была так рада мне, но она скулила и выла, как сумасшедшая, когда мимо нее проходил Константин. А ведь Дасти никогда не рычит, правда?
– А когда он запер вас в ванной?
– После того, как я спросил – когда мы поедем домой? Он сказал, что мы должны остаться здесь на ночь. Я сказал, что хочу показать ухо Дасти маме, а когда он ответил «нет», я заплакал. Тогда он втолкнул нас сюда и запер.
– Так ты был заперт всю ночь? – ярость Гидеона просто клокотала внутри него.
– Он даже не дал нам ничего поесть, – сказал Валентин. – Он был похож на настоящую ведьму. – Он помолчал. – Я больше не люблю Константина.
– Да, – сказал Гидеон. – И я тоже.
Гидеон позвонил к Мадлен, но Руди еще не приехал, никто не отвечал. Дав Валентину и Дасти попить воды, он быстро начал обыск, но он сам не знал, что он ищет, и не нашел ничего.
Он попытался позвонить Мадди опять, и на этот раз Руди сразу же взял трубку.
– Полиция вошла вместе со мной, – сказал ему Руди. – Но Мадди нет. Где ты, Гидеон?
Прежде чем Гидеон успел ответить, трубку взял детектив.
– Послушайте, Тайлер. Если вы не поедете прямо сюда, и, как вы понимаете, немедленно, вы можете сказать «прощай» своей лицензии. Это я вам обещаю.
– Я нашел мальчика, – сказал скупо Гидеон. – Но моя жена…
– С ним все в порядке?
– Он не ранен. Но я думаю…
– Мне неважно, что вы думаете, Тайлер. Я хочу, чтобы вы приехали немедленно.
* * *
В машине, во время короткой поездки к Семьдесят четвертой улице, Гидеон попытался сделать все, чтобы смягчить для мальчика то, с чем ему придется неизбежно столкнуться. С Дженнифер случился небольшой несчастный случай, говорил он Валентину, а Мадлен нужно было уехать ненадолго. Полиция здесь из-за того, что Константин сделал с ним и с Дасти, и если они будут задавать ему много вопросов, он не должен пугаться и должен рассказать все, что знает.
– А куда уехала мама?
Гидеон посмотрел на бледное измученное личико мальчика и решил, что доля правды будет лучше, чем ложь, которую ему еще, возможно, предстоит невольно услышать в предстоящие несколько часов.
– Я не знаю, Вэл.
– А с ней все хорошо? – голос ребенка зазвучал неожиданно испуганно.
– Конечно, – Гидеон помолчал. – Как только полиция закончит со мной, я пойду ее искать и приведу домой.
– Ты мне клянешься?
– Да чтоб я умер!
Они быстро и осторожно расспросили Валентина, но когда настала очередь Гидеона, допрос был въедливым, неприятным и казался бесконечным. Гидеон вдруг понял, что детективу понравилась идея, что этот странный муж – человек, который в юности добровольно отказался от службы в Полицейском Управлении Нью-Йорка – мог быть замешан в этом деле, понравилась гораздо больше, чем бредовое заявление, что какой-то невидимка-русский с его баснословной золотой скульптурой является виновником манхэттенского убийства и похищения ребенка.
– Посмотрите на это дело с нашей точки зрения, Тайлер. Прошлой ночью у нас было одно тело, пропавший ребенок и полубезумная мать. Этим утром вы, как в сказке, появляетесь с ребенком, а его мать – ваша жена, с которой вы не живете – предпочитает исчезнуть.
Гидеон боролся с собой, стараясь держать себя в руках.
– Вы же говорили с Валентином – он вам сказал, что сюда приходил Зелеев, что он пошел в кухню с девушкой. Он рассказал вам, что русский увез его и запер.
– Но этого зловещего русского мы и в глаза не видели, его здесь нет – чего нельзя сказать о вас.
– Да вы хоть собираетесь искать Зелеева?
– За кого вы нас принимаете – за кучку дилетантов?
– О Господи!
– Кому понравится человек, сующий нос не в свое дело, Тайлер?
Их препроводили назад на Риверсайд Драйв, чтобы Валентин показал детективам, где его держали, и Руди сказал, что возьмет мальчика, и они поедут показать собаку ветеринару. Гидеона отвезли в 20-й полицейский участок для дальнейшего допроса. Его освободили только после четырех часов дня, строго предупредив, чтобы он не утаивал ни малейшей крупицы улик, если он не хочет оказаться за решеткой.
Гидеон отправился прямо в квартиру Зелеева и начал повторный обыск. На этот раз он нашел то, что необходимо, в считанные минуты. Расписание авиарейсов, внутри ящика тумбочки. Оно было в мягкой обложке, и можно было без труда увидеть, на какой странице его недавно открывали. Засунув его в карман пиджака, он помчался вниз по лестнице, запрыгнул в свою машину и словно помешанный, понесся к Мадди.
– Ее паспорт, – сказал он по телефону Руди. – Ты знаешь, где она его держит?
– Я не уверен – но она хранит самые важные документы в шкафу, на дне ящика с бельем, в спальне.
Гидеон нашел их собственное свидетельство о браке, твердый конверт со свидетельством о смерти Антуана и act de mariage с ним, свидетельство о рождении Валентина, несколько фотографий и предсмертную записку ее отца. Никакого паспорта.
Гидеон позвонил Руди.
– Они улетели в Париж.
– Ты уверен?
– Я ни в чем не могу быть уверен, но похоже на то.
– Ты сказал полиции?
– Еще нет, – Гидеон посмотрел на часы. – Слишком поздно, чтобы просить кого-то задержать их в Орли. Сегодня было два утренних рейса из аэропорта Кеннеди. Если не было никакой большой задержки, они уже покинут аэропорт до того, как сможет начать действовать Интерпол, – если только мне вообще кто-нибудь поверит.
– Что же нам теперь делать?
– Я позвоню в полицию – чем больше людей их будет искать, тем лучше. Но я не буду звонить им до тех пор, пока не окажусь почти что на борту самолета.
– Ты летишь?
– А что ты думаешь на этот счет?
– Я соберусь мгновенно.
– Но у тебя Валентин.
– Пришел Майкл. Да и потом, с каких это пор ты говоришь по-французски? Если хочешь найти что-нибудь в Париже, нужно иметь при себе человека, знающего язык.
– Я позвоню в аэропорт, а потом перезвоню тебе.
Спустя десять минут он опять разговаривал с Руди.
– На рейс Пан Амэрикэн все забито, но нам достались два места на Эль Аль – самолет вылетает в десять и доставит нас в Орли к одиннадцати утра.
– Раньше ничего нет?
– Безнадежно. Нет даже грузовых самолетов.
– Тогда я буду собираться поосновательней.
Руди сделал паузу.
– Может, ты заскочишь ко мне и заберешь меня? Я думаю, лучше рассказать Валентину, что происходит. Кажется, он думает – ты Филипп Марлоу и Супермен в одном лице.
Улыбка Гидеона была мрачной.
– Я буду у тебя около семи.
Он чувствовал свой бешеный пульс и попытался заставить себя успокоиться, зная, что они ничего не могут поделать, пока не доберутся до Парижа.
– А Майкл сможет побыть с Валентином, пока мы не вернемся?
– Конечно. И я думаю, нужно позвонить Джо Каттеру – пусть он скажет Лиле.
– Может, позвать еще Джо и Бетти? Валентину они нравятся.
– Я оставлю Майклу все номера телефонов – на всякий случай.
Руди колебался.
– Гидеон?
– Да?
– Что Зелееву нужно? Зачем он ее туда повез? Нет, я понимаю, что это из-за проклятой скульптуры, но ты думаешь – это все?
Гидеон почувствовал, как его сердце сжалось.
– Я хотел бы быть Господом Богом – чтобы знать.
Когда утром в пятницу Гидеон и Руди приземлились в Париже, у них уже было достаточно времени, чтобы все обсудить. Они пришли к выводу: так как Мадлен и Зелеев прилетели вечером, когда банки были уже закрыты, они должны были провести ночь в отеле – но уговорить хозяев парижских отелей позволить им взглянуть на книги регистрации прибывающих гостей было делом не более легким, чем найти банк, в котором Александр Габриэл оставил Eternit?.
– Я просто не могу поверить, что она никогда не говорила тебе, где скульптура.
– Она была счастлива оставить ее там, где она есть. Ты же знаешь, она не хотела возвращаться сюда, и мы никогда много не говорили об этом. Ты же знаешь мою сестру – ее нельзя назвать практичной женщиной.
Гидеон стал вглядываться в улицы города. Париж был все таким же очаровательным, с этим только ему присущим шармом, каким Гидеон помнил его со времен войны, и в другое время он был бы рад и взволнован, что видит его снова – но теперь город казался ему воплощением ада на земле.
Таксист сказал что-то, чего он не понял.
– Он хочет знать, где нас высадить.
В Орли они сказали ему, чтобы он их отвез в центр города.
Гидеон открыл записную книжку, которую взял из гостиной Мадди.
– Скажи ему – бульвар Осман, 32.
– К Леви?
– Нам нужна любая помощь, какую мы только можем найти, – сказал Гидеон. – Нам нужны почтенные французские граждане.
Ной уже ушел, но Эстель была дома и знала, где его найти. Услышав, что Мадлен попала в беду, Ной бросил все и помчался домой. Он никогда не видел Гидеона, но Мадлен писала им про их фиктивный брак и об их большой дружбе. Ною потребовался только один взгляд на этого большого, кареглазого и полубезумного от тревоги американца, чтобы понять – вне зависимости от того, знает это Мадлен или нет – они идеально подходят друг другу.
– Раз вы не знаете точно название банка и его местонахождение, – подчеркнул Ной, – да и в любом случае – Зелеев уже побывал там и взял то, что ему было нужно, – вам лучше всего заняться отелями.
– А вы не знаете, где он обычно любил останавливаться, когда был здесь?
Ной покачал головой.
– Я видел-то его всего один раз, давно, когда Мадлен еще работала у Люссаков, и я и понятия не имел, где он жил в тот раз, а возможно, он предпочитал останавливаться каждый раз в разных отелях.
Он сделал паузу.
– Но я припоминаю, он говорил о grand luxe с большим удовольствием и Предпочтением. Если он прилетел в Париж, чтобы заполучить то, на чем уже давно свихнулся, вряд ли он выберет отель ниже классом, n'est-ce pas?
– Может, Люссаки помнят? – предположил Руди.
– Сомневаюсь, – сказал Ной.
– Я им позвоню, – вызвалась Эстель. – Но независимо от этого, я думаю, вам нужно начать поиски.
Они начали с Плаца-Атэнэ на авеню Монтень.
18
Зелеев почти совсем не разговаривал с Мадлен с той самой минуты, когда она сделала свою последнюю роковую ошибку. Теперь она понимала, что должна была принять его предложение, соглашаться на что угодно. И она также знала, глядя на его новое, изменившееся, словно гранитное лицо, что слишком поздно что-то предпринимать, чтоб он передумал. До этого момента для нее было просто невозможно – несмотря на страшное открытие, что это именно он убил Дженнифер, несмотря на их путешествие через океан, на долгую фантасмагорическую ночь и это утро в банке – все еще невозможно было даже подумать, что Константин Иванович Зелеев мог сойти с ума.
Он всегда был эксцентричным человеком, с прихотями и фантазиями, переменчивого и живого темперамента, человек невероятно высокого о себе мнения – но он не был сумасшедшим и не был, Мадлен все еще была уверена, злодеем. Он был ее другом. Или это была гротескная шарада? Если мысленно прокрутить назад эти годы, десятилетия, даже к той ночи, ночи изгнания ее отца…
Ей было страшно даже подумать.
Он заказал им обоим легкий лэнч, бутылку вина для нее и водку для себя. Когда пришел официант, Зелеев заплатил ему у дверей и сам ввез столик в комнату, все время наблюдая за Мадлен. А потом он опять запер дверь и сел между ней и телефоном. И стал читать.
– Опять Виктор Гюго? – обронила Мадлен, и ее голос был хриплым от страха.
– Для меня эта книга – всегда захватывающая, ты знаешь, – он наклонил голову, и Мадлен заметила, что на самом деле он не читает эту давно назубок затверженную книгу, а просто смотрит неподвижно в страницу.
– Ты должна поесть, – сказал он, даже не взглянув на нее.
– Я не голодна.
– Очень жаль.
* * *
В час дня Зелеев встал и принес из ванной два льняных полотенца, в которые завернул скульптуру – пальцы его были нежными и любящими.
– Пошли.
– Куда?
– К сейфам отеля.
– А потом?
– Увидишь.
– У вас теперь есть Eternit?, – сказала она. – И нет больше причины мне здесь оставаться.
Она помолчала.
– Я хочу вернуться домой.
– Домой?
– К Валентину.
– И Тайлеру.
– К моему сыну.
Зелеев пошел к двери.
– Помни, – сказал он, и его голос был очень спокойным, – когда мы будем внизу. Жизнь Валентина все еще в моих руках, даже если я здесь.
Мадлен посмотрела в его жесткое лицо.
– Я даже и представить себе не могла, что дойду до того, что буду вас ненавидеть, Константин, – сказала она.
Он кивнул.
– Это просто замечательно, не правда ли – какие любопытные повороты есть у жизни про запас для всех нас?
Он открыл дверь.
– Пошли.
Они покинули отель в половине второго, не собрав свои вещи, оставив все в комнате. Константин надел свое кашемировое пальто, мягкую шляпу и черный кашемировый шарф. На Мадлен был брючный костюм с длинным пиджаком и широкими брюками – то, что было на ближайшей вешалке, когда Зелеев дал ей всего несколько минут, чтобы переодеться. Было очень холодно, и она дрожала, пока Зелеев просил швейцара найти такси, но ей казалось, что она точно так же дрожала бы, если б температура на улице скакнула до семидесяти градусов жары.
Подъехала машина-такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55