https://wodolei.ru/catalog/bide/pristavka/
роман
Глава 1
Девушка, сидевшая напротив Майкла Шейна в его гостиничном номере, была красивой и модно одетой, хотя выглядела чересчур чистой и непорочной, чтобы вызвать у него интерес. Молодая — определенно моложе двадцати лет, — с изящной фигурой, она сидела напряженно, с какой-то противоестественной скованностью. На ее губах лежал толстый слой помады, щеки же, напротив, отливали белизной.
Она сказала: «Меня зовут Филлис Брайтон», — полагая, видимо, что эта короткая фраза должна объяснить все.
На самом деле эти три слова Шейну не говорили ни о чем. Бросив вопросительное «да?», он обратил внимание на странное самоуничижительное выражение ее глаз: для подобного взгляда она была слишком молода и красива. Ее сузившиеся мутноватые зрачки, напряженно вглядывавшиеся в лицо собеседника, производили болезненное впечатление.
— Я из Майами-Бич, — сообщила она, будто после этих слов дальнейших разъяснений не требовалось. Слегка переместившись в кресле, она приняла еще более чопорную, напряженную позу, и только пальцы ее лежавших на коленях рук находились в непрестанном нервном движении.
Так ничего и не поняв, Шейн тем не менее сказал: «Понятно». Больше он не всматривался в ее глаза, а откинувшись на спинку кресла, сделал попытку расслабиться:
— Вы не имеете в виду жаргонный смысл слов «Майами-Бич» — пляж для купальщиков и любителей позагорать?
— Что? — манеры девицы становились менее скованными по мере того, как Шейн вел себя все более по-домашнему.
— Некоторые ищут удачи на пляжах — «пляжные мальчики», «пляжные девочки».
На ее губах появилась легкая улыбка. «Если она сбросит напряжение, — подумал Шейн, — и улыбнется от души, на ее левой щеке появится ямочка».
— Нет, что вы, - возразила она. — Просто сейчас мы живем в одном из наших домов в пригороде под названием «Пляж» —-Майами-Бич. Мой отец - Руфус Брайтон.
Теперь картина начала проясняться. Она была из тех Брай-тонов. Шейн положил одна на другую свои на редкость длинные ноги, прикрыв ладонью колено.
— Ваш отчим, насколько я понимаю?
— Да. — Неожиданно она стала говорить быстро, словно боясь, что не успеет высказаться до конца: — Четыре месяца назад в Нью-Йорке с ним случился удар, то есть через месяц после того, как он и моя мама обвенчались. Я в то время путешествовала по Европе. Врачи рекомендовали отправить его во Флориду подальше от северных холодов. Я приехала сюда вместе с ним, доктором и его сыном.
— Сыном Брайтона? — спросил Шейн. — Или доктора?
— Сыном мистера Брайтона от его первого брака Кларенсом. Мама осталась в Нью-Йорке, у нее там какие-то дела. Она приезжает сегодня во второй половине .дня. — По мере того, как она говорила, голос ее слабел.
Шейн терпеливо ждал продолжения рассказа. Спешить ему было некуда. В номере его отеля, расположенного на берегу реки Майами, стояла уютная прохлада. Срочных дел в данный момент у него не предвиделось.
Филлис глубоко вздохнула:
— Не знаю, право, не знаю, как вам обо всем рассказать.
Шейн закурил. Помогать девушке, побуждать ее к продолжению рассказа он не собирался. Если ей что-то мешало излить душу, эту преграду она должна была преодолеть сама.
— Вы... вы частный сыщик? Что-то вроде ищейки?
Левой рукой Шейн пригладил свои непокорные рыжие волосы. На его лице появилась ироническая усмешка:
— Сыщик, что-то вроде ищейки... Меня называли разными гнусными именами, но «ищейка», пожалуй, самое подходящее.
Слегка отвернув от него голову, она облизнула пересохшие губы. Потом продолжала скороговоркой:
— Вам никогда не приходилось иметь дело с людьми, убивающими своих близких? Тех, кого любишь больше всего?
Шейн медленно покачал головой:
— Мне тридцать пять, мисс Брайтон, но я толком так и не знаю, что имеет в виду человек под словами «тех, кого любишь больше всего». Может быть, вы поясните.
Глаза Филлис неожиданно наполнились слезами:
— Нет, я все-таки должна! Должна рассказать обо всем, иначе сойду с ума!
Кивнув, Шейн подавил желание сказать, что это может случиться достаточно скоро. Глянув ей прямо в глаза, он спросил:
— Кого вы собираетесь убить? И почему? Непроизвольно подавшись назад, она судорожно пробормотала сквозь зубы:
— Мою... мою маму.
Глубокомысленно промычав «хм-хм-хм», Шейн отвернулся и глубоко затянулся сигаретой. За годы работы сыщиком он привык к разного рода неожиданностям и сюрпризам со стороны клиентов, тем не менее ответ девушки поразил его.
Вы считаете меня ненормальной? - Голос его собеседницы был истеричным.
— Все мы временами бываем не в своей тарелке.
- Я не это имею в виду. Я говорю о настоящем сумасшествии. Впрочем, мне все понятно, мое состояние ухудшается с каждым днем.
Вновь кивнув в знак согласия, Шейн раздавил окурок о бронзовую пепельницу, стоявшую на столике между ними:
— Возможно, вы обратились не по адресу — вам нужен не сыщик, а психиатр.
- Нет, нет! — Опершись обеими ладонями о столик, она резко подалась вперед. Не пухлые красные губы оттянулись назад, обнажив полоску ровных белых зубов, в глазах читались отчаяние и страх.
-- Они говорят, что я схожу с ума. Иногда мне кажется, они специально стараются свести меня с ума. Они говорят, я могу убить маму. Хотят заставить меня поверить в это. Я не хочу верить подобным вещам, но чувствую, что бессильна бороться с собой. Мама приезжает сегодня...
Умолкнув, она посмотрела на Шейна. Он закурил очередную сигарету, придвинув пачку ближе к ней. Не обратив внимания на сигареты, она продолжала умоляюще глядеть на него:
— Вы должны помочь мне. Должны...
-Хорошо, хорошо,- успокоил ее Шейн. — Я помогу вам, но я никогда не умел отгадывать загадки.
— Знаете, мне тяжело говорить о таких страшных делах. Есть вещи, которые выше человеческих сил, -- произнесла она.
Медленно разогнув спину, Майкл Шейн встал на ноги. У него была нескладная долговязая фигура, маскировавшая стальные мышцы, и худощавое лицо с веснушчатыми впалыми щеками. Его непокорные огненно рыжие волосы придавали ему вид сорванца-мальчишки, что находилось в странном несоответствии с крупными, резкими, даже грубыми чертами липа. Когда он улыбался, суровое выражение покидало его, и тогда он ничем не напоминал умудренного жизнью частного сыщика, взобравшеюся на вершину профессиональной славы долгим и трудным путем.
Улыбнувшись Филлис Брайтон, он пересек гостиную и, подойдя к окну, открыл его. Свежий бриз с залива Бискейн заполнил помещение.
- Не волнуйтесь. — Его голос был спокойным и ровным. По своему опыту он знал, что в подобных ситуациях не нужно подгонять собеседника. Ему следует собраться с духом, прежде чем рассказать обо всем. - Внутри вас накопилось напряжение, пусть оно вырвется наружу. Знаете, я подумал, что психиатр вам, пожалуй, ни к чему. Вам необходимо высказаться. Говорите, я вас внимательно слушаю.
— Спасибо. Теперь она говорила медленно и негромко, почти шепотом, и ему приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова. — Если бы вы только знали...
Кое-что Шейн уже знал. Часть информации он почерпнул из газет, о других вещах можно было догадаться.
— Конечно, вы не сходите с ума. Забудьте об этом. Если бы дела обстояли по-другому, вы просто не осознавали бы своего положения. — Он сделал паузу. — Итак, ваша мать...
— Она приезжает сегодня во второй половине дня. Из Нью-Йорка.
— Об этом вы уже говорили.
— Когда они думают, что я не слышу, то говорят обо мне постоянно. Вчера вечером предупреждали друг друга, что за мной нужно следить, когда приедет мама. — По ее телу пробежала дрожь. — Вот почему я решила прийти к вам.
— Вы несколько раз сказали «они». Кого конкретно вы имеете в виду?
— Доктора Педикыо и Монти. Мистера Монтроуза. Он личный секретарь мистера Брайтона.
Прислонившись к окну и опершись локтями о высокий подоконник, Шейн спросил:
— Какие у них основания для опасений? И что это вообще за история? Вы ненавидите свою мать?
— Нет! Я люблю ее. А в этом... в этом, как они говорят, и вся суть вопроса.
Под пристальным взглядом Шейна кровь прихлынула к лицу Филлис. Пока что разговор с девушкой не разъяснил ему ничего.
— Может, вы поделитесь со мной, о чем они говорят. — Голос Шейна был спокойным и бесстрастным. — Пожалуйста, не извиняйтесь и не оправдывайтесь. Изложите мне факты — в них я попробую разобраться сам.
Сложив вместе обе руки, Филлис Брайтон глубоко вздохнула, и слова непрерывным потоком полились из ее рта. Казалось, они были заперты в каком-то уголке ее памяти и сейчас, приоткрыв задвижку, она выпустила их на свободу:
— Они говорят, что я страдаю комплексом Электры, что я ревную мамочку к мистеру Брайтону из-за ее замужества. Говорят, будто я помешалась на этой почве и собираюсь убить ее, чтобы она ему не досталась.
— Они говорят правду? — Шейн буквально выстрелил в нее вопросом, не дав ей времени на раздумье.
Подняв на него свои мутноватые глаза, она яростно воскликнула: — Нет! — Потом, опустив голову, добавила сдавленным голосом: — Не знаю.
Шейн сухо произнес: все выдумали. Но у меня... все как-то перепуталось. Я даже думать не хочу, боюсь думать. Во мне сидит что-то страшное, я чувствую, как оно нарастает, усиливается. Не могу от него скрыться... Они говорят, я не способна уйти сама от себя.
— Разве не лучше решить вопрос самой, чем позволять им думать за тебя?
— Но я не в состоянии трезво рассуждать. Происходящее представляется мне кошмаром. Со мной случаются приступы.
Его собеседница была совсем юной. Стоя в противоположном конце гостиной, Майкл Шейн смотрел на нее, испытывая сложную гамму противоречивых чувств. Слишком рано для ее возраста страдать от приступов, непростительно терять способность здраво мыслить. Однако он не был нянькой. Он раздраженно потряс головой, потом, подойдя к домашнему бару, достал бутылку коньяка. Продолжая глядеть на посетительницу, он вопросительно приподнял свои кустистые брови:
— Выпьешь?
— Нет. — Ее взгляд был устремлен на ковер. Он не успел наполнить коньяком рюмку, как девушка снова быстро заговорила с безнадежной интонацией:
— Наверное, я совершила глупость, что пришла к вам. Никто не в состоянии помочь мне. Я одинока, но больше не могу выносить одиночества. Возможно, они правы. — Ее голос становился все тише, пока не превратился в едва различимый шепот: — Но я ненавижу его. Ничего не могу с собой поделать. Не могу понять, как мать смогла выйти за него замуж. Мы были так счастливы вместе. Сейчас все изменилось. Какой смысл продолжать жить? — Ее губы еле шевелились.
Теперь девушка разговаривала не с ним — сама с собой. Казалось, она забыла о его присутствии, устремив в окно отстраненный тусклый взгляд. Минуту спустя, когда она медленно встала, мышцы ее лица нервно подергивались. Сделав шаг в сторону окна, она неожиданно рванулась вперед.
Шейн бросился наперерез. Судорожно глотая ртом воздух, она попыталась вцепиться ногтями ему в лицо. Чувствуя, как нарастает в нем волна злобы, он ударил краем ладони но ее плечу, потом стал ее яростно трясти.
Когда обмякшее тело Филлис Брайтон начало бессильно опускаться на пол, он обхватил ее правой рукой за поясницу. Повиснув на его руке, она запрокинула голову и закрыла глаза. Через тонкий вязаный жакет спортивного костюма ее упругая грудь с силой упиралась ему в бок.
Раздражение и озлобленность, вызванные истеричным поведением странной посетительницы, постепенно сменились у Шейна тревогой и озабоченностью. Глядя, как беспокойно подрагивают ее губы, как неровно и часто она дышит, он думал о том, что перед ним по существу едва вступающий в жизнь ребенок.
Внезапно он отчетливо осознал, что не верит этой бессмыслице о ней и ее матери. Если бы дело обстояло так, как ей пытались внушить, он чувствовал бы к ней инстинктивное отвращение. Сейчас же он был далек от подобного чувства. Он снова начал трясти ее, с трудом подавив в себе желание коснуться ее рта губами.
Наконец, она открыла глаза.
— Хватит представлений,— раздраженно произнес он. Полулежа в кресле, она молча смотрела на него, время от времени прикусывая острыми зубками нижнюю губу.
Приступ истерии не был притворством с ее стороны, однако смысла происходящего Шейн пока не улавливал. Но именно такие, кажущиеся на первый взгляд бессмысленными дела он и любил. Шейн давно уже стал отказываться от рутинных, без изюминки дел. Только по этой причине у него не было ни престижного офиса, пи постоянного штата сотрудников. Внешняя, рассчитанная на публику сторона жизни и деятельности частного детектива ему претила. Майами кишел подонками, выдававшими себя за сыщиков с помощью крикливой рекламы и ярких вывесок. Майкл Шейн не брался за работу, если она не представляла для него интереса. На это он шел лишь в крайних случаях, когда в кармане у него не было ни цента. Дело Филлис Брайтон — если оно было делом, а не историей болезни — заинтересовало его. Здесь что-то таилось в глубине, не обнаруживаясь с поверхности, и Шейн чувствовал, как в предвкушении захватывающего поединка с пока еще неведомым противником напряглись его нервы. Такого состояния он не испытывал уже давно.
Опустившись в кресло, он произнес:
— Главное, что тебе сейчас нужно, — это доверие. Так вот, такой человек нашелся: я тебе верю. Но нужно попытаться и самой поверить в себя. Договорились?
В глазах у Филлис стояли слезы.
— Вы добрый человек, — сказала она. — Не знаю, как вас благодарить.
— Трудный вопрос, — согласился Шейн. — Деньги у тебя имеются?
— Немного. Боюсь, что недостаточно. Может быть, подойдет вот это?
Достав из сумочки жемчужное ожерелье, она неуверенно протянула его Шейну. Крупные отборные жемчужины переливались в солнечных лучах нежным блеском. Не меняя выражения лица, он принял браслет в протянутую ладонь.
— Подойдет.
Открыв средний ящик письменного стола, Шейн небрежно опустил в него ожерелье. После этого его поведение стало более решительным.
— Уж ты реши для себя ---да или нет, тем более, что мать приезжает сегодня.
— Это слишком ужасно, чтобы быть правдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Глава 1
Девушка, сидевшая напротив Майкла Шейна в его гостиничном номере, была красивой и модно одетой, хотя выглядела чересчур чистой и непорочной, чтобы вызвать у него интерес. Молодая — определенно моложе двадцати лет, — с изящной фигурой, она сидела напряженно, с какой-то противоестественной скованностью. На ее губах лежал толстый слой помады, щеки же, напротив, отливали белизной.
Она сказала: «Меня зовут Филлис Брайтон», — полагая, видимо, что эта короткая фраза должна объяснить все.
На самом деле эти три слова Шейну не говорили ни о чем. Бросив вопросительное «да?», он обратил внимание на странное самоуничижительное выражение ее глаз: для подобного взгляда она была слишком молода и красива. Ее сузившиеся мутноватые зрачки, напряженно вглядывавшиеся в лицо собеседника, производили болезненное впечатление.
— Я из Майами-Бич, — сообщила она, будто после этих слов дальнейших разъяснений не требовалось. Слегка переместившись в кресле, она приняла еще более чопорную, напряженную позу, и только пальцы ее лежавших на коленях рук находились в непрестанном нервном движении.
Так ничего и не поняв, Шейн тем не менее сказал: «Понятно». Больше он не всматривался в ее глаза, а откинувшись на спинку кресла, сделал попытку расслабиться:
— Вы не имеете в виду жаргонный смысл слов «Майами-Бич» — пляж для купальщиков и любителей позагорать?
— Что? — манеры девицы становились менее скованными по мере того, как Шейн вел себя все более по-домашнему.
— Некоторые ищут удачи на пляжах — «пляжные мальчики», «пляжные девочки».
На ее губах появилась легкая улыбка. «Если она сбросит напряжение, — подумал Шейн, — и улыбнется от души, на ее левой щеке появится ямочка».
— Нет, что вы, - возразила она. — Просто сейчас мы живем в одном из наших домов в пригороде под названием «Пляж» —-Майами-Бич. Мой отец - Руфус Брайтон.
Теперь картина начала проясняться. Она была из тех Брай-тонов. Шейн положил одна на другую свои на редкость длинные ноги, прикрыв ладонью колено.
— Ваш отчим, насколько я понимаю?
— Да. — Неожиданно она стала говорить быстро, словно боясь, что не успеет высказаться до конца: — Четыре месяца назад в Нью-Йорке с ним случился удар, то есть через месяц после того, как он и моя мама обвенчались. Я в то время путешествовала по Европе. Врачи рекомендовали отправить его во Флориду подальше от северных холодов. Я приехала сюда вместе с ним, доктором и его сыном.
— Сыном Брайтона? — спросил Шейн. — Или доктора?
— Сыном мистера Брайтона от его первого брака Кларенсом. Мама осталась в Нью-Йорке, у нее там какие-то дела. Она приезжает сегодня во второй половине .дня. — По мере того, как она говорила, голос ее слабел.
Шейн терпеливо ждал продолжения рассказа. Спешить ему было некуда. В номере его отеля, расположенного на берегу реки Майами, стояла уютная прохлада. Срочных дел в данный момент у него не предвиделось.
Филлис глубоко вздохнула:
— Не знаю, право, не знаю, как вам обо всем рассказать.
Шейн закурил. Помогать девушке, побуждать ее к продолжению рассказа он не собирался. Если ей что-то мешало излить душу, эту преграду она должна была преодолеть сама.
— Вы... вы частный сыщик? Что-то вроде ищейки?
Левой рукой Шейн пригладил свои непокорные рыжие волосы. На его лице появилась ироническая усмешка:
— Сыщик, что-то вроде ищейки... Меня называли разными гнусными именами, но «ищейка», пожалуй, самое подходящее.
Слегка отвернув от него голову, она облизнула пересохшие губы. Потом продолжала скороговоркой:
— Вам никогда не приходилось иметь дело с людьми, убивающими своих близких? Тех, кого любишь больше всего?
Шейн медленно покачал головой:
— Мне тридцать пять, мисс Брайтон, но я толком так и не знаю, что имеет в виду человек под словами «тех, кого любишь больше всего». Может быть, вы поясните.
Глаза Филлис неожиданно наполнились слезами:
— Нет, я все-таки должна! Должна рассказать обо всем, иначе сойду с ума!
Кивнув, Шейн подавил желание сказать, что это может случиться достаточно скоро. Глянув ей прямо в глаза, он спросил:
— Кого вы собираетесь убить? И почему? Непроизвольно подавшись назад, она судорожно пробормотала сквозь зубы:
— Мою... мою маму.
Глубокомысленно промычав «хм-хм-хм», Шейн отвернулся и глубоко затянулся сигаретой. За годы работы сыщиком он привык к разного рода неожиданностям и сюрпризам со стороны клиентов, тем не менее ответ девушки поразил его.
Вы считаете меня ненормальной? - Голос его собеседницы был истеричным.
— Все мы временами бываем не в своей тарелке.
- Я не это имею в виду. Я говорю о настоящем сумасшествии. Впрочем, мне все понятно, мое состояние ухудшается с каждым днем.
Вновь кивнув в знак согласия, Шейн раздавил окурок о бронзовую пепельницу, стоявшую на столике между ними:
— Возможно, вы обратились не по адресу — вам нужен не сыщик, а психиатр.
- Нет, нет! — Опершись обеими ладонями о столик, она резко подалась вперед. Не пухлые красные губы оттянулись назад, обнажив полоску ровных белых зубов, в глазах читались отчаяние и страх.
-- Они говорят, что я схожу с ума. Иногда мне кажется, они специально стараются свести меня с ума. Они говорят, я могу убить маму. Хотят заставить меня поверить в это. Я не хочу верить подобным вещам, но чувствую, что бессильна бороться с собой. Мама приезжает сегодня...
Умолкнув, она посмотрела на Шейна. Он закурил очередную сигарету, придвинув пачку ближе к ней. Не обратив внимания на сигареты, она продолжала умоляюще глядеть на него:
— Вы должны помочь мне. Должны...
-Хорошо, хорошо,- успокоил ее Шейн. — Я помогу вам, но я никогда не умел отгадывать загадки.
— Знаете, мне тяжело говорить о таких страшных делах. Есть вещи, которые выше человеческих сил, -- произнесла она.
Медленно разогнув спину, Майкл Шейн встал на ноги. У него была нескладная долговязая фигура, маскировавшая стальные мышцы, и худощавое лицо с веснушчатыми впалыми щеками. Его непокорные огненно рыжие волосы придавали ему вид сорванца-мальчишки, что находилось в странном несоответствии с крупными, резкими, даже грубыми чертами липа. Когда он улыбался, суровое выражение покидало его, и тогда он ничем не напоминал умудренного жизнью частного сыщика, взобравшеюся на вершину профессиональной славы долгим и трудным путем.
Улыбнувшись Филлис Брайтон, он пересек гостиную и, подойдя к окну, открыл его. Свежий бриз с залива Бискейн заполнил помещение.
- Не волнуйтесь. — Его голос был спокойным и ровным. По своему опыту он знал, что в подобных ситуациях не нужно подгонять собеседника. Ему следует собраться с духом, прежде чем рассказать обо всем. - Внутри вас накопилось напряжение, пусть оно вырвется наружу. Знаете, я подумал, что психиатр вам, пожалуй, ни к чему. Вам необходимо высказаться. Говорите, я вас внимательно слушаю.
— Спасибо. Теперь она говорила медленно и негромко, почти шепотом, и ему приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова. — Если бы вы только знали...
Кое-что Шейн уже знал. Часть информации он почерпнул из газет, о других вещах можно было догадаться.
— Конечно, вы не сходите с ума. Забудьте об этом. Если бы дела обстояли по-другому, вы просто не осознавали бы своего положения. — Он сделал паузу. — Итак, ваша мать...
— Она приезжает сегодня во второй половине дня. Из Нью-Йорка.
— Об этом вы уже говорили.
— Когда они думают, что я не слышу, то говорят обо мне постоянно. Вчера вечером предупреждали друг друга, что за мной нужно следить, когда приедет мама. — По ее телу пробежала дрожь. — Вот почему я решила прийти к вам.
— Вы несколько раз сказали «они». Кого конкретно вы имеете в виду?
— Доктора Педикыо и Монти. Мистера Монтроуза. Он личный секретарь мистера Брайтона.
Прислонившись к окну и опершись локтями о высокий подоконник, Шейн спросил:
— Какие у них основания для опасений? И что это вообще за история? Вы ненавидите свою мать?
— Нет! Я люблю ее. А в этом... в этом, как они говорят, и вся суть вопроса.
Под пристальным взглядом Шейна кровь прихлынула к лицу Филлис. Пока что разговор с девушкой не разъяснил ему ничего.
— Может, вы поделитесь со мной, о чем они говорят. — Голос Шейна был спокойным и бесстрастным. — Пожалуйста, не извиняйтесь и не оправдывайтесь. Изложите мне факты — в них я попробую разобраться сам.
Сложив вместе обе руки, Филлис Брайтон глубоко вздохнула, и слова непрерывным потоком полились из ее рта. Казалось, они были заперты в каком-то уголке ее памяти и сейчас, приоткрыв задвижку, она выпустила их на свободу:
— Они говорят, что я страдаю комплексом Электры, что я ревную мамочку к мистеру Брайтону из-за ее замужества. Говорят, будто я помешалась на этой почве и собираюсь убить ее, чтобы она ему не досталась.
— Они говорят правду? — Шейн буквально выстрелил в нее вопросом, не дав ей времени на раздумье.
Подняв на него свои мутноватые глаза, она яростно воскликнула: — Нет! — Потом, опустив голову, добавила сдавленным голосом: — Не знаю.
Шейн сухо произнес: все выдумали. Но у меня... все как-то перепуталось. Я даже думать не хочу, боюсь думать. Во мне сидит что-то страшное, я чувствую, как оно нарастает, усиливается. Не могу от него скрыться... Они говорят, я не способна уйти сама от себя.
— Разве не лучше решить вопрос самой, чем позволять им думать за тебя?
— Но я не в состоянии трезво рассуждать. Происходящее представляется мне кошмаром. Со мной случаются приступы.
Его собеседница была совсем юной. Стоя в противоположном конце гостиной, Майкл Шейн смотрел на нее, испытывая сложную гамму противоречивых чувств. Слишком рано для ее возраста страдать от приступов, непростительно терять способность здраво мыслить. Однако он не был нянькой. Он раздраженно потряс головой, потом, подойдя к домашнему бару, достал бутылку коньяка. Продолжая глядеть на посетительницу, он вопросительно приподнял свои кустистые брови:
— Выпьешь?
— Нет. — Ее взгляд был устремлен на ковер. Он не успел наполнить коньяком рюмку, как девушка снова быстро заговорила с безнадежной интонацией:
— Наверное, я совершила глупость, что пришла к вам. Никто не в состоянии помочь мне. Я одинока, но больше не могу выносить одиночества. Возможно, они правы. — Ее голос становился все тише, пока не превратился в едва различимый шепот: — Но я ненавижу его. Ничего не могу с собой поделать. Не могу понять, как мать смогла выйти за него замуж. Мы были так счастливы вместе. Сейчас все изменилось. Какой смысл продолжать жить? — Ее губы еле шевелились.
Теперь девушка разговаривала не с ним — сама с собой. Казалось, она забыла о его присутствии, устремив в окно отстраненный тусклый взгляд. Минуту спустя, когда она медленно встала, мышцы ее лица нервно подергивались. Сделав шаг в сторону окна, она неожиданно рванулась вперед.
Шейн бросился наперерез. Судорожно глотая ртом воздух, она попыталась вцепиться ногтями ему в лицо. Чувствуя, как нарастает в нем волна злобы, он ударил краем ладони но ее плечу, потом стал ее яростно трясти.
Когда обмякшее тело Филлис Брайтон начало бессильно опускаться на пол, он обхватил ее правой рукой за поясницу. Повиснув на его руке, она запрокинула голову и закрыла глаза. Через тонкий вязаный жакет спортивного костюма ее упругая грудь с силой упиралась ему в бок.
Раздражение и озлобленность, вызванные истеричным поведением странной посетительницы, постепенно сменились у Шейна тревогой и озабоченностью. Глядя, как беспокойно подрагивают ее губы, как неровно и часто она дышит, он думал о том, что перед ним по существу едва вступающий в жизнь ребенок.
Внезапно он отчетливо осознал, что не верит этой бессмыслице о ней и ее матери. Если бы дело обстояло так, как ей пытались внушить, он чувствовал бы к ней инстинктивное отвращение. Сейчас же он был далек от подобного чувства. Он снова начал трясти ее, с трудом подавив в себе желание коснуться ее рта губами.
Наконец, она открыла глаза.
— Хватит представлений,— раздраженно произнес он. Полулежа в кресле, она молча смотрела на него, время от времени прикусывая острыми зубками нижнюю губу.
Приступ истерии не был притворством с ее стороны, однако смысла происходящего Шейн пока не улавливал. Но именно такие, кажущиеся на первый взгляд бессмысленными дела он и любил. Шейн давно уже стал отказываться от рутинных, без изюминки дел. Только по этой причине у него не было ни престижного офиса, пи постоянного штата сотрудников. Внешняя, рассчитанная на публику сторона жизни и деятельности частного детектива ему претила. Майами кишел подонками, выдававшими себя за сыщиков с помощью крикливой рекламы и ярких вывесок. Майкл Шейн не брался за работу, если она не представляла для него интереса. На это он шел лишь в крайних случаях, когда в кармане у него не было ни цента. Дело Филлис Брайтон — если оно было делом, а не историей болезни — заинтересовало его. Здесь что-то таилось в глубине, не обнаруживаясь с поверхности, и Шейн чувствовал, как в предвкушении захватывающего поединка с пока еще неведомым противником напряглись его нервы. Такого состояния он не испытывал уже давно.
Опустившись в кресло, он произнес:
— Главное, что тебе сейчас нужно, — это доверие. Так вот, такой человек нашелся: я тебе верю. Но нужно попытаться и самой поверить в себя. Договорились?
В глазах у Филлис стояли слезы.
— Вы добрый человек, — сказала она. — Не знаю, как вас благодарить.
— Трудный вопрос, — согласился Шейн. — Деньги у тебя имеются?
— Немного. Боюсь, что недостаточно. Может быть, подойдет вот это?
Достав из сумочки жемчужное ожерелье, она неуверенно протянула его Шейну. Крупные отборные жемчужины переливались в солнечных лучах нежным блеском. Не меняя выражения лица, он принял браслет в протянутую ладонь.
— Подойдет.
Открыв средний ящик письменного стола, Шейн небрежно опустил в него ожерелье. После этого его поведение стало более решительным.
— Уж ты реши для себя ---да или нет, тем более, что мать приезжает сегодня.
— Это слишком ужасно, чтобы быть правдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21