С детства я страдал от порочной любознательности, в результате которой не раз оказывался в постыдных ситуациях, хотя чувство стыда и покинуло меня много лет назад. Все это завершилось трагической развязкой, которую закон, безусловно, определит как убийство матери, что будет несправедливо, поскольку фактически убийцей миссис Брайтон являюсь я. Да, да, и убийцей Шарлотты Хант тоже.
Моим орудием стал человек с расстроенной психикой... Однако, я полагаю, мне следует вернуться в прошлое, чтобы стали понятны события последних дней.Пользу научного экспериментирования никто не отрицает: только благодаря ему наука сумела добиться выдающегося прогресса. Тем не менее иррациональное честолюбивое рвение познать то, что еще непознано другими, может лишить человека душевной чистоты и привести к трагическим, ужасающим пос-
ледствиям, если им движет стремление довести их до логического конца, как это было в случае со мной.Когда я говорю «им движет», я не пытаюсь реабилитировать себя. Перед богом у меня нет оправдания. Я пользуюсь этими двумя словами намеренно. С ранней юности я ощущал в себе какую-то внутреннюю силу, побуждавшую меня к действиям, которые — я это ясно осознавал — являлись оскорблением богу и всему человечеству. Я был подобен индивидууму, в которого вселился демон: я понимал это, но изгнать демона был не в состоянии.
Вот коротко о мотивации. Все вышесказанное не являлось обстоятельствами лишь последнего времени, и я не собираюсь утверждать, что не подозревал о порочности своих гнусных устремлений. Помню, еще в детстве меня чрезвычайно занимала мысль о том, сможет ли выжить цыпленок без защитного оперения. В нашем дворе бегали цыплята, я поймал одного, ощипал и потом долго рыдал над его холодным трупиком.
С такими моральными предпосылками, интересами, жизненными запросами я решил заняться медициной. Нет нужды детально объяснять, на какую благодатную почву упали пагубные задатки в моей душе, какие гигантские возможности открылись передо мной, полностью подавив те инстинкты порядочности и благопристойности, которые во мне оставались (при чтении этой фразы губы Шейна слегка искривились), отравив мне жизнь и разрушив то, что в противном случае могло бы стать предпосылками блестящей карьеры.
Уже в самом начале изучения медицины я понял, что главные возможности для экспериментирования открываются не при лечении тела, а при исцелении духа. Соответственно я посвятил себя всестороннему изучению обширных областей психологии, психиатрии, психометрии, а также углубленному ознакомлению с психофизикой, занимающейся комплексным духовным и телесным исцелением.
Я был восхищен, увлечен предоставившейся мне возможностью работать на грани метафизического в практически еще не исследованной области.Сейчас я содрогаюсь при мысли о том, сколько здоровых, нормальных интеллектов было загублено мною. С изобретательностью, достойной лучшего применения, я сумел достичь почти идеального баланса между нормальной и нарушенной психикой человека я подчеркиваю слово «почти». Идеала я не достиг, о чем свидетельствуют разрушенные интеллекты моих подопечных.
Но сегодня я ощущаю себя сильным. Я сам достиг полного равновесия, которое безуспешно пытался увидеть в других. Когда я пишу эти слова, я чувствую, что перешагиваю через ту пропасть, в которую низвергнуто так много моих пациентов. Я задаю себе вопрос, как долго я смогу сохранять это хрупкое рав-
новесне, и тороплюсь продолжить свое пространное признание, прежде чем до меня дотянется длань той же Немезиды, что настигла и тех, кто доверился мне.Короче говоря, в течение многих месяцев я разрабатывал теорию о том, что определенные психотропные препараты в комплексе с внушением - я называю подобный метод «психокатализом» в противоположность психоанализу способны привести к некоторым формам психического расстройства. Мое глубокое убеждение состояло в том, что если существует возможность разработать процедуру психокатализа и осуществить ее поэтапно, то в этом случае возможно реверсировать процесс, заменив препараты и характер внушения, вызывающие душевное расстройство, на их противоположность, и таким образом исцелить человека от безумия.
Фантазия? Гротескная химера? Возможно. Тем не менее в своей основе эта теория вполне здравая. Мечта, которая будет воплощена в жизнь более сильными натурами, чем я. Я завещаю свои графики, свои открытия и находки тем из своих коллег, которые полностью лишены придуманного ханжами понятия совести. Я чувствую, что сам уже не способен продолжать.
Возможности исследований, предоставившиеся мне в деле Брайтонов. были буквально ниспосланы небом. Несколько месяцев назад я был вынужден закрыть двери своей психиатрической больницы в Нью-Йорке. Моя рекордная, почти стопроцентная неспособность оказать помощь душевнобольным вызвала определенные сомнения у .нолей, стоит ли передавать в мои руки своих близких, страдающих психическими заболеваниями. Без человеческого материала для дальнейших экспериментов я чувствовал себя потерянным, хотя, судя по всему, был чрезвычайно близок к окончательному успеху.
Поэтому я восторженно встретил предложение сопровождать в Майами больного и двух молодых людей, с которыми я мог работать без помех, как мне вздумается.Не буду останавливаться на подробном анализе своего метода, с помощью которого мне удалось превратить умную и вполне нормальную девушку в одержимую манией убийства матери, в блуждающего по ночам безумца с неистовой жаждой крови, которую я сумел возбудить в ее невинной груди. Детали изложены в записях моих наблюдений за историей ее болезни. Они представляют интерес только для специалиста.
Достаточно сказать, что сразу же по прибытии в Майами я полностью переключил свое внимание на двух молодых людей. Поскольку на больного старика, который определенно был на грани смерти, времени у меня не оставалось, я пригласил местного терапевта и фактически полностью стал свободен.
В процессе своих прошлых экспериментов я убедился, что каждый индивидуум обладает некоторыми скрытыми фобиями или комплексами, находящими выражение в ряде более или менее четких признаков и представляющими своего рода путеводную нить к безумию, если эту фобию всячески усиливать внушением.
Выбрав первым Кларенса, я обнаружил в юноше противоестественную склонность к гомосексуализму. Начав поддерживать и развивать эту черту его характера, я был разочарован, не отметив адекватной реакции пациента. Будучи от природы ограниченным, со слабо развитым интеллектом, он обладал замедленными и нечеткими реакциями. В общем, достаточно скоро мне стало ясно, что Филлис представляет собой значительно более интересный материал для исследований.
Терпеливым проникновением в ее менталитет я обнаружил в ней нечетко обозначенный, но тем не менее несомненный уклон в сторону лесбиянства, к которому приплюсовывались еще менее заметные признаки комплекса Электры. Основа для эксперимента была достаточно слабой, однако пациентка была настолько нормальной, так быстро и легко реагировала на внешние стимулы, что желаемый процесс оказался стремительным.
Осторожными внушениями в строгом соответствии с фрейдистскими принципами я быстро наполнил ее подсознание нереализованным желанием причинить физическое страдание ее матери с тем, чтобы поквитаться за любовь несчастной женщины к своему мужу. Кроме того, иод предлогом лечения несуществующей болезни мне удавалось периодически воздействовать на пациентку гипнозом, приводя ее в такое состояние, когда ее мозг, сознание полностью отключались от ее поступков и из которого она возвращалась в нормальное лишь со смутными воспоминаниями о том, что происходило с ней в эти вызванные наркотическими препаратами периоды. Меняя дозы, я мог регулировать длительность и интенсивность подобных периодов.
Именно в этот решающий момент моего экспериментирования миссис Брайтон объявила о своем предстоящем приезде. Идти назад я не мог. Мною владело неистовое желание осуществить свой последний эксперимент с тем, чтобы установить, могу ли я полностью контролировать реакцию девушки на присутствие ее матери.
Лишь буквально перед самым приездом миссис Брайтон у меня появились некоторые сомнения относительно себя самого. Серия экспериментов, проведенных мною с девушкой, была настолько успешной, что она стала исключительно чутко реагировать на малейший внешний стимул, будь то наркотический препарат, или внушение. Фактически она находилась на грани безумия. Опасаясь, что в моих расчетах могла быть допущена ошибка и ее реакция на приезд матери могла оказаться сильнее, чем я полагал, я решил проконсультироваться с мистером Шейном в Майами. Он был рекомендован мне как весьма осмотрительный и способный детектив. Я изложил ему ситуацию в осторожных
терминах в той форме, которая казалась мне предпочтительней, и он согласился защищать мать от возможных трагических случайностей.Я возвратился после беседы с ним с чувством глубокого удовлетворения. Мистер Шейн не проявил излишней любознательности, произведя на меня впечатление чрезвычайно способного человека. Когда прибыла миссис Брайтон, дочь приветствовала ее со странной смесью ненависти и любви. Я внимательно наблюдал за ней, делая записи о характере ее поведения.
Ситуация стала исключительно напряженной во время обеда. Филлис вела себя грубо и раздражительно. Наблюдая за ней, я испытывал созидательную радость творца, чувствовал себя, как всемогущий бог, как гениальный музыкант, извлекающий чудесную мелодию из точно настроенного инструмента. Моим инструментом была Филлис Брайтон, моя воля была музыкантом. Все могло закончиться благополучно, не поддайся я искушению провести последний решающий тест.
Я должен был знать, смогу ли я принудить девушку убить свою мать, и после этого вернуть ее мозг к нормальному функционированию.Я не надеюсь, что меня поймут или простят. Это было безумие. Сознательное, хладнокровно замышленное убийство. Но я обязан был найти ответ. Что значила жизнь какой-то недалекой женщины по сравнению с огромной радостью от сознания конечного успеха? После обеда я отвел Филлис в сторону. Я приготовил тщательно рассчитанную дозу наркотика и приказал принять ее спустя полчаса. Она уходила от меня, как лунатик, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Я отправился в библиотеку в ожидании прихода мистера Шейна и результатов моего страшного эксперимента.
Все знают эти результаты. Девушка исчезла еще до того, как я смог проверить, возможно ли восстановить ее нормальную психику после совершенного ею страшного преступления. Сегодня она бродит где-то по улицам со своим крошечным пистолетом, безнадежно свихнувшаяся, одержимая манией убийства, за что только я, и один я, несу ответственность. Боже, помоги мне!
Существо, бывшее некогда Филлис Брайтон, сегодня вечером вновь нанесло удар. Она будет убивать вновь и вновь, пока ее не уничтожат. Подобно Франкенштейну, я создал чудовище, которым не способен управлять. Когда сегодня вечером в дом внесли безжизненное тело Шарлотты Хант, я понял, какую угрозу создал для общества.
Повторяю, я не собираюсь оправдывать себя. Я искупаю свою вину единственным доступным мне способом. Перед своей совестью и перед богом я виновен в преступлении, которое но своей гнусности может превзойти все другие, совершенные в этом столетии.
Филлис Брайтон необходимо найти и безжалостно уничтожить. Только за одно это я заслуживаю смертного приговора. Я ухожу и буду держать ответ перед богом за содеянное мною».
Джоул Педикью
Дочитав последнюю строчку, Майкл Шейн отложил в сторону листки бумаги. Подойдя к окну, он вдохнул свежий воздух и с удивлением обнаружил, что на улице ярко светит солнце. При чтении исповеди Педикью ему все время казалось, что комната погружена во мрак.
Тишину этой камеры смерти внезапно разорвал вой сирены стремительно приближавшейся полицейской машины. Шейн увидел, как по извилистой асфальтовой дорожке подъехал автомобиль и из него выскочил Питер Пейнтер. Он стал торопливо подниматься по ступеням, и тогда Шейн отошел от окна. Чиркнув спичкой, он поднес ее к листочкам бумаги. Огонь быстро охватил их, и, когда в комнату вбежал Пейнтер, от признания доктора Джоула Педикью осталась лишь кучка пепла.
Глава 12
При виде находящегося в комнате Шейна глаза Пойнтера сузились, и он, замедлив шаг, молча подошел к постели. Остановившись около безжизненного тела Педикью, он повернул голову и посмотрел на сыщика:
— Покойник?
— Да. Или гениальный притворщик, — ответил Шейн.
Пейнтер презрительно усмехнулся. Вновь повернувшись к трупу, он начал разглядывать лицо доктора и находившиеся возле него предметы.
— Самоубийство?
— Не знаю, я при сем не присутствовал.
В дверях появился мистер Монтроуз, поникший и беспомощный. Увидев его, Шейн заметил:
— Вы к этому должны были уже привыкнуть. Пейнтер резко обернулся к вошедшему:
— Я вызвал коронера. До его прихода ничего не трогать.
— Почему бы тебе и коронеру не перенести сюда свой офис? Тогда бы вы держали у ворот дежурный катафалк и всех покойников обслуживали по высшему разряду, — произнес Шейн.
— Почему бы тебе, — с трудом сдерживая ярость, сказал сквозь зубы Пейнтер, — не убраться отсюда к чертовой матери?
Шейн пожал плечами:
— Я просто даю полезный совет.
— Мне надо одеться, — дрожащим голосом заявил мистер Монтроуз. — Я оставлю вас на минутку.
Не обращая на него внимания, Пейнтер сделал шаг в сторону Шейна:
— Я ищу тебя целое утро.
— Я не прячусь. — Опустившись еще глубже в кресло, Шейн затянулся сигаретой. Пейнтер остановился перед ним, широко расставив ноги.
— Я выяснил, где была Шарлотта Хант вчера вечером перед тем, как ее убили.
— Завидуешь?
— Тебе придется многое объяснить, Шейн.
— От меня не дождетесь объяснений.
Глаза Пейнтера вспыхнули, руки сжались в кулаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21